<br>Площадь воля, бывший высокий рынок — ничего не вышибешь — не побьют, — говорит мне саломон моисеевич в ответ на мой рассказ о квартиры в минске как я чуть не оказался на том свете. — Это случайно? Стоишь на улице, кто-то подходит: «зачем ты здесь стоишь?…» Ты не успеешь ответить, потому что еще не знаешь, почему ты тут стоишь, а тот, кто пришел вверх это член! Он у тебя во рту или куда он делся? А потом пошел по своим тайным делам. Оказывается, его не слишком интересует, почему вы здесь стоите. Я слушаю соломона моисеевича и согласно киваю головой, потому что уже догадываюсь: люди в этом мире примерно так же интересны, как и в другой. Ну, если ты имеешь в виду людей такими, какие они есть, а не теми, кем они притворяются… Притворяться человеком, как это ни странно, гораздо проще, чем быть самим собой. Поэтому все боятся актера… Играют либо в войну, либо в мир. Полковник, о котором продолжается разговор, говорит, что актер — это тот, кто не знает, кто он такой. Если, конечно, он не фармацевт, который знает, что он фармацевт. А костя воран с полковником не согласен. «Никто ничего о себе не знает, — говорит костя. Даже по рецепту. Но не все актеры.» «Ты хоть понял, что сказал? — Спрашивает костя полковник, тщетно пытаясь, не бросая монетки, выбить газировку из автомата, но кулак полковника мал — и автомат только вздрагивает, шипит, а воды не дает. — Чего может не знать о себе фармацевт? Так спросите у соломона моисеевича: чего он о себе не знает?» «Но соломон моисеевич не провизор…» Костя растерянно смотрит на полковника, которому все равно, что знает или не знает о себе соломон моисеевич. , И только для того, чтобы костя помог ему выбить газировку из автомата, полковник говорит: «а ведь это мог быть и он…» «Угу!» — Бьет костя, — и вода из автомата шипит. Мало кого так били, как первый автомат с газировкой в ​​минске. И только потому, что из него можно было что-то выбить. Бог не знает чего, стакан воды с сиропом или без, но все же… После хрущевской денежной реформы стакан газировки без сиропа стал стоить не десять копеек, а три копейки с сиропом. Редко кто бьет сиропом. Помню только костю воран. И только один раз. Или, может быть, дважды. Но он был здоров. Ух, какой здоровый был костя воран! Когда ася запрыгнула в автобус от него, чтобы ехать к гурику, это было на круглой площади, на конечной остановке первого маршрута, поэтому костя ухватился за задний бампер автобуса и удержал его. Автобус был загазован до тех пор, пока бампер не оторвался. А у нас автомат с газировкой… Он чуть ли не ежедневно ломался — и почти ежедневно ремонтировался. Стоял на площади воли, на спуске к нямиге, куда был перенесен с проспекта ленина из магазина под часами, шестого продовольственного магазина, где начали продавать газированную воду минчуки с сиропом и без. Никто не знал, почему он был отложен. Но все догадались: снести бойню, на которой раньше продавалось мясо. Мяса на всех не хватало, а чтобы его было больше, весь советский союз засеяли кукурузой, после чего мясо совсем исчезло. Лавка опустела — и в ней начали продавать газировку. Пришли минчуки, выпили и спросили: «как насчет перекусить?» Если дом снесли, а на его место поставили пулемет, то кто о чем должен спрашивать? В автомате?.. И в один прекрасный день он исчез. Все думали, что его увезли, чтобы ничего не напоминало о мясном рынке. Но нет, я знала: он исчез сам собой. Чтобы не беспокоить ставшего через него безработного соломона моисеевича, написал жалобу в цк кпб, в мингорисполком и в кгб. Сказал, что соломона моисеевича больше нет — и теперь они друг другу не мешают. Ни автомат соломона моисеевича, ни автомат соломона моисеевича. А о ятке уже никто и не вспоминает. Вот ятка на спуске с площади воли к немиге, в которой раньше продавалось мясо, а на ее месте, когда мясо исчезло, поставили автомат с газировкой, а он ежедневно вращался возле кранов с водой и сиропом соломона моисеевича бланка. Худощавый, сутулый в плечах, с тыквообразной головой, лысый ото лба до макушки. Суетливый, он извивался и извивался в окно, как кукушка из часов. Или как скворец из вольера. Теперь можно сказать, что он вообще извивался не вовремя. Даже больше суетливее, чем сам соломон моисеевич, были его руки, жившие, казалось, отдельной жизнью друг от друга и от соломона моисеевича. Когда кто-то просил воды без сиропа, не понадобилось и двух рук… Поворачивая кран одной рукой, соломон моисеевич поднимал другую, как бы прося внимания, чтобы тут же начать свою речь с окно… Он мог сказать что угодно… Вот он будет стоять на площади воли, на спуске к немиге, изнемогая от жары, в очереди за водой, и саломон моисеевич будет всем говорить, высунувшись из окна: — у вас горячие головы! Ведь у вас ничего нет, где ваши головы! Шапку пожалеем, шапку, а болваны есть!Их гору привезли в гум, как будто туркмения здесь! Гум в двух минутах ходьбы! Они не стоят ни рубля, ни шестидесяти копеек! Двадцать стаканов воды с сиропом! Итак, вы готовы захлебнуться сиропом и дать сгореть своим головам! Зачем вам сироп без голов? Даже ананас! Не думай ни о чем! А ты подумай обо мне: я краны крутить отрегулировал! И голова не горит! Один раз крутил, не добавил — копейки! Дважды крутил — два! Так за день!.. Можно купить не один тюбик!.. И чтобы хоть кто-то подумал, что я наливаю не меньше, а больше! Никто! Никто! Никто и никто в этой стране не одумается! Просто иди! И пока так, я буду крутиться, а ты будешь ходить и курить головы. Товарищ сталин вам не по плечу!.. — При чем тут сталин? — Не уловив логики в последних словах соломона моисеевича, мужчина вдруг вылезает из очереди и тут же, осторожно озираясь, сожалеет, что слишком долго спрашивал о сталине, ведь зачем ему было вылезать, когда все остальное пил воду и молчал. — При товарище сталине вы бы все носили чалмы! — Перебивает соломон моисеевич, и поскольку очередь не возражает, хотя никто в ней не понимает: зачем там кипарисы, если сталин грузин? — Продолжает говорить соломон моисеевич. — Если хотите знать, с 17 ноября 1937 года я не влюблялась в товарища сталина. И вовсе не потому, что он исказил линию товарища ленина. 17 ноября 1937 года моего брата изю увезли и неизвестно где разлучили. Мой брат изя был поэтом, а товарищ сталин кем? Товарищ сталин был товарищ сталин. Я сочинял стихи в семинарии, но кто их читал? Ты читал — спрашивает соломон моисеевич у настороженного человека, который не в восторге от того, что хочет пить. — Никто не читал. А стихи моего брата иззи прочесть можно, книги у меня есть… — И продав дюжину книг иззи вместе с газировкой, соломон мысеевич заканчивает свою речь. — 25 февраля 1956 года вдруг выяснилось, что он не любил товарища сталина не только я, но и первый секретарь цк кпсс, председатель совета министров ссср товарищ никита сергеевич хрущев, осуждавший товарища сталина за культ личности. И что из этого? Думаешь, мой брат изя нашелся где-то в неизвестном месте? Нет, неизвестно, где мой брат изя. Однако первым в космос полетел обычный советский человек, майор юрий алексеевич гагарин. Салам алейкум!.. — Соломон моисеевич вылезает из барака и делает такое движение, как будто снимает трубку с головы. Почему салам алейкум?.. Потому что трубку принесли в гум?.. Костя воран как-то сказал соломону моисеевичу, что он похож на ленина, только без бороды. — А я его родственник, — высунулся из окна саломон моисеевич. — Никто об этом не знает!..» А поскольку костя узнал в нем родственника ленина, саломон моисеевич налил косте воды с ананасовым сиропом. Нигде в городе не было таких сиропов, как у соломона моисеевича! Кроме обычных яблочных или малиновых с вишней, есть еще абрикосовые, апельсиновые, ананасные… Ананасов в минске никто не видел, но у соломона моисеевича был ананасовый сироп. А еще у него была дочь ася. У кого еще в минске не было такой дочери, как саломона моисеевич! Высокие, мраморно-белые, с зеленоватой грустью глубокие, запрятанные в себе, глаза, над бездною которых плавал костер огненных волос — все не в отце. И материнская ли она — неизвестно, ведь ее мать, соня лампель, погибла в минском гетто, едва успев родить дочь, которую вспомнил саломон мысеевич, так что костя воран сжег ей волосы в огне … И не он один. Как только ася в белом платье, на котором огонь ее волос плавился золотом, появлялась возле яслей, то даже в прохладные дни, когда нет пить хотелось, очередь из побледневших не кончалась. С асей соломон моисеевич может продавать соду и зимой, если бы она не была заморожена. И ледяную воду пьют, лед хрустят, если ася возле дома стоит. Как-то неделю асы не было в минске, ездила в австрию и вену на встречу, поэтому толпа возле скотобойни сразу поменялась: очереди нет даже в жару. Ася привезла из вены кока-колу, о которой мы пели: «не ходите в школу, дети, пейте кока-колу…» — Хотя сами никогда не пили кока-колу и, как оказалось, не могли. .Пить — что это за кока-кола по сравнению с газированной водой с сиропом из ларька соломона моисеевича!.. В тот день, когда костя воран узнал в соломоне моисеевиче родственника ленина, возле ларька стояли мы втроем: костя , ася и я. Ас приближался к нам, но был еще далеко. Настолько, что почти не слышал, что говорил соломон моисеевич о своем родстве с лениным. Хотя кто его знает, с какого расстояния его слышат летчики, обладающие райским здоровьем. Если даже они бывшие. Туз носил шинель с погонами генерал-майора авиации. Под шинелью намазанный лаком гражданский пиджак поверх чернильно-синей футболки. Вот почему он никогда не расстегивал пальто. Он зашел в кафе «весна», где его можно было увидеть чаще всего, представился всеми своими кличками: «как! Общий! Мертвая петля!» — И ждал, пока его нальют.Если его долго не насыпали, он становился посреди зала и начинал свистеть, имитируя полет пуль с осколками. У него это хорошо получалось: было страшно, как на войне! Когда в кафе появлялся кто-то новый, он впечатлялся и приглашал аса к столу. Каждый раз ас просил налить ему одно и то же: стакан портвейна «агдам». Напившись, он каждый раз рассказывал одно и то же: сколько и как он сбил немецких и американских самолетов. «Он у меня в хвосте, а я в мёртвой петле…» Новички в кафе случались изредка, так что асу обычно заливал костя воран, или американец, у которого тоже было одно из его прозвищ, американец, и он действительно был американцем. Тот самый американец, которого мы встретили на танцах во дворце профсоюзов. Американец спросил у асы, наливая: — а где ты сбивал американские самолеты? Аса нес что-то неземное… Американец ласкал колени марины, подруги асы, которая работала в больничной аптеке и приносила платежи американцу по имени алик, чтобы у него не болела голова американца от нашей советской жизни. Юрик внимательно всех слушал… Юрик дружил с костей, любил асю — и привязался к американцу как гебист. Он подозревал, что американец обманывает асу, чтобы узнать от него секреты советской авиации. Аса сказал: — я везде сбивал ваши самолеты, потому что вы, американцы, мудаки! Пьяный американец с акцентом , а так вроде не так уж и плохо, он ругался и вместе с асой обзывал американцев мудаками, но не соглашался, что он такой же как они, потому что все американцы за капитализм, а он за коммунизм. Мы тоже были за коммунизм, мы его даже построили, неизвестно как, а американец пытался понять: как? — А как же тот коммунизм, не имея понятия, что это такое, ему не объяснили, он не понял. Он приехал из америки сначала в москву, потом в минск, женился на марине, вернулся в америку с советской женой и убил там своего американского президента. Убил не потому, что американцы — придурки, не желавшие строить коммунизм, а из-за ревности к марине, которая, приехав в америку, влюбилась в американского президента. Американский президент был похож на хохлатого толика, а марина вырезала из всех газет и журналов портреты президента, похожего на своего первого любовника, писала ему письма. Однажды она даже получила ответ. Ну, так она сказала, что получила ответ, но не сказала какой… Эйс подождал, пока американец нальет, и только когда налил, продолжил. — Знаешь что. Какие у нас самолеты.?.. Ой, смотрите, — он взял вилку. — На этих осях четыре реактивных двигателя. И каждый из них может менять направление тяги. Вот почему, смотри, — эйс согнул ось алюминиевой вилки в одну сторону, — я могу лететь вперед, и да, — он согнул ось в другую сторону, — назад. Американец спросил: «можете ли вы идти боком?…» — И пьяный гурик, сурово глядя на невменяемого генерала, приложил палец к губам: «кис-с-к…» он наклонился к асу и прошептал ему на ухо: «я, старший лейтенант комитет госбезопасности, скажите: цис-с-с!» Когда американец, которого марина назвала аликом, а настоящее имя ли харви освальд, вернулся в америку и убил своего американского президента джона кеннеди, гурик сказал костя за выпивкой в ​​кафе «весна»: «я видел, как мы работали». Гурику недолго быть лейтенантом, тем более старшим. Он хотел как-то быстро, быстро — неизвестно как, но быстро — стать генералом и занять главный кабинет в здании кгб, в котором он будет пить ирландское и английское виски, курить американские сигареты и плевать из окна на ленинского проспект. Здание кгб находилось недалеко от кафе «весна» на ленинском проспекте. Почти напротив. Аса всегда проходил мимо нее на шаг. Никто не знал фамилии асы, не мог произнести его имя. Жопа. Общий. Мертвая петля. Городской сумасшедший. Неотъемлемая часть минской жизни последних лет оттепели, весенний запах которой едва долетал до минска из москвы, перетекал с левого берега свислочи на правый, с круглой площади на площадь воли, бродил по улицам маркса и энгельса, и, извиваясь, терялся в псевдоантичных колоннах театра юного зрителя, на ступеньках которого произносились речи о оттепели и читались стихи, которые любил слушать алик: то ли американец, то ли чужой, — неожиданно для всех высказался гарик клябанов, когда мы сидели в кафе «березка» и ждали хохлатого толика, которого собирался убить алик. — Что нам делать с американцем? — Спросил гарик. — Ну, подумай… Если подумать, мы так и не нашли занятие для американца. Но недолго думая, нашли: на радиозаводе догнать и перегнать америку. В те времена советский союз во всем догонял и перегонял америку, не догоняя ни в чем. В отличие от кафе «вясна» на углу ленинского проспекта и комсомольской улицы, кафе «березка» на круглая площадь выглядела как обычная столовая.Американца, который мог позволить себе любой ресторан, можно было увидеть в этой столовой только потому, что марина жила на круглой площади. В самом начале их знакомства алик вечер за вечером пропадал в «березке», гадая, когда и с кем марина вернется домой. И возвращалась она чаще всего под руку с хохлатым толиком. Стиль. Стиль есть стиль. Американские рок-н-ролльные пластинки, тайно переписанные на «костях», с использованием рентгеновских лучей, которые также называли «бабушкиным скелетом». Пухлая булочка. Портка-трубы. Пиджак с широкими плечами. Клетчатая рубашка. И обязательно «тракторы» или «обувь»: туфли на толстой подошве, которые называли «манной кашей». Оказалось, что он был советским. Именно за идею, а не в пышном пучке с пятнистой рубахой, стылага могли исключить из комсомола и исключить из института. Из-за этого комсомольцы пели: «не лягу под стилаго…» А про стилаго комсомольцы писали в стенгазетах стихи:<br>Иностранцы? Иностранцы? Нет! От мозога до костей ето местные поганки! Доморощенный «бродвей»!<br>Рок-н-ролл появился в советском союзе до войны вместе с эдди рознером, а стилаги — после войны, когда польский еврей адольф игнаций рознер, сменивший имя из-за того, что при каждой встрече его спрашивали: «адольф?.. Гитлер?..», — Сидел в сталинском лагере на колыме. Но все равно его можно считать первым стилистом в советском союзе, ведь он джазовый музыкант, а слово стиль происходит из сленга джазовых музыкантов. Стилизировать — значит играть в чужом стиле, а когда трубач или саксофонист играет в чужом стиле, про него говорят: стиль взорван. Эдди рознер был стилистом: он, не скрывая, дул под луи армстронга, который подарил эдди рознеру свою фотографию, написав на ней: «белый луи армстронг». После войны, когда луи армстронг-черный играл джаз на бродвее, луи армстронг — белый человек рубил лес на колыме, а возвращаясь оттуда с цингой, без зубов, что для трубача трагедия, скандировал одно и то же: «лешапавалу у меня больше нет». Боясь, не дай бог, что его снова заподозрят в чем-то несоветском, он всячески демонстрировал свою преданность, даже включил в репертуар оркестра песню в исполнении нины дорда:<br> Ты эгоистка, подружка, не ругай, может, он кокетливый попугай. Может, когда он был маленьким, его кто-то уронил на пол, может, он болен, бедняга? Нет, он просто классный!<br>Последние слова выкрикивал весь оркестр, указывая трубами и саксофонами на дирижера: «крутой парень» эдди рознер. Зал утонул в аплодисментах… — Эдди, что с тобой сделала москва? — Спросил полковник, когда мы прошли за кулисы после концерта. — Вы были мужчиной в минске. Эдди рознер был старше полковника как минимум на двадцать лет, но полковник не имел привычки обращаться к кому-либо как к вам. Что касается меня, то я впервые увидел музыканта, равного дюку эллингтону и луи армстронгу, — и не поверил своим глазам: неужели это он? Солист джазовых оркестров марека вебера и штефана вайнтрауба — первый трубач довоенной европы, и он здесь, в минске? И полковник с ним на тебе?.. — Это не москва, ким, — виновато вздохнул рознер. — Это колыма. — Колыма — это москва, — непонятно, что сказал полковник, но рознер, должно быть, понял его, потому что кивнул. — Да… Когда я перешел границу в 39-м ,я очутился в ссср и заметил вдоль железной дороги женщин с лопатами и кувалдами,которых раньше нигде не видел,я понял куда пропал. Но было поздно. Казалось, он вот-вот прослезится, и полковник его утешил. — Не хнычь. Я бы не попал в ссср, поэтому не стал бы стилистом. Где еще были ходули? — Нигде, — рознер обнял полковника и вдруг запел, щелкнув пальцами: пардон, мальчик, это что, чаттануга чу чу чу? Трек двадцать девятый, мальчик, ты способен меня зажечь. Это был «поезд в чаттанугу» из «серенады солнечной долины». Американский гимн советских стилистов. На московском «бродвее», улице максима горького от памятника пушкину до манежа, стилисты появились, когда я еще пел песни о сталине в пионерском хоре. Семьсот верст от москвы до минска стелиги, или, как они себя называли, «статники» шли почти десять лет — и многое за это время изменилось. Сталина больше нет, прозвенели колокола хрущевской оттепели, страна сняла френч и надела френч. Пусть он будет мешковатый, как у хрущевки, но все же не военный крой. И стилаги уже не носили невероятно широкие, шире поздних «клеш», штаны, шляпы с широкими полями, галстуки «огонь джунглей», желто-красные носки. Появились портключи-дудочки, узкие селедочные галстуки, завязанные тонким узлом, свитера «с оленями», как у джона пейна из того же культового фильма «серенада солнечной долины». Неизменными остались только рубашки в «гавайском стиле» — с бананами, пальмами, обезьянами и попугаями. Впервые втиснувшись в светло-голубые трубы и надев рубашку с пальмами, на которых росли бананы и сидели обезьяны и попугаи , я чувствовал, что жизнь — праздник.И в тот же вечер взял, когда в компании стилистов, к которой он был допущен через костю, «бросил брейк на брод»: прошел по минскому «бродвею» — проспекту ленина от почтамта до круглый квадрат. Костя воран, пиля пестрак, эдзик гарачи, гарик клябанов, уилл, большой… Какая компания! Не снилось мне, не снилось… Как мы шли!.. Как шумели пестрые рубашки и шуршали кожаные туфли!.. «Бродвей» расстилался, расстилался перед нами, и наша команда вдоль него была культурной, аккуратной. Не у самых стен, но и не нагло посередине, чтобы не слишком беспокоить наших современников, не слишком раздражать наших соотечественников, ведь они не виноваты в том, что они такие… И всем, кого мы ненароком коснемся, прости нас, прости нас, а вот за нами то же самое: «стиляги! Обезьяны! Пожиратели червей! Американцы продали! Куда смотрит милиция!..» Но они, милиция, смотрят прямо на нас… И в сквере на улице ленина, где сейчас стоит памятник летчику горавцу, они подходят к нам. «Поздравляю, ты давно здесь сегодня?» «Но мы не знаем! Во сколько закрывается парк?» «Ты, ворон, смотри! Вы шутите!…» «Что смотреть?» — А это… Окурки в мусорку выкинуть!.. — Да! «Ты себя доказываешь! Давай встретимся…» Поговорили — и разошлись. Полиция нормальная. Хуже — бригадир. Полицейская бригада помощи. То, что потом называлось народной армией. В то время полицаи ходили без дубинок, а бригадиры — с дубинками. Причем делали они их сами, никто им дубинку не давал. Толстые резиновые шланги разрезали на куски, в шланги вставили железные прутья — и мужчин хлестали так сильно, что у них трещали кости. Полицейские стоят, отвернувшись спиной, и бьют. Они порвут пащенки, а потом нападут с ножницами, чтобы перерезать портки-трубы. Они ждали нас на площади напротив цирка, где в то время стоял памятник летчику горавцу — его уже нет. Но перенесли на улицу ленина. Примерно там, где сейчас стоит памятник купале. Трое из них прыгнули на меня: «кто не с нами, тот против нас!» Я смотрю на: кона, грица и балика. Их хотели отдать под суд за драку в парке чалюскинцев, но передумали и зачислили на перевоспитание в бригаду. Меня с ног сбили, давай штаны режь. Воран бросился на помощь: «твои штаны?… Ты их сшила для него?!» Раскидали бригадиров-мельниц, подобрали палки — вот и новая встреча с полицией. Полиция знала, что она говорила: «давай встретимся снова». Позже «бродвей», который мы гладили «туфлями», прокатились с «клешами» другими мальчишками, моложе нас. Ничего плохого не скажу о «клоунах» или тех, кто прокатил с ними «бродвей», но… Мы были нами. О нас писали стихи. «Иностранцы? Иностранки?..» Костя воран, конечно, блистал отдельной звездой в нашей насквозь блестящей компании. Да, это для меня. Причем для кого-то — вил. Вил — это прозвище ледника, которого зовут виктор, а отца зовут иванович. Вот почему уилл. Как у бориса ивановича галушка — большой. Такие прозвища были у многих в нашей компании — по первым буквам имени и фамилии. Меня прозвали принцем. Я не знаю почему. Я даже не помню, кто мне его приклеил. Кто-то в техникуме. Когда мы сдавали вступительные экзамены. А может быть, это прозвище приклеилось ко мне потому, что, когда все писали шпаргалки к экзаменам, я писал стихи татарке неле. «Нелла! Я не граф! А ты не графиня! Но со слезой, стекающей по корешку, алая роза в хрустальном графине тайком завидует тебе!» Но в данном случае я должен был взять прозвище «граф», а не «князь». Где логика?Большой сказал мне не заморачиваться такой мелочью, потому что в нашем языке граф и князь — это разные слова, а в языке сусу, на котором говорят гвинейцы в центральной гвинее, это одно слово . Правда, он забыл, какой именно, на что полковник не преминул заметить, что большой вряд ли помнит это слово, ибо в гвинее, насколько он знал, было все, кроме принцев с принцессами и графов с графинями. Графы, конечно, были там, когда гвинея была французской колонией, но потом их съели. Это означало, что я мог есть стихи, которые писал неле-татарке. Полковник терпеть не мог ни розы в хрустале, ни другие красоты, но бигу понравились стихи — и он перевел для полковника на сусуский язык стихотворение о розе, которая завидует татарке неле. Гений. И гений для него не очередное прозвище, у него действительно есть способности гения. Он знает 54 языка (английский — с четырьмя диалектами), а решил выучить 100. В том числе и иврит. И будет знать 100 с иврита. Если он захочет. Никто в этом не сомневался, кроме уилла, который (только за это) завидовал большому. Уилл изучал журналистику и уже публиковался в газетах. Также он занимался радиоспортом, благодаря которому у него были знакомства по всему миру. Может быть, поэтому он стал первым человеком в нашей компании, в минске и во всей бсср, кто узнал, что есть такое чудо: джинсы. Еще бы узнать, что где-то есть чудо — и пусть оно там будет. А вилл разгрузил десять вагонов на товарной станции, собрал деньги, поехал в москву и купил джинсы за пятьдесят рублей в фарке — где еще в советское время можно было купить чудо?Пусть сто раз носится, вытирается, стирается это чудо, но какая она была ходячая от «березки» до «вясны»!.. Хоть и стильная, но в москву не поехала бы. Персонаж выбран ошибочно. Может быть, поэтому он не присоединился к нашей компании. Не знаю, не присоединился ли он, потому что жил не в центре. Но я думаю, что если бы он продвигал «бродвей» вместе с нами, он бы не разорил нашу компанию. Бородатый, мускулистый, высокий, он выглядел так, что рядом с ним американец алик не был похож на него. Но я решила отбить у него марину… А как его отбить?.. А толика взять и убить! Для этого алик записался в охотничье объединение и купил ружье. Он собирался забраться на крышу соседнего дома и, когда толик, проводив марину, попрощался с ней, и она пошла в подъезд, убить своего противника. На ступеньках, не давая ему далеко уйти, чтобы марина выбежала и увидела, что толик мертв. Мертвый. «Ты труп!» — Алик не раз запрыгивал на толика, подражая манере после его встреч с мариной. Никто не обращал на это особого внимания, а сам толик, который мог положить алика одной левой рукой, только отмахивался от американца, как от мухи: «ладно, ладно, я труп…» Такое снисходительное отношения довели самодовольного американца до безумия — и перед тем, как убить своего противника, он решил забить его до смерти. Поняв, что один он ничего не может сделать с толиком, алик стал уговаривать нас помочь ему. Никого не уговорили — и тогда он предложил деньги. По пятьдесят каждому, кто согласен. Это было в четыре раза больше моей стипендии, но никто не хотел бить ходули толика за деньги, чтобы отыграть марину для американца. Ведь американец — иностранец, а стильный толик — свой. Как-то в «березке» я застал американца в компании человека по имени ирод. Ирод по фамилии имел такое прозвище: иродов. Собирались идти на стрельбище, ирод спросил: «хочешь пострелять?» Убить парочку врагов?..» Хотел. В то время советский союз был окружен со всех сторон заклятыми врагами, которые если и мечтали о чем-то, то мечтали только о том, чтобы нас уничтожить. Они просто не знали: как?… Лучше всего, как мечтал американский сенатор барри голдуотер, сбросить на нас атомную бомбу. Однако, как потом выяснилось, он уточнил, куда хочет сбросить эту бомбу: не на всех нас, а только на москву. И не для всей москвы, а исключительно для кремля. И даже не для всего кремля, который сенатор ценил как мировую архитектурную ценность, а именно для мужского гардероба в кремле. Но тогда мы не знали пределов мечты сенатора галлуотера. Мы думали, что американцы хотят нас всех уничтожить — и готовились дать отпор. Именно поэтому в любом и каждом советском учреждении, за исключением разве что родильных домов и детских садов, были стрельбища, где нас учили целиться в противника, стрелять в него, стрелять и стрелять. Где можно было стрелять как по обычным мишеням, так и по мишеням противника. Наверное, с первых послевоенных лет пылились в тире кучи мишеней с карикатурами на гитлера и муссолини, но и врагов новых хватало.Не спрашивая, повесил фото в стиле толика. Американский выстрел — надо отдать должное американской морской пехоте, в которой он служил до того, как рванул в советский союз, или ироду, который уже здесь его тренировал — как положено: десять выстрелов — и все в лоб . Ревность! Бедный толик… Я рассказала ворану о тренировках в тире, и мы начали преследовать толика после его свиданий с мариной. На всякий случай, потому что враг есть враг. Что американцы делают на кубе? Свободу подавляют на острове свободы! К тому же в этом американском алике полно мух. У него есть шрам на левом запястье, который, по словам марины, был следом от лезвия. Попытка самоубийства. Как только он приехал в москву и написал заявление о том, что хочет иметь советское гражданство, ему отказали, поэтому он перерезал себе вены. Поэтому я не знал, как выглядит президент джон ф. Кеннеди. Когда американец вернулся в америку и убил своего американского президента, в газетах появились портреты кеннеди. Я посмотрел и не поверил своим глазам: классный толик! Только булочка не прикрыта… Под впечатлением я подошел к полковнику и спросил, что он думает по этому поводу?… Полковник ответил, что не собирается ничего думать о такой смоковнице. Если бы убили фармацевта 13-й аптеки, он бы мог что-нибудь придумать, ведь фармацевт смешивает ему серную и цинковую мазь, а что ему думать о президенте? Президент — не импровизация. Всех остальных, кроме полковника, сходство толика с американским президентом интересовало больше, чем детективов агаты кристи. Что каждый изобретал, какие заговоры возникали!..Даже когда эйс сказал, что джон кеннеди — это толик, а толик — это джон кеннеди, приехавший в ссср вместе с аликом по соглашению между цру и кгб, сумасшедшего генерала, как обычно, никто не отмахивал, и все думали, пытаясь понять как и почему это могло быть… Потому что мнение того же аса: в америке намечается строительство коммунизма, и американского президента привезли учиться его строить — выглядело сомнительно. Хотя, с другой стороны, в таком случае понятно, за что их убили… После того, как марина и алик уехали в америку, толика нигде не было видно. Его адрес уилл узнал от тети марины, в квартире которой марина жила на круглой площади. Мы пошли по этому адресу, но дверь была заперта, а соседи сказали, что здесь больше года никто не жил. Толик уехал в америку? И американец его там убил?.. Все совпало! Неизвестно, что и с чем, но все совпало!.. О том, кого убил американец, можно было узнать только от него, а сам он сидел в тюрьме, и мы решили написать марине, чтобы она передаст ему наше письмо или сама спросит: кого он убил и за что?… Тетя марина снова помогла с адресом, но ответа из америки мы так и не дождались, потому что через два дня после американского убил то ли джона кеннеди, то ли толика, некий джек руби сам убил американца. — Надеюсь, он хотя бы хорошо кончил, прежде чем кончил плохо, — услышав о том, что случилось с джоном кеннеди и американцем, сказал соломон моисеевич. «О ком ты, соломон?…» — Спросил полковник, но соломон мысеевич не уточнил, имел ли он в виду морского пехотинца или президента сша? Он выстрелил в лоб во время тренировки в тире минской радиозавод, больше никого не было. Вот тогда-то гарик клябанов и спросил: «ну что я тебе говорил?..» И снова стал доказывать, что алик вовсе не американец, потому что зачем американцу убивать своего американского президента? Алик — инопланетянин, присланный на землю цивилизацией, превосходящей нашу. Американец ни в чем не выглядел выше нас, но что… гарик, в отличие от гурика, который был эбистом, был поэтом и фаворит полковника. Или, если по приоритетам, то наоборот: к полковничьему любимцу и поэту. А еще уфолог, хотя такого слова мы тогда и не знали. Гарик первым в нашей компании, в минске и во всей бсср узнал, что есть чудо еще большее, чем джинсы: нло. Неопознанные летающие тарелки. Эту тайну он открыл игрокам не где-нибудь, а в самом подходящем для этого месте: в национальной библиотеке. В «ленинцах», как все называли, потому что, конечно же, главная библиотека бсср, как и главная площадь, и главный проспект, и главная улица должны были носить и носили имя родственника соломона моисеевич. В «ленинца» мы ходили даже чаще, чем в кофейню, обсуждая все прочитанное. Знакомые библиотекари привозили нам книги даже из тех хранилищ, откуда их нельзя было брать без соответствующего разрешения. Девчонки рискнули, ну и что: за это поцеловали уилла, бига, пиля, гарика — стильных мужиков, первых парней минска. — Кто знает алена хайнека? — Спросил гарик при нашей очередной встрече на ленинке. Никто не знал. — А о леонарде стрингфилде не слышали?… Никто не слышал. — А они какие? Писать о? — Спросил биг, предполагая, в конце концов, и всех нас, что хайнек и стрингфилд такие же писатели, как агата кристи, книгу которой биг и уилл откопали в иностранном отделе ленинки, перевели, перепечатали на машинке, а она, эта книга, ходила по минску рука об руку с «доктором живаго» пастернака, поэмой ахматова «реквием», рассказами солженицына… — Про летающие тарелки пишут, — гарик достал из кармана скомканную газету. — Мне недавно из америки прислали пластинку, завернутую в эту газету… Странно вообще: газету как газету не пошлешь, а если в нее что-то завернуть — то можно… Вот и слушай. .. Заголовок: «президента кеннеди убили инопланетяне!» Что не так?… А то текст почти в две строчки, всего не переведу…» С первого дня пребывания в белом доме линдон джонсон, на которого были возложены обязанности президента после трагедии в далласе начал активную и довольно странную деятельность. 5 декабря он встретился с барри галлуотером, сенатором от штата аризона, бывшим генералом ввс и куратором сверхсекретных проектов в пентагоне. Через день после встречи галлуотер направляется в свою штаб-квартиру в аризоне, в пустотах которой происходит немедленный всплеск активности летающих тарелок над базами ввс: 9 декабря — чайна-лейк, 15 декабря — нагалес и бисби, 18 декабря — рио. Гранде. В конце декабря разведывательное управление министерства обороны (рума) получает рождественский подарок: 200 миллионов долларов дополнительных ассигнований «на цели, связанные с новыми космическими объектами». Какие «новые»? Неопознанный?.. Согласно недавно опубликованным документам о деятельности загадочной группы «маджестик-12», крестным отцом которой был президент гарри трумэн и в которую, помимо верхушки американской властной элиты, входили инопланетяне, джон кеннеди намеревался все рассекретить связанные с нло. Он считал, что граждане соединенных штатов америки примут факт инопланетного присутствия без страха и паники, что люди в любом случае имеют право знать правду. Но так думали не все, в том числе и сами инопланетяне, которыми или по чьему настоянию был убит президент кеннеди. Причем не только он сам, но и все те, кто через него был связан с инопланетной тайной: его брат, министр юстиции роберт кеннеди, его возлюбленная актриса мэрилин монро, министр обороны при президенте трумэне… И так далее, — гарик полистал газету, — список уничтоженных людей, после чего самое интересное… Когда советского лидера никиту хрущева пригласили в сша, его познакомили с мэрилин монро на съемках фильма «канкан». В голливуде, через которых во время их непродолжительного, но бурного романа хрущеву умышленно передавались сведения о контактах с нло и инопланетянами. Вернувшись в ссср, хрущев распорядился о расширении тайных исследований в этом направлении, намереваясь, как и кеннеди, сказать народу правду, поэтому логично ожидать, что он вскоре дополнит данный список», — писал гурик в газета. — Ну как вам?.. Все остолбенели. Мы не могли допустить, чтобы газета, даже американская, написала что-то неправдоподобное. Ведь газета – не книга, не детектив агаты кристи. Американец – инопланетянин? Он был, конечно, странный, не без того, но… Но все-таки оказалось, что его послали в ссср, чтобы убить первого секретаря цк кпсс, председателя совета министров ссср никита сергеевич хрущев, который, сказав народу правду о культе личности, собирался рассказать правду об инопланетянах. Тогда почему он убил не хрущева, а кеннеди? Хотя он должен был убить их обоих. Хрущев передумал говорить правду?… — Вы помните, — прервал наши судорожные размышления гарик, — как полковник при первой встрече спросил алика, почему он приехал к нам из америки? А что он ответил, помнишь?.. «Откуда вы взяли, что я из америки?» — Спросил он. Я вовсе не из америки…» Хотя потом я сказал, что я из америки… Ну и что ты обо всем этом думаешь? — Прежде чем думать, надо подумать, — сказал костя. Воран, и никто не спросил его, что это он сказал, из чего следовало: никто из нас не думает об этом. Улица неамига, бывшая река жизнь в минске текла тихо, медленно, как вода в свислоче. Костя воран сказал: «и такая мелочь! Еврейский городок, не город!…» — На что соломон моисеевич только одиноко вздохнул: «как же так, еврейский городок…» Костя жил недалеко от бывшей ятки, в которой соломон моисеевич теперь повернул краны. На немизе, на чердаке трехэтажного дома, у кости была комната с балконом, больше похожая на голубятню, чем на человеческое жилище, которая под углом нависала над улицей, трепетала над ней, словно вот-вот рухнет. На себе, а в другое время набивалось полдюжины человек — и он не сдавался. Немига еще не была снесена, и в ее лабиринтных, запутанных самими двориках, в которые посторонний мог забрести и не выбраться, стояли столбы солнечной пыли, призрачные вещи витали над тем, что должно было быть, и соломон моисеевич вздыхал в одиночестве. @>мне кажется, я слышу его вздохи, мне снится, будто мы идем с ним в золотой пыли по еще старой немизе, ищем лучшее место, чтобы передвинуть гроб, если товарищ шарапов, председатель минского горисполком, разрешит перенести. — А знаете ли, — вдруг останавливается соломон моисеевич, — почему я хочу, чтобы ясли стояли именно на немизе, а не где-то еще? — И он объясняет, не дожидаясь моего ответа. — Потому что все знают, что на немизе есть на немизе. А если где-то на октябрьской или хостел, то каждый второй спросит: где это? На лекерте? — А где это на лекерте? — Спрашиваю, а соломон моисеевич говорит: — так на октябрьской или на гастель. Пытаюсь понять, как может быть, что «на лекерта» и на октябрьской и на гастель, в разные стороны немиги, а я не могу разобраться, потому что костя воран мне еще не сказал, что улица в минске, нынешняя октябрьская, бывшая нижне-ляховская, названа в честь хирши лекерта, когда-то совершившего неудачное покушение на жизнь виленского генерал-губернатора фон валя, второго, нынешнего общежития, бывшего провиантского. Я пока не знаю, что именем этого сапожника-террориста были названы не только улицы в минске, но и памятник ему стоял, и не где-нибудь «на лекерте», а на площади воли, а не на спуске к неамиге, где находился дом соломона моисеевича, а в центре — на месте памятника императору александру ii. Костя воран еще не сказал мне, что я зря влюбляюсь в минск, потому что тихий провинциальный минск — любимый город бандитов и террористов: от лекерта с пулиховым до ли харви освальда. О многом я пока не знаю… И даже не представляю, что доживу до того времени, когда в минске появятся новые террористы — и в метро взорвется бомба. Ну и как вы себе это представляете, когда в минске еще нет метро? От площади воли, где соломон моисеевич показывает мне место, где сначала стоял памятник императору, а потом террористу, идем по улице революции, бывшая койданауска, мимо бывшего дома минского вице-губернатора, банковской конторы лившица и шапирской хирургической больницы, гостиниц «нова-варшава» и «ливадия»; проходим мимо двух корпусов бывшего инбелкульта, института белорусской культуры, в одном из которых работал брат саломона майсеевича изя, а в другом, позже, когда инбелкульт превратился в белорусскую академию наук и переехал в дом на ул. Угол улиц ленина и кирова, находился следственный изолятор нку наркомата внутренних дел, куда 17 ноября 1937 года был доставлен брат соломона моисеевича изя и неизвестно куда его отделили, и, наконец, соломон моисеевич останавливается перед бывшим домом залкинда, в окна которого он любит заглянуть на минуту-две и что-нибудь вспомнить. Когда-то в этом доме располагалась частная женская гимназия мадам райман, где сонечка лампель — будущая мать аси — училась в классе алексютовича, известного балетмейстера… — О… Она- она… Она-она-она, как она танцевала… — Три раза вздыхает соломон моисеевич долго молчит. Потом он говорит тихо, как-то неуверенно: — изя — коммунист, соня — фашистка… — И снова молчит, пока мы снова не идем к неамиге, где он спрашивает. — Знаешь, как немцы называли немигу во время войны?… Хеймштрассе… Мы жили здесь, на немиге, а они сделали здесь гетто на хеймштрассе, убили мою соню, осиротили мою асю… А теперь дом сносят, — договаривает, как будто забыл, что тех немцев, которых звали немига хаймштрассе, в минске больше нет. — А нямигу снесут, вот увидишь. Как снесли памятник битве на немизе: вот он стоял, там, где мы сейчас стоим — на пустом месте… Может быть, перенесем сюда ятку, если товарищ шарапов разрешит?… Так что такое место есть не пустой. Я почему-то уверен, что ятку никто никуда не отпустит соломону моисеевичу, но я не хочу ему об этом говорить, да и он меня об этом не спрашивает, здороваясь с мужчиной в черном костюме, очках и с газетой под мышкой: — добрый день, яша, как ты живешь, куда ходишь, знаешь товарища шарапова?.. Я еще не знаю, что яша, яков борисович мельцерзон, преподает физику в 42-й школе на улице комсомольской, где училась ася и где до революции, когда комсомольская называлась богадзельной, а до этого — фелицианской, на участке была частная четырехклассная еврейская женская гимназия мадам левидовой-нейфах, которую закончила тетя аси, сестра соломона моисеевича красавица ада, повешенная гестапо во время войны на улице раковской, которая в советское время стала по улице островского, где живет тепе р яков борисович. И я еще не знаю о том, что уже с начала улицы островского в окнах дома № 7, того самого, где находилось гестапо, было видно, как ада и еще четверо человек, повешенные вместе с ее, вешали… Вешали несколько дней, и каждый день саломон моисеевич видел свою сестру, когда его везли из гетто на работу и после работы в гетто. — Я хожу туда, где живу, а шарапову не знаю, — ответил саломон моисеевич яков борисович, который, кроме аси, учился у кости воран, и игоря гурковича, и многих других, а физику изучал только жарес алфиоров, ставший доктором наук и даже нобелевский лауреат, хоть и был стильный, носил портики и полосатую рубашку с обезьянками. Пока не знаю. Что яков борисович спас асю. Во время одного из погромов в минском гетто на юбилейной площади была расстреляна мать асины. Соломона моисеевича в этот день, как всегда, возили на работу, а яков борисович, переживший погром, убирал мертвых. Он нашел асю, которую прикрыла мать. Ася еле дышала. Яков борисович посадил ее и ее мать на телегу и, не зная, что делать, так как палачи убивали и детей, потащил телегу к еврейскому кладбищу. Там, за забором, стояла знакомая ему женщина. Ее звали вера леонардавна, она работала в детском доме, а яков борисович бросил асю с телеги под забор… После войны ася оказалась в детском доме, где работала та женщина… Где установлен памятник битве при немиза однажды стояла, соломон моисеевич идет с яковом борисовичем туда, где он живет, потому что они давно не виделись, со вчерашнего дня — и им есть о чем поговорить наедине, без меня, ведь что я знаю?. .. Я даже не знаю, как они сами сбежали из гетто. Эйс рассказывает историю о молодой еврейке по имени лина. Она была красавицей, она играла с теми, кого евреи называли газлонами, головорезами. Все считали ее проституткой. «А лина была советским разведчиком и работала на аэродроме!» — Говорит туз, как будто проститутка еще как-то может быть советской шпионкой, но не может работать на аэродроме. — И она была связана с партизанами, к которым вывела из гетто почти тридцать человек — среди них соломон моисеевич и яков борисович». Если бы эйс остановился на этом, история была бы правдоподобной. Но ас не остановился, он рассказал, как из крыма, в небе над которым он воевал, его вызвал сталин и приказал лететь в минск, чтобы забрать шпиона, которому удалось заполучить секретные документы, недавно подписанные гитлером : новый план войны. «Лети, сокол!» — Сказал сталин, и ас перелетел линию фронта, приземлился на аэродроме в минске и подобрал разведчицу лину, которую прикрыли огнем саломон моисеевич и яков борисович, пока она бежала к самолету. «Азоэн вэй!» — Саломон моисеевич всегда кричал в этом месте байку и наливал асину газировку сиропом… Если идти вверх по коллекторной улице от того места, где когда-то стоял памятник битве на немизе, можно пройти прямо к еврейскому кладбищу , где лежит асина мама, и куда я несколько раз ходил с асей, но теперь я один — и что мне там делать? Поэтому, стоя на месте памятника, я поворачиваюсь назад, иду по немизе, лишь бы пройтись по ней. Старая немиза – это даже не улица, а длинный коридор огромной коммуналки. Направо и налево — деревянные и железные, кованые ворота и калитки, ведущие во дворы и дворы, в которые просто нельзя войти, потому что кто-нибудь, сидя за керогазой или прибивая ковер, обязательно спросит: «а кого ты увидишь в клиенте?» К косте варане…» «Костя-я-я!.. — Тотчас рявкнул тот, кто спросил, на весь двор, на всю немигу. — Ты не похож на спедрика!..» — И он опять будет беречь керогас или ковер, выбивая из него золотой песок, и даже не пытайся сказать кому-то в этом прахе, что ты не спедрик. В немизе тебя не знают, значит, ты тратрик. А под улицей немиги река немига бежит… Хоть она и спрятана в трубе, но это та самая, на которой стоит памятник к битве. Не только каменный, который снесли. Есть памятники, которые нельзя сносить. Не камень. «Немиза кровавый ветерок не посеяна, посеяна костями…» Костя говорит, что битва была вовсе не в минской немизе, потому что здесь воевать было нечем и не с кем. И что на реках в три версты не воюют. Может и так, но доверяя ворану во всем, я не доверяю ему в этом. В любом месте всегда есть за что бороться и за кого бороться. А на немизе тем более… На немизе, на балконе, наискось над улицей, я впервые увидел асю. Вскинув руки, стройная, высоко тянущаяся, она стояла в белом платье, на котором огонь ее волос плавился в золото, и казалось, что над немигой, которая была и улицей, и рекой, она парила в небе. Вместе с облаками, освещенными вечерним солнцем… Я забыл, где и зачем иду по лабиринтам немиги, стоял ошарашенный, как пыль во дворе, пока она не опустила одну руку на перила балкона и не помахала рукой другой рукой по улице, в мою сторону — подумал: ко мне! Мое сердце ударилось о горло, я застонала и упала, но кто-то, кто был выше меня, сильнее, красивее, вышел из-за меня быстрым, упругим шагом — и, выйдя из-за меня, он нес свернутое письмо. В одной руке ватман, обнял меня за плечи, а другую руку, в которой было шампанское, вскинул и закричал: «стой со мной — и я брошу этот город к твоим ногам!» Взметнулся — в небо, откуда смех посыпался, словно оттуда брошена горсть серебряных монет… Вот так я познакомился с асей, которая жила на небе, и с костей, которая жила на земле. И заодно с гуриком, который жил между костей и асей, между землей и небом, между всеми и всем… Ну, так живут гэбисты. Как я ни сопротивлялся, костя, который понимал что я умираю, когда вблизи не вижу того, что слепило меня издалека, тащил меня в свою голубятню, которая была и его мастерской, и квартирой, дверь которой почти никогда не запирали, а если хозяина не было дома, его гости не ждали у дверей. В этот раз, кроме аси, у двери не ждал хозяин и гурик, который варил кофе в отгороженном куском фанеры углу под кухней и сказал, как только воран толкнул меня в дверь: «стать твоей, она станет вороной.» — Немига может и не стать немигой, — костя швырнул на диван свернутый лист ватмана и стал разливать шампанское в разноцветные расписные баночки, которые стояли на столе, заваленном книгами и картинки. — О реконструкции почти не хотят говорить. Они собираются все снести, им нужна магистраль. «Старые морщины разгладим!..» — Передразнил он кого-то. — Да черт лысый! Хрущев идет, прорвемся к хрущеву! Если в москве есть перемены, то почему в минске нет перемен?.. — Какие перемены?.. — Промурлыкал гурик, бережно вынося чашку кофе на балкон. — На что меняют?… — Он поставил чашку перед асей, которая спросила с балкона: «костя, что на что меняли в минске?…» — И костя выжал последние капли шампанское из бутылки: «шила на мыло». Нас, что означает маленький, маленький. Именно поэтому речка когда-то называлась менкой, а основанное на ней поселение — минском.И не здесь, где нынешний минск, а в 15 верстах отсюда на запад, где течет менька… «С тех пор, — сказал гурик, — в минске не было перемен… «Пора слушать стихи! — Ася допила кофе и сошла с балкона, только вот, наконец, увидев меня, лысого, с прической сегодня утром. — А это кто?.. — Поэт, — гурик как будто притянул меня к себе цепким взглядом. — Бьюсь об заклад, что поэт…» «Откуда ты знаешь?» — Спросила ася, шумя в своем белом шелковом платье, доносящемся сквозь белый запах ландышей, и гурик ответил, бросившись открывать перед ней дверь: «я ушами вижу». «На ушах? Какие у него уши?» «Рифмованный». «А шампанское? — Костя их вернул, а они подняли банки: костя — зеленый, ася — желтая, гурик — красный… — Это внук хрущева, — костя протянул мне, окаменевшему-лысому, синюю банку. — Так смотри, хурик… Для разнообразия!..» Было лето, улица пахла липами и раскаленной черепицей, солнце широко било в окно, заливая банки разноцветным светом, как если бы у всех было разное вино, а я, ошарашенный, но такой счастливый, как никогда ни до, ни после, пью шампанское в первый раз в жизни, и мне улыбается первая в минске красивая девушка, и первые парни в минск пьют со мной, с моим подчиненным, как с равным… И я до сих пор, как только подхожу к светофору с мигающими зелеными, желтыми и красными цветами, вспоминаю то разноцветное шампанское, тот день, то лето, то солнце, тот праздник, та жизнь… И я обалдел… И меня ни разу не оштрафовали за нарушение правил перехода улицы… Ведь как перейти улицу, которой не существует?..<br>Вьюги! Вьюги под небом, под луной!Почему наши сотрудники не могут празднично ласкать и ласкать?Охватывать будни. В мгновение ока убьет себя веткой. Там было лето, ты оттуда ко мне ты платком машешь… Везде найдется что-нибудь для всего а воевать есть с кем. Улица энгельса, бывшая улица доминиканская, бывшая улица петропавловская в неторопливом течении минской жизни в начале 60-х годов 20 века были и подъемы. Дважды в неделю по вечерам костя воран, весь в белом, поднимался по ступеням тюза, становился патрицием между псевдоантичными колоннами, оглядывался на собравшихся внизу свободных менчуков и изливал свою густую голос на них, как звон колокольни. — В каждом городе, который хочет остаться в вечности, должен быть свой город безумца! В афинах — сократ, здесь — ас! В риме все были ненормальными, на то он и вечный город! Давайте догоним рим навечно! Первым догоняет гарик клябанов… На ступеньках тюза худощавый молодой человек с редкими волосами, коротко подстриженный, чтобы его редкие волосы не были слишком заметны, вскочил с гитарой и запел по-белорусски то, что все привыкли слушать по-русски:<br>«Я еще упаду на ту, на ту далекую гродянскую, и комиссары в пыльных касках склонят надо мной головы…»<br>Гарик клябанов и в нашей труппе, и в минске, и во всей бсср первым исполнил песни русских бардов на белорусском языке — и пел он так, что склонившие над ним головы комиссары не были похожи на тех, кого таскали за пулемётные ленты, на людей в кожаных куртках, которых показывали в фильмах о гражданской войне , и кассиров калиновского. По вечерам на ступенях тюза пели песни и читали стихи. Ас в шинели с погонами генерал-майора авиации стоял среди бардов и поэтов, гурик в штатском — напротив. Кроме гурика, среди свободных менчуков ночевал с десяток его сослуживцев. Они пристально смотрели на тех, кто читал и пел, догоняя рим в вечности, и на тех, кто слушал, не догоняя.<br>«Спартак, спартак! Герои всех эпох! Не такова была ваша судьба в финале: как кто-то крепко спал, распяли вас,ты тихо на кресте своего русла, и женщина у твоих ног дрался!»<br>- Вскинул руку в финальном жесте кипарис, наряженный в моднякскую водолазку и широкоплечий жакет, поэт, и непонятно как и из какого источника эти строки о восставшем римском рабе веяли из-за псевдоантичных колонн театра струей крамолы… И уже поэма была не о рабе, а о маршале — и не о роман – меня потянуло в сибирь.<br>«Как проводите день, маршал? Спим ночью? Неужели человеку не снятся наши лица? Наши глаза? Вам вряд ли снятся химеры: наши тени, какая фанера летела над берлином?..» Кричит и марширует по красной площади, и маршал скачет на маршальской кобыле! Духовые инструменты заполняют площадь!… «Маршал, — спросит мама, — где мой мальчик?…» «Слава всем!…» — Зазвучит площадь и наш парад пройдет тенями. Триста тысяч раз, товарищ маршал, ты снова и снова манил наших матерей!.. — Сжав воздетые кулаки, он так кричал что эхо дернулось в послевоенных колоннах, пацаны, и никто не мог понять, почему маршал поманил ровно триста тысяч раз?.. — Время пришло! — Поднял ас, повторяя жест мальчика, кулаки вверх, как только мальчик закончил читать стихотворение о маршале. — Ваше время, полковник! Полковник встал и встал рядом с эйсом. Полковник не читал стихов и не пел песен, но поднялся по ступенькам тюза, чтобы что-то сказать. А когда он вставал что-то сказать, то, что он говорил, больше, чем стихи и песни, подчеркивало и вольных менчуков, и гурика с десятком его сослуживцев в штатском. , А там — триста тысяч! Триста тысяч солдат заложил маршал жуков по приказу генералиссимуса сталина при штурме берлина весной сорок пятого года! Тридцать тысяч из них пали за один день на зееловских высотах! Штурм ничего не решил, берлин был окружен! Так почему так много людей погибло? Кто мог вернуться с войны, построить дома, вырастить детей! Лишь бы не американские, а советские войска первыми вошли в берлин! Лишь бы удовлетворить сталинскую спесь! А кто залег на зееловских высотах? Минских мальчишек мобилизовали на фронт в самом конце войны! Вот почему минск — вечный город потерянных гениев!.. Когда полковник спустился по ступенькам, гурик подошел к нему и отвел в сторону… Он что-то сказал ему, а полковник повернулся ко всем и крикнул: : — знаешь, что он мне сказал?.. Что маршала жукова можно не любить, но не здесь, а в москве! И приказ любить его никто не отменял! Так мне в москву?… — Нет! — Хором закричали вольные минчуки, и гурик взял полковника под локоть: — пошли! Старший лейтенант гуркович не успел пройти с полковником, потому что ас спрыгнул со ступенек, оттолкнул гурика и затащил полковника в чащу вольных минчуков, которым оба безумца рукоплескали… Да, кроме асы, в минске был еще один безумец, как сократ в афинах. Но этот полковник, в отличие от эйса, который выглядел только как он сам, на самом деле был похож на сократа. Так вот, если, как сказал костя воран, городу на вечность нужен ненормальный человек, то минск может рассчитывать на вечность дважды. Растоптанные башмаки с оборванными шнурками, которых не хватило, чтобы зашнуровать все дыры, нерешительно поднялись по ступенькам. Он даже близко не был знаком с гариком или костей, городскими стилистами. По всему было видно, что мальчик в футболке — сельский житель, оказавшийся в минске после поступления в вуз или пединститут. Немного заикаясь, читал быстро и тихо — так, чтобы мало кто слышал:<br>Рахман, настойчивый, мы все один колхоз.Нами правит партия и думает за нас.Нам позволено жить в лагересоциализм для всех.Буржуи зря,мы им никогда не позавидуем.Мы не хотим выйти наружу,мы двигаем старый мир,и враг не проникнетв твердые стены.Все знают точно:был коммунист — икар! За мечты о светлом завтра он хватается за голые кости.<br> Как бы тихо ни звучали стихи, один из коллег гурика все же что-то услышал и стал пробираться к шаги, чтобы расстрелять крамольного филолога, но барды и поэты, за которыми была приоткрыта парадная дверь театра, прикрывали крамольного. Он быстро проскользнул в театр — и дверь закрылась как ни в чем не бывало. Но было, было — и еще неизвестно, удастся ли филологу сбежать через театр на любимый филфак. Если сегодня он сбежит, то завтра кто-то из сокурсников на него донесет, и у филолога будут проблемы, даже если студенты, занятые полковником, не очень поняли его стихи.<br>»Истории круга крамола всегда крутилась! Афины стонали, безумствовали цари на тронах, красные кирпичи крамола скользила по храмам!..» — Бил по струнам гитары и пели гарик клябанов, вилл, воран и ас, которые не только лучше всех умели свистеть, но и лучше всех играли на гитаре, а свободные минчуки, пытаясь спасти полковника, окружили его и повели его по улице энгельса к цк кпб, под левым крылом которого уютно устроился в тени кленов и тополей трехэтажный дом, в котором 21 сентября 1943 года герой советского союза , бывшая официантка столовой цк кп(б) алёна мазаник подложила мину под кровать гауляйтера белоруссии вильгельма кубе… Может потому, что тот кубе был не только гауляйтером, но и литератор, поэт и драматург кстати, после войны его бывший дом стал домом союза писателей, а бывшая спальня — кабинетом литературных консультантов, куда вольные минчуки затащили полковника. Рядом бродили юрик и его сослуживцы в штатском, о чем-то шептались, но взять полковника домой под крыло цк не решились. Цк партии взмахнул крылом — и дома такого не было, ни тополей с кленами. Снесен, укорочен. Не так, конечно, жалко тот дом, так же, как жалко неамигу, но все же… В кабинете литературных консультантов союза писателей было три стола, консультанты сидели на одном из них, среднем, и выпил. Под крылом цк не боялись пить, не закрывая двери.- Спросил у свободных минчуков огромный консультант с головой ребенка, и полковник ответил, что он и анатолий пестрак, сын известного белорусского писателя-революционера пилипа пестрака, и все свободные минчуки… Воля, воран, горачи , гражданин бланка этот… Он не знал моего имени, и вообще не звонил мне… Они пришли к консультантам, потому что на двери кабинета с другой стороны написано, что тут сидят консультанты. — Не сидят, — поправил полковника тот же «ребяческий» консультант. — Они работают. — И хотя его поправка не совсем соответствовала действительности, полковник не стал спорить, спросив: — а кто из вас петрус бровка? — Ответил другой консультант, лысый, пузатый и круглолицый. — Петр устинавич бровка — председатель союза писателей, а наш сайт — консультант. В прозе, поэзии и драме. — И консультант с лысиной, мрачно глядя на полковника, повторил вопрос консультанта с детской головой. — Кто вы?… В каком жанре пробуете?.. Подумав, полковник ответил, что пробует себя в жанре критики, но в бывшей спальне гауляйтера вильгельма кубе стояли столики для консультанты по прозе, поэзии и драматургии, а из-за критики для него не было ни консультанта, ни стола. — Согласно критике, консультанта нет… — Виновато сказал пузатый мужчина, и полковник почувствовал, что есть возможность проявить свой актерский талант не когда-то и где-то, а теперь здесь. — Та-а-ак… — продолжил он, внимательно глядя на пузатого мужчину. — Как председатель партийно-комсомольско-революционно-ревизионной комиссии по проверке… — Он не спросил, о чем проверка, а спросил настойчиво. — Может быть, союз писателей беларуси не считает литературоведение важным жанром, а партия определяет свою роль в развитии советской литературы как ведущую?… Может быть, — председатель неизвестной партии-комсомола. -Революционно-ревизионная комиссия повернулась от пузатого консультанта. Который вдруг заснул на лице, на консультанта с детской головой, — консультанты союза писателей беларуси не прочитали речь первого секретаря цк кпсс, товарищ никита сергеевич хрущев, на третьем съезде советских писателей?.. Читали?.. — Полковник дернул за чужое плечо консультанта, худощавого мужчину в полосатой майке, в очках, которые скользнул по носу, который, сидя прямо, дремал за столом и, тем не менее, даже не понимая, на что его тянут, выпалил: «мы читали… Мы читали…» — И полковник толкнул худощавого в другое плечо так, что с него слетели очки, и он с железным голосом спросил у всех: «как называлась речь, когда вы ее читали?» Поэтому и испугались на всякий случай. Гены сработали на инстинктах, а то, что полковник тут же ударил тяжелой артиллерией: комиссию, партию, первого секретаря… — Не помню… — С детской головкой пробормотал консультант, безнадежно глядя на тощего консультанта в рубашке без рукавов, который, выискивая очки и все еще не понимая, что происходит, молчал, а пузатый повторял: «мы консультанты…» — И голос его был уже дружелюбно, и взгляд его был не хмурым, а лестным. Полковник собрался с духом и, не поддавшись на лесть, вскочил на коня. — И стихотворение величайшего советского поэта, ближайшего друга первого секретаря цк кпсс товарища никиты сергеевича хрущева, о котором товарищ никита сергеевич хрущев говорил на съезде советских писателей как пример, образец поэта и поэзии, тоже не помните?.А? — Совсем рассеявшись, полковник схватился за пупок. — Помнишь или нет?… Кто из вас поэтический консультант? Он?.. Он? Ты?.. Ах, ты!.. — Полковник чуть не разорвал рубашку пузатого консультанта по поэзии, и я подумал, что, может быть, сегодня мы избавимся от гебистов, но полицию не пропустим. — Тогда назови! Имя поэта, ближайшего друга товарища хрущева, если ты, консультант, стихи не помнишь! Ну, имя?.. — Пантялей махиня, — раздался вдруг позади меня тихо-насмешливый голос из двери, в которую кто-то незаметно вошел. Обернувшись, я увидел лицом к лицу ребенка со светлыми волосами, падающими волной на лоб, и с таким же мягко-насмешливым голосом, как и его глаза, которые, несмотря на всю мягкость его взгляда, неожиданно удивились, даже встревожились, потому что были разноцветные. : Правый глаз — серо-зеленый, а левый — светло-карий, ореховый, который тоже смотрел на вас, как бы немного прищурившись. И, слегка взглянув на полковника, белобрысый мальчик продекламировал мягко-насмешливым голосом:<br>«Я люблю настоящую книгу зажги огонь эмоций, чтоб наша насыщенная жизньгорит,гореть и не гореть.Чтоб был порыв,чтобы были силызажечь сердца людей,с тьмой бороться до гроба ,чтобы жизнь не прошла даром.Ведь мой долг, братья, поколениехоть бы капельку честного труда оставить,чтоб там, за черной тенью могилу никогда бы не грызла совесть.»Полковник не ожидал, что кто-то, кроме него и хрущева, может знать — да еще и наизусть — стихи пантелея махини, поэтому посмотрел на рыжеволосого так, как редко на кого-либо смотрел: с уважением. — Ну, ты слышал?… — Он наконец отпустил пузатого консультанта, который все еще держал его за рубашку. — Гори и не гори!.. Чтоб не уснуть! А ты спишь тут пьяный — и совесть тебя не грызет!.. — Я не пьяный… — Все, что мог сказать, сказал пузатый консультант по поэзии, и консультант с детской головой , который, пока читались стихи, успел осмотреться и что-то заподозрить, спросил: — ты из какой комиссии?.. Покажи удостоверение, из какой?.. — Уже поздно! — Отрезал полковник. — Проверочная комиссия закончила! И сделала выводы! Пузатый консультант с лысиной и худощавый консультант в полосатой майке смотрели на огромного консультанта с детской головой, не одобряя его смелости… — Ты чего? Так напуган! — Подойдя к столу, за которым сидели перепуганные консультанты, разноцветноглазый пацан поставил перед ними бутылку водки. — Это полковник! Ким, сысой!.. Полковник, как и аса, имел еще несколько прозвищ: сысой, ким… Последнее, как оказалось, было его настоящей фамилией, которую звали его родители, казак-татарин и еврейка. , Назвали его, в честь коммунистического интернационала молодежи. Ким. Родители полковника были какие-то чересчур рьяные большевики, большевики даже больше, чем сам товарищ сталин, которого ким недолюбливал даже позже, чем соломон моисеевич, но об этом он сказал раньше: не после смерти вождя всех народов, в том числе татарских и еврейских , но когда его жизнь. И сказал он это не из окна магазина, возле которого стояла вялая очередь за газировкой, а в университете, где происходило бурное собрание самого горячего молодежного отряда коммунистического интернационала. Из-за этого ким, который впоследствии, зарабатывая на жизнь и водку, написал ряд кандидатских и докторских диссертаций, навсегда остался дублером, переведенным из университета во владимирский централ, со студенческой скамьи на тюремные нары, где он выучился не любить не только товарища сталина, но и хрущева, и брежнева, и всех, кто был после. , Были для него не наши, потому что он был один) стояли возле скотобойни, соломон моисеевич скорбно спросил: «что же это, мой ким, — он только так обращался почему-то к полковнику: мой ким, — не ты ли стреляли тогда?…» — На что ким зашипел, как кран, когда у него кончилась сода: «а потому, что в то время ким, коммунистического интернационала молодежи, уже не существовало, а был азлк, автомобильный завод ленинского комсомола!» — И никто ничего не понял, но соломон моисеевич, наливая в стакан малиновый сироп, густой и красный, как кровь, и глядя на кима так, как он смотрел бы на своего брата изю, качал головой и продолжал: «а-а- ах…» Наверное, соломон моисеевич тоже мало что понял, понял в полковнике. Не только в тот день, когда он спросил, почему его не расстреляли при сталине, а вообще… А если соломон моисеевич чего-то не понял, то кто мог понять?… В конце жизни , ким так и остался диссидентом, минской легендой, а по сути вольным, хотя и дважды сидевшим, гражданином, которому мальчик с разноцветными глазами протянул руку в кабинете консультантов союза писателей: — короткевич. Владимир. С редким, даже исключительным уважением к его язвительно-дерзкому характеру полковник пожал протянутую руку. Владимир короткевич еще не был легендой, он был далеко не легендой, но полковник как будто заранее знал, чью руку он жмет, и все консультанты смотрели на короткевича, ожидая… — Я принесу второго один, если читать речь хрущева, — короткевич двинулся к двери, пропустив перед собой полковника. — Кстати, советую: песня, а не речь!.. Через десять минут все мы, вольные минчуки, были на немизе у дома соломона моисеевича, и, остыв, пили воду с сиропом — с малиной и вишней, персиком и ананасом, кто с кем хотел. — Как вы думаете, — спросил, шипя журавлем, соломон мысеевич, — что было бы, если бы товарищ никита сергеевич хрущев, первый секретарь цк кпсс, читал стихи моего брата на iii съезде советских писателей иззи?.. — И ответил сам, не дожидаясь, пока кто-нибудь ему ответит. — Справедливость была бы… — А мы бы пошли вперед к победе сионизма, — допил воду с малиновым сиропом полковник, сын еврейки, как костя воран узнал родственника ленина у соломона моисеевича, соломон моисеевич имел беседу с гуриком и рассказал нам об этом. — Знаешь, с чем он ко мне пришел?… Вот я и подумал: пить воду — больше ничего.Как всегда… Наливаю ему малинового вина, говорю между нами так, что асю не приняли в театр, намекая почему, ведь он до сих пор там служит, где говорят, что все люди равны, хотя среди них есть евреи, и спрашивает: «почему вы, соломон моисеевич, демонстративно говорите по-белорусски?» И знаете, что я ответил? «Чтобы они не подумали, что израиль здесь». Вот и все… Что это: неудачная шутка? К тому же это гурик, а не кто-то другой… А он мне: «вы с кимом антисоветчики, мы с вами разберемся!» Это как в шутку… А на следующий день мне отсюда звонят , взяли туда и политически запугали, чтобы я вообще что-то подписал. И гурик там уже не один, с каким-то старшим майором — над кем он шутил?… Я спрашиваю: «что я могу тебе сказать такого, чего ты никогда не знаешь? Кому нужны слова людей, когда они пьют воду? А если все-таки надо, то скажи мне что?…» Тогда старший майор указал пальцем и сказал: «вы шутите с нами!» А я куда-то ушла по своим тайным делам, не спрашивая, чтобы меня отпустили, и сидела там с ними… Меня отпустили, накрутив, а что вы думаете о гурике? Он так закрутил, что меня чуть не арестовали! А за что?.. Потому что это не израиль?.. — Может быть, потому, что ты родственник ленина?.. — Неуверенно спросил я, и соломон моисеевич посмотрел на меня как на человека, который никогда не пил газировку с или без сироп. — Ты его послушай! Вы это слышали?… Что в стране ленина кого-то арестовали за то, что он родственник ленина!… Почему вас учат в техникуме, а не отчисляют?- Набросился на него саломон моисеевич. — Арен. Родственников ленина в стране ленина арестовывают? — Арестуют… — Полковник допил воду и кивнул. — Родственников не арестовывают. Саломон моисеевич высунулся из окна тюрьмы. — А вас арестовали и посадили за то, что вы не родственник ленина? И серьезно спросил: — а за что еще, соломон? Соломон моисеевич, виновато посмотрев на полковника, обмяк в окне, бормоча: — юрик очень хочет стать старшим майором… Костя воран, когда-то служивший в армия, сократилась. — Соломон моисеевич, старших майоров нет, — и соломон моисеевич удивился: — они были со мной. — Они не могли быть с вами. — Почему ? — Потому что их не бывает. — По какой причине? — Без причины. Не бывает — и все! — А кто бывает?.. — Лейтенанты. Хурик — старший… Костя не служил эбистом, поэтому не знал, что при соломоне моисеевиче старшие майоры — два ромба на петлицах — были еще, их отменили в 1943 году, сделав первыми военкомами, три ромбы на петлицах, а потом генерал-майоры. Со временем хурик дослужился до генерал-майора. Хурик, игорь гуркович, учился с костью воран в одной школе. Однажды они пошли в один класс, сели за одну парту. Они даже вместе служили в армии в германии. Ну, когда советская армия стояла в германии… Но потом костя воран учился на скульптора, а гурик на столяра… Влюбился в асю, только безнадежно — а может быть, и через эту безнадежную любовь, чтобы хоть как-нибудь утешаюсь, разрешают с ними дружить. Мне повезло иметь таких друзей, и дружбой с гуриком я гордилась даже больше, чем дружбой с костей. Особенно после того, как увидел гурика в форме: весь с блестящими погонами… Дело было на улице первомайской в ​​ресторане «лета», который находится в доме на повороте улицы террористов пулихова. Когда-то первомайская от улицы змитрака бядули до моста через свислочь и улица ульяновская от этого моста до чирвоармейской назывались улицами весёлой. Может быть, поэтому здесь появился веселый ресторан, который населяли курсанты и выпускники высшей школы кгб. В то время в минске у каждого были свои места для, как потом стали говорить, тусовок . Актеры собрались в «облачном глазу», буфете филармонии, перенесенном из клуба имени сталина и впоследствии ставшем домом искусств, куда актерам пришлось отправиться недалеко: белорусский купальский театр, русский театр имени горького, оперный театр, театр юного зрителя располагались рядом… О, «мутное око!…» Этот гул, этот шум, этот гул, в котором каждый слышит то, что хочет услышать — в первую очередь, конечно, самих себя. Здесь каждый хочет показать себя, ведь не здесь, не в «мутном глазу», за его стенами каждый человек разный, не тот, кто он есть на самом деле – хоть на комсомольском собрании, хоть в спектакле «как закалялась сталь». «. Нигде нельзя быть собой, но можно в «мутном глазу» — вот что привлекло меня сюда вечером, чтобы остаться здесь до ночи, а может и до утра, актеры.С кафе, и там были их мастерские в соседних домах или в кондитерской «ласунак».Эта кондитерская с самого начала называлась по-русски «лакомка» и была единственным местом в минске, где в то время можно было пить не водку с вином, как в «вясне», а кофе, который наливали из котла с головастик, а на самом деле это был кофе… Никто тогда не знал, да и не знает до сих пор, почему эбиисты выбрали ресторан «лета». Костя воран говаривал: раз рядом трамвайная линия, можно и на машинах ездить — и сразу с «лета» на зиму, на колыму, где эдди рознер восемь лет играл в лагерях… Вот что он , воран, сказал в тот вечер, когда увидел гурика с сияющими погонами. Костя был пьян и громко сказал это на весь ресторан. Хебисты там что-то делали, тоже были не очень трезвые, набросились на костю. Не арестовывать, просто бить. Хотя костя был здоров, но был не против всех… Меня выбросило, как щенка, а костя ногами на пол… Вот тут гурик вскочил, вот тогда он посмотрел на меня, весь в блестящих погонах: бутылка на столе — гах! «Стоять! Всем — стоять!…» А когда все замерли, он плюнул косте: «убирайся, сука, пока жив…» Ну, он назвал костю этой сукой… Потому что так надо было , как я понял, при своих друзьях что-то сказать. А костя мне сказал: «ни хрена ты не понимаешь, щенок…» — Ни хрена ты не понимаешь! — Набросился гурик на костю, когда соломона моисеевича увезли во второй раз и не выпускали ни через день, ни через неделю. — Шутки ему! Если он родственник ленина, то кто такой ленин?!. — Откуда вы знаете, что он родственник? Кто сказал тебе? Кто? — Никто! Я знаю! — А кто такой карл маркс? — Атаковал гурик костя. — Кто такой карл маркс? Почему он может быть, а ленин… — Не может! — Святой? — Святой! — А первый святой — кто? — Христос! — Иуда!.. И опять они комья… То, что они воевали не через ленина или соломона моисеевича, не потому, что гурик художник, а костя скульптор, и вообще не через кого-нибудь или что-нибудь другое, и только через асю, я понял позже, когда узнал разницу между мечтательным, легким, тем более безнадежно безответственным, юношеским увлечением и мучительной, адской, взрослой любовью. Я не любил что гурик и костя дрались. Мне хотелось, чтобы они дружили, и я спросил соломона моисеевича: что можно сделать, чтобы их дружба не кончилась? Может быть, удастся уговорить асю выйти замуж за обоих?.. — Все кончится, — грустно ответил соломон моисеевич. — Хурик посадит костю — и все будет кончено. Соломон моисеевич не грустил, что костя и хурик не могли разлучить асю. Он махнул рукой: «она сама их поделит, как хочет…» У него были проблемы посерьёзнее. , Так алик, американец, который был за коммунизм, то есть за людей труда и доброй воли, предложил соломону моисеевичу перевести жалобу на английский язык и отправить не только в цк кпб, но и в белый дом, в америку, где тоже проблема безработицы — и даже больше, чем в нашей компании. Саломон моисеевич, чтобы помочь людям делом и доброй волей, согласился. Может быть, почуяв идущую из москвы оттепель, он решил, что теперь можно все, даже писать жалобы в белый дом и в цк одновременно, но запахи той оттепели были настолько неуловимы, что соломон моисеевич не учуял, что на самом деле пахло… Отправляя жалобу в оригинале и в переводе, соломон моисеевич, как он потом пытался оправдаться, очень волновался, поэтому перепутал адреса на конвертах, а оригинал отправил на белый дом. А в цк кпб поступила жалоба, написанная на английском языке…<br>»В центральный комитет коммунистической партии беларуси на товарища мазурава к.Т. От бланка соломона моисеевича, беспартийного, жалоба. Со дня 17 ноября 1937 года, когда увезли моего брата изю и неизвестно куда разлучили, до дня 5 марта 1953 года я не любил товарища сталина. Я никак не выражал своих чувств, ни словами, ни действиями, потому что вокруг была всеобщая любовь. 25 февраля 1956 года выяснилось, что не только я не люблю товарища сталина, но и первый секретарь цк кпсс, председатель совета министров ссср тов. М.С. Хрущев, осуждавший товарища сталина за культ личности. В результате преодоления культовых ошибок 11 апреля 1961 года в космос первым полетел рядовой советский человек майор юрий алексеевич гагарин. Успехи советской космонавтики дали мощный толчок техническому прогрессу. 1 июня 1961 года автомат с газированной водой был перенесен с проспекта ленина, из шестого продовольственного магазина, на спуск с площади воли в неамигу. Установили его на том же месте, где стоял ларек, продающий такую ​​же воду. Танк был снесен, а я временно остался без работы. 2 июня 1961 года я написал письмо в мингорисполком депутатов трудящихся, в котором просил объяснить, почему машина была перенесена на место, где вода уже была, но не до того места, где ее не было?Например, на углу улиц ленина и карла маркса возле аэропорта, где люди смеются, особенно летом, потому что с утра до ночи задыхаются в очередях за билетами. Благодаря этому недовольство руководством советской страны и лично первым секретарем цк кпсс, председателем совета министров ссср товарищем м.С. Хрущев, «кто не задохнется без воды в очередях за билетами». Слова в кавычках принадлежат не мне, а гражданам из очереди. 5 июня 1961 года старший лейтенант тов. И.А. Гуркович отвел меня в комитет госбезопасности, где товарищ в штатском, назвавшийся майором гагариным (!), Дал мне бумагу и карандаш, чтобы я записал фамилии тех, кто выражал недовольство руководством советской страны. Я сказал, что не могу написать никаких имен, потому что я их не знаю. Товарищ майор гагарин (!) Высказал мнение, что это я недоволен руководством советской страны и разжигаю недовольство других, назвав при этом нескольких молодых людей, которые, как утверждал товарищ майор гагарин (!) Группируются вокруг меня. Я знаю этих молодых людей как абсолютно советских, комсомольских, и только по их знакомству с моей тоже советской, комсомольской дочерью. Поэтому я ответил тов. Майору гагарину (!), Что никого и ничего не бью, молодежь не группируется вокруг меня, как он утверждает, а пьет, как и все граждане, газировку с сиропом и без. Что касается меня лично, то из всех руководителей советской страны я имел недовольство только товарищем сталиным, но даже я его не высказывал, потому что его от моего имени высказывал первый секретарь цк кпсс, председатель совета министров ссср товарищ м.С. Хрущев. Товарищ майор гагарин (!) Согласился с тем, что сегодня в известные моменты можно быть недовольным товарищем сталиным, но ни в коем случае не в минске, а только в москве. Он предложил мне подписать бумагу о сотрудничестве, но я не понял, как такое уважаемое учреждение, как комитет госбезопасности, может сотрудничать с человеком, торгующим газированной водой, и посоветовал мне хорошенько подумать. 6 июня 1961 г. , За два месяца до 16-й годовщины атомной бомбардировки японского города хиросимы американскими империалистами, основной целью которой была попытка угрожать советскому союзу новым сверхмощным оружием, не удавшаяся, поскольку благодаря усилиями самой передовой в мире советской науки, у нас была своя атомная бомба, я пытался записаться на прием к председателю мингорисполкома депутатов трудящихся товарищу шарапову в.И. По вопросу переноса газировочного автомата со спуска с площади воли на неамигу на угол улиц ленина и карла маркса. Мне было отказано в приеме, мотивируя это тем, что на спуске с площади воли к неамиге установлен автомат по продаже газированных напитков в соответствии с утвержденным на сессии мингорисполкома и подписано товарищем мингорисполкомом депутатов трудящихся. В. И. Шарапова, который определяется своими принципами и никогда не меняет своих решений. Пожалуйста, измените или товарищ. В. И. Шарапова, принял ли он решение, наносящее вред воспитанию советского человека как строителя коммунизма, который не может пить воду на углу улиц ленина и карла маркса (курсив мой). И это происходит в то время (!), Когда весь советский народ отправляется в космос и собирается переселиться на луну и другие вселенные, о чем свидетельствует возвышенная речь первого секретаря цк кпсс, председатель совета министров ссср товарищ м.С. Хрущева в связи с празднованием 40-летия бсср и коммунистической партии белоруссии (текст выступления прилагается). Все собственноручно подписано: заявление с.М. Беспартийный.» — И жалоба соломона моисеевича бланка с текстом выступления никиты сергеевича хрущева отправили в кгб и не ответили на нее. Должно быть, они обиделись. Соломону моисеевичу незачем было писать об американском империализме. Возможно, он думал, что это поможет ему, но это не помогло. Приложенное к жалобе выступление никиты сергеевича хрущева, которое соломон моисеевич вырезал из газеты «звязда» для того, чтобы цк цк кпсс мог прочитать ее на белорусском языке, не помогло. По техническим условиям-134″ за 72 часа в израиль», — сказал гурик, когда соломона моисеевича арестовали во второй раз. За что за антисоветское дело, когда жалоба соломона моисеевича насквозь антиамериканская?. .. Костя даже спросил у американца, не вычеркнул ли он, как американский коммунист, что-то антисоветское в переводе? Оригинала мы не видели, американец показал нам перевод, с которого, прежде чем отдать соломону моисеевичу, он сделал копию на радиозаводе, где работал.Вот тут-то и спросят хэбисты: кто этот американец и, может быть, шпион на советском заводе, разрешающий копировать технику?… Конечно, никто не спрашивал… А зря гурик делал вид, что соломон моисеевич арестовали только что, после жалобы в цк, и в первый раз не арестовали. Ну а после саломон моисеевич сказал, что он родственник ленина, чего никто, кроме меня, аси и кости, не слышал. Так же приближался к нам кто мог слышать… «Как мог слышать», — сказал я косте, который после драки с гуриком прямо спросил меня: «кто?…» Не ася сообщила, что отец является родственником ленина. Тогда она была близка к ленину… Как и к эдди рознеру… И не сам костя, который его оборвал: «я его не слышал!» Оказалось, что я доложил. Или соломон моисеевич сам… Ту-134″ доставить в израиль за 72 часа. В любом случае нужно было как-то помочь соломону моисеевичу, пока он оттаивал в москве. Или хотя бы попытаться помочь, а в минске тоже такое… А как помочь?… — Надо доказать, — подумал костя, — что он советский человек и имеет советское влияние на всех нас. А где рассказать?.. Кому?.. Хурику?.. А то хурик не знает, кто такой соломон моисеевич, и вся квартира, — сказал костя. — Мы идем туда — и кому надо, тот нас услышит. Позже она называлась моправской, затем калининской и, возможно, сразу после прихода американца ее переименовали в коммунистическую. Его квартира находилась в доме №2, ближайшем к проспекту сталина, который также был переименован и стал проспектом ленина. После того, как американец вернулся в америку и убил там своего американского президента, дом, в котором он жил в минске, исчез. . Новые номера на нем доказывали, что это был дом № 4, а дома № 2 как будто и не было. Таким образом, никто никогда не мог жить в нем. Тем более американский… Какой американский? Откуда он взялся, из праха склеился?.. Это бсср, а не америка. И все же дом, в котором жил американец, был и есть, хотя и под другим номером, и стоит, как и стоял, почти напротив музея i съезда рсдрп. И я. По пути, как к нам пришел. Они приехали к американцу, а у него, кроме марины, которая уже год как вышла за него замуж, была еще и полковница. Не имея своего жилья, он жил то с сестрой возле стадиона, то с матерью возле радиозавода — и по-соседски смотрел на американца, у которого всегда были счета, которые марина приносила из своей больничной аптеки. «Кареты», к которым полковник привык в тюрьме. Он пришел с кофейником, такой тяжелой палкой, и говорит: «я перепутал квартиры». Как же он мог их перепутать? 24, но на разных улицах в разных домах. Американец с мариной на улице коммунистической, а полковник с сестрой на улице энгельса. А чтобы запутать квартиры, нужно, как минимум, перейти мост через свислочь… Разве полковник не переходил мост? Кстати, квартира на улице киселёва, бывшая улица старажовская, там жила мать полковника, а потом, когда она была большевиком, дот умер, жил один, имел номер 24. Такое совпадение должно что-то означать, но я не знаю, что оно означает.. . Не думаю, что полковник посетил американца только ради «колес». Он был учителем, гуру, чьи ученики вытягивали из земли все, что он хотел. Но полковник никогда не хотел ничего особенного. Он мог бы даже обойтись без «возов», запивая вином или водкой, если бы их не было. Тогда почему он тяготел к американцу?… Не смотреть его, врага народа, за иностранцем. Хотя все может быть. Там сына поэта шушкевича, находившегося в лагере, русский язык учил американец. Разве это не удивительно? Он сын белорусского репрессированного поэта, и преподаёт американский русский язык… Что-то смущает эбистов. Учили клопов… То, что марина была дома нам никак не мешала и не вредила, даже наоборот: тем, на кого соломон моисеевич имел советское влияние, с ней было лучше. А полковник… — Мы думали, что соломон моисеевич тоже здесь, — сказал костя, как будто не слыша и не зная о том, что соломон моисеевич арестован, значит, он не способен слышать и знать, потому что такого не могло случиться, и полковник недобро посмотрел на него. Костя был обязан своим. — Жаль, что его нет, он так возвышенно читал доклад товарища хрущева… — И полковник, как только хозяйка поставила его на рабочий стол, налил себе, потому что, наверное, марина не принеси «колеса» на этот раз, он выпил и удивился: «как ты читал?… Что?… — …На 21-м съезде кпсс… Ликуя… — Продолжал костя и моргал, и тыкал пальцами в потолок и во все стены… — Сегодняшнее поколение советских людей будут жить при коммунизме!.. — И полковник вдруг закричал, не откусывая: «что вы здесь делаете?» Я растопырил пальцы! Соломон — генетический антисоветчик! Как он мог читать такое…! Да, это возвышенно! Поднялся ли он на унитаз… — И хотя костя уже тряс веревку кулаками, закатывая глаза вверх, полковник был тише, но говорил… — С газетой на естественные нужды…» Костя опустил кулаки, сжал их и беспомощно сел на стул… Американец, наверное, тоже знал, что и его телефон, и его квартира прослушиваются, поэтому он попытался спорить с полковником: «эти — американские газеты для естественных нужд, а не советские», на что полковник сказал, что все газеты в мире — исключительно для естественных нужд, ни для чего более, и тут ася сказала: — мой отец не антисоветник . — Антисоветчик! — Сказал полковник, который, побывав в тюрьме, знал, что такое люди, и не питал к ним ни особого уважения, ни сочувствия. — Кто еще, если не антисоветчик? Еврей, следовательно, антисоветчик. Он был бы наполовину евреем — он был бы наполовину антисоветчиком. Как я. А он полностью. И даже больше… Туз, который, не снимая шинели с генеральскими погонами, стоял в дверях, как будто мы уже были под арестом, и охранял нас на таком высоком, общем уровне, вдруг спросил: — как можно больше, если полностью? Этого не может быть. — Не антисоветчик! — Вдруг коротко всхлипнула ася. — Это все из-за меня, это гурик… Старший лейтенант игорь гуркович… — Твердо говорила она в потолок, глотая рыдание… — Когда отца арестовали за ленина, он сказал мне подумать, к кому будь с ним или с костей, если захочу… Костя вскочил: «что?!. Уходи!..» — И, вскочив, опрокинул стакан с чаем, который только что налила марина, на живот полковника и ниже… И полковник даже не заплакал, как будто у него там ничего не было, перед ним — вот как он ожесточился в тюрьме, только сказал, тряся портвейном: «у-йо-би-ща». Не тронется, — удивившись терпению полковника и посидев с минуту с открытым ртом, спросила ася, и полковник снова сказал, надрываясь: «ха! Пока-пока!» — И непонятно о ком он говорил, о гурике, или о косте, который тоже непонятно кого называл пренебрежительно: гурик или ася? , Глядя с которой на медленную реку, на мост через нее и парк за ней, на поднимающийся из парка город, я завидовала приехавшему из америки алику — и сразу у него будет такая квартира, какую я никогда не будет… Да, это гора, квартира, пусть все исчезнет, ​​потому что, конечно, не ася, а гурик, весь в блестящих погонах, везде, и, конечно, он, но это не костя, а как же?.. — Как же больше, если совсем? — В третий раз спросил ас, у которого мозги, уже включившиеся, «напрочь» застряли на этом, а марина встала и принялась убирать со стола: «извините, это не сумасшедший дом…» Позже, когда мы на самом деле попали в она сумасшедшая, я вспомнил, что это марина первая сказала о ней, которая всего год была с американцем, и уже вела себя как американка, хотя я тогда не знала, и я не знаю теперь, как они себя ведут в таких случаях, американцы… Мы так себе… Алика смущало то, что жена толкает его гостей, и он пошел к провожали нас. — Как же мне все это понимать?… — Спросил он, когда мы спустились во двор. И они перешли на круглую площадь, полковник, и когда костя сказал ему, что это спектакль для эбисты, он вздохнул. — Тогда билеты пришлось продавать, идиоты… Ты, ася, не лади с этими бедолагами, держись за гурика. Выходи за него замуж. Марина за алика, а ты за гурика, и еще неизвестно, кто будет лучше… — А я уйду! — Вдруг ася запрыгнула в автобус, мы только подошли к остановке, и тут же за ней закрылась дверь. Костя рычал на них, но тщетно. Ася крикнула шофёру, чтобы не открывал, а он, раз такая красавица просила, не открывал, уехал, а костя схватился за задний бампер и, сопротивляясь изо всех сил, держал автобус, который загазован, загазован, до бампера… — Который уже схватили и эйс, и я, и американец, и, неизвестно где, уилл со своими друзьями, канадцами джимом и джоном… — Пока бампер с визгом не оторвался звук. Водитель заметил в зеркало, что бампер оторван, притормозил, чтобы остановиться, и вдруг туз бросился вдогонку за автобусом — и водитель, увидев, что за ним гонится генерал с бампером не с той стороны, решил не останавливаться. Связались с ним, черт с ним, с этим бампером, и снова погнали асю от кости к гурику… А от вечного огня на круглой площади, свистнув, к нам побежал милиционер, пленные немцы.Все, даже американец и канадец, шли, заложив руки за спину, молча, только полковник добивался справедливости: он оглушительно стучал ломом, доказывая, что не участвовал, как позже зафиксировали в протоколе, «в хулиганских действиях по оторви задний бампер городскому автобусу маршрута №1.» , — Но его никто не слушал… Если бы кто-то сказал мне, что спустя годы в протоколе моего задержания было бы написано, что я участвовал в хулиганских действия, вызвавшие массовые беспорядки, и мне грозили бы за это не 15 суток, а пятнадцать лет, я бы подумал, что услышу такое от куда более безумного, чем эйс, который бежит и бежит в моей памяти от площадь победы до моста через свислочь — и ярко-красная крыса его генеральской шинели трепещет парусом в полумраке. — Интересная компания… — Подчеркивая и первое, и второе слово, капитан милиции, который — должно быть, в тот день он руководил полицейским участком, — задумчиво сказал он, прочитав наши показания. — И спросила алика. — Ли харви освальд?.. Вы действительно американец? Алик кивнул. Типа, да, американец. — Джим… джон… кто ты, джим? — Капитан перевернул бумаги, и джим, как в армии, сделал шаг вперед: — я! — Канадец? — Канадец! Капитан внимательно посмотрел на него. — А почему фамилия русская? Колесников… — Из русских эмигрантов! — Так, из белых? — Нет! Из бывших! Капитан не понял. — Из каких более ранних?… — В его понимании, наверное, до белой эмиграции из россии никаких эмигрантов не было и быть не могло. — Ну, давай разберемся… А ты, джон, ты белый? Джон, который приехал из канады в белорусскую консерваторию учиться играть на русском баяне и теперь понятия не имел, где он и что случалось с ним, что его мать была чернокожей женщиной, поэтому он не был похож ни на белого эмигранта, ни просто на белого человека, но согласился с капитаном: — белый. На баяне… — Это потом! — Прервал его попытки объяснить, что он культурный человек и играет на белом баяне, капитан. — Ты играешь на колыме. — И полковник, вспомнив, может быть, эдди рознера, хрипло: «ха!» — На чем?.. — Наморщил лоб, пытаясь понять, на чем ему предлагали играть, джон, но капитан уже перевернул бумагу. — А ты… — Обратился он к уиллу, который оказался на круглой площади с джоном и джимом как раз в тот момент, когда мы отрывали бампер… — Радист? — Моя фамилия ледник. А радистом меня называют, потому что… — Потому что ты радист!- Логично заключил капитан. — Хотя может и ледник. Здесь, в показаниях гражданина воран, написано: «…И совершенно случайно у нас оказался радиолист с канадцами». Значит, ты был с ними, и ты был с канадцами, и ты случайно не называешься радистом?.. Уилл растерялся. — Это прозвище… У него есть, — он указал на меня, — никнейм принц, хотя он маленький и непохожий… А у меня есть еще один: уилл… Мы, я и воран, вместе учились в школе, так что в нем… — И — резко перебил его капитан, наклоняясь лицом к лицу: — в каком? Немец, американец? Цру? Ну!.. — В 42-й гимназии… — Еле промямлил он, не до смерти радуясь, что связался с нами, вилл, а капитан, в глазах которого, быть может, не генеральские, как на погонах эйса , но на этом все звезды загорелись, он обратился к полковнику: «а вы, гражданин сисой ким иванович, когда-то уже судимый за антисоветскую деятельность, тоже случайно не состоите в этой компании?», На площади якуба коласа, в каменная, довольно большая комната, в ней кроме нас и капитана никого не было. Допрос американского шпиона и двух канадских шпионов, радиста, антисоветского офицера и еще трех завербованных агентов, один из которых в отставке и не совсем здоров, но генерал авиации, капитан решил провести без свидетелей — неужели мало?.. Трудно сказать, какие фантазии блуждали в его голове, когда, приказав нам выстроиться вдоль стены по росту, он подходил к каждому вплотную, становился лицом к лицу, смотрел долго и пронзительно в глаза, потом медленно отступил — спиной к противоположной стене — и снова уставился на каждого по очереди: на костю, на эйса, на уилла, на обоих канадцев, на американца, на меня и, наконец, к полковнику, который стоял последним и который вдруг сказал капитану лицом к лицу: «слушай, э-би-ча! Вы арестовали товарища ли харви освальда, первого секретаря коммунистической партии соединенных штатов, который должен сегодня вечером выехать в москву, чтобы завтра утром встретиться с товарищем хрущевым, первым секретарем цк кпсс. Подумай, что ты за это получишь». И все, больше полковник ничего не сказал. Должно быть, он решил, что этого достаточно, чтобы капитан испугался и отпустил первого секретаря компартии сша вместе с канадцами и всеми нами. …Погоны… С другой стороны — если что-то, неизвестно что, стояло за всем этим, то бывший зэк не смог бы так нагло обозвать его, начальника.Конечно, это могли быть рога зеки, но был и американец, настоящий американец, и канадцы, пусть один из них белый, а другой черный. Поколебавшись, капитан все же испугался, но абсолютно не настолько, чтобы он нас отпустил, а ровно настолько, чтобы доложить в кгб — и через десять минут за нами пришли забрать. Гурика среди пришедших не было… Площадь якуба коласа, бывшая комаровская где было то лето начала 60-х?… Тридцать лет спустя, летом начала 90-х, в бывшем ровд на якубе площадь коласа, которая стала я встретил асю в ресторане «на ростаниях». Она сидела одна за столом лицом к окну и спиной к залу — и я узнал ее со спины. На ее плечах горел огонь волос, рассыпавшихся по белой блузке. Подавила, но огонь… Я подошел и, боясь, что будет, когда она повернется, поздоровался. Плечи вздрогнули, огонь дрогнул — она ​​повернулась. Она смотрела, не узнавая ее, и я смотрел, не узнавая ее, хотя знал, что это ася. Беспощадное время ни к чему не так беспощадно, как к красоте, и ни к кому не беспощадно, как к красоткам с горячей, как кипяток, кровью… — Стар я? — Спросила она, еще не помня, кто я такая, и через тридцать лет, через время, за которое столько всего произошло: страстей, измен, потерь, смертей, — этот вопрос был самым банальным из всех, что она могла задать, и самое главное для нее. Моя бывшая однокурсница, с которой я училась в электротехнической школе связи, отмечала свой день рождения. Я пришла в ресторан с лилиями — с цветами, которые я любила, потому что помнила, что их любила ася, а других цветов для меня не существовало. Я подарил ей белые лилии однажды, стоя на коленях, так что и сейчас не мог думать ни о чем другом, кроме как встать на колени… Но потом я встал на оба колена, а теперь на одно, на одно… — Ася, не уходи за хурику, не за костю, я один люблю тебя больше всех, и клянусь, что сделаю тебя счастливой, только подожди… — Я подарил ей лилии, которые она, нагнувшись, обняла меня, и быстро-быстро слеза скатилась с ее щеки, покатилась по моей щеке: «я не узнала тебя, старый еврей…» «Мальчик, ты еще найдешь свою любовь, а я я для тебя старый еврей…» — Сказала она в день замужества с гуриком, а костя поправил меня, подарив ей то, что он хотел на нее плюнуть, кровать гебиса, ах да, тьфу, а я ничего не дала , я принес ей белые лилии, потому что знал, что они ей нравятся, и просил ее подождать, пока я смогу по закону жениться на ней… — И при чем тут закон, дурак?..» «Ты спасаешь своего отца?…» — Спросил я тогда, и она ответила: «все. Гурика!» — Уилл помахал руками передо мной. Его руки, которыми он грузил цемент, чтобы заработать денег на джинсы, были настолько мозолистыми, что он мог рвать морковку на ладони, как на терке. «Кто заправил постель?» «Евреи!» Уилл не был антисемитом, он был братом корреспондента всесоюзного радио, который недавно дал ему почитать книгу о том, как евреи завоевывают мир. «У них есть такая масонская политика: всех в органы к правительству, соединить со своими. Так что гурика связали! И увидишь: лети высоко, здесь масоны постараются». Ася позволила себе только одну слезинку… — Что мы с тобой сделали? — Она ​​вытерла вторую слезинку на реснице, а третья пропала. — Жизнь проживалась отдельно… После спектакля с цветами я не знала, что делать дальше, что говорить?.. Вдруг стало неловко, как на той сцене, где штукатур вытащил тебя из комнаты. Чужой бумажник из кармана вынуть, а ты стоишь, ждешь, вынет он его или нет, и не знаешь, куда девать руки… Так он и сказал, помедлив немного: полила кофточку…» — И она стряхнула с кофточки желтоватую цветочную пыль: «с лилиями всегда так, но я их все равно люблю, спасибо, что помните…» — И я не очень удачно спросила, глядя на пустой стол, за которым она сидела: — ты один? Она не сказала, что это не самый лучший вопрос. — Одна. Впрочем, лучше она и не спрашивала либо: «я старая?» — Почему ты одна? — Потому что я со всеми прощаюсь… — Она пошевелилась и села у окна: теперь вечернее солнце не освещало все морщины на ее лице. — Садиться. Вы торопитесь? — Нет. — Я присел. — С кем ты прощаешься? — Он кивнул на стол. — Никого нет. — О!.. Их много. Всех не уместишь. — Она развела руками. — Вот поэтому и нет никого. Однако у меня никого не было. Кроме отца. Ты его помнишь? — Помню. — И снова спросил я через тридцать лет. — Ты вышла за гурика, чтобы спасти отца? Она сложила свои руки, самые красивые руки в мире, что только можно, что можно себе представить, один в один, ладонь в ладонь, внимательно посмотрела на меня. — Тебя это еще интересует? — Еще. — Удивительно… А ты еще завидуешь мне морю, ветру, солнцу? Сказал ей, что она равна солнцу, ветру и морю. Потому что ее обнимает ветер, ее целует солнце, ее ласкает море… Теперь этого во мне не было — и я сказал правду: — нет. Не равны. Мне казалось, что она хотела бы, чтобы я еще ревновала.И промолчав, как бы взвешивая, будет ли продолжаться разговор, говорила почти с выговором. — Я вышла за гурика, потому что ким иванович сказал мне выйти за него замуж. — Кто сказал? — Сысой. Полковник. — Я слышал. Это было несерьезно. — Как ты мог слышать? Я никому не говорила. Она не все помнила. Я забыл про круглую площадь, про первый автобус… — Он сам сказал. Со мной, со всеми. Перед тем, как запрыгнуть в автобус, чтобы поехать в гурик. «Ты, ася, не терпи этих бедолаг. Ты держись за гурика. Выходи за него замуж. Марина за алика, а ты за гурика, и еще неизвестно, кто будет лучше…» Так он говорил слово в слово, но это было несерьезно. Он только поиздевался над тем, как мы придумали спасать соломона моисеевича. Рассказать в квартире американца, чтобы слушали хэбисты, какой у вас отец советский человек. — А-а… — Засмеялась ася. Почти так же, как раньше. Как будто ангел сбросил с неба горсть серебряных монет. Только пока на землю летели те монеты, многие из которых были унесены ветром. — Это действительно выглядело забавно. Сейчас это выглядит смешно… А тогда страшно. И я была так благодарна тебе, что ты был со мной… — Она покачала головой, огонь перекинулся с плеча на плечо. — А если серьезно, ким предложила мне выйти за гурика, — сказал он позже. Когда я пришел к нему, чтобы… Не хочешь ли ты выпить со мной? — Мы можем выпить. Шампанское?.. — Шампанское. — Из крашеных банок?.. У вас есть, — позвал я официанта, — крашеные банки? Он не понял. — Что? — Банки, — показала руками ася. — Пол-литровые расписные банки. Один желтый и один… — Она ​​виновато посмотрела на меня… — Синих. — Синих сегодня нет, — сказал официант с юмором, что редкость для официант. — А желтые будут завтра. Подождешь?.. «Нет, — я не согласился ждать, — я ждал тридцать лет», — на что официант сказал: «так один день там, один день здесь.. — Но ушел и быстро вернулся с шампанским и двумя бокалами, завернутыми в желтые и синие салфетки. — Вот годится?..» Совсем как когда-то в квартире кости на немизе вечернее солнце падало из окна на рабочий стол, и мы поднимали разноцветные фужеры, каждый со своим: «за тебя .» «Для тебя». «Для нас». «На встречу». «Для соломона моисеевича». «За эйса». «За полковника». «Для алика». «За гурика». «За костью». «На мгновение». «За колоннами». «За какие колонны?…» «Театр юного зрителя». «За колоннами тюза». «За свислочь». «За минск, где были такие люди». «Почему были? Есть. Для нашего официанта». «За минск, в котором есть такие люди. Хоть ты не прощайся и не уходи». «Куда ты идешь?» «Куда не ходил мой отец». «В израиль?» «Да, моя тетя еще жива там. Она и раньше звонила, а юрик…» «Какой юрик?…» «Жена генерала кгб — и в израиль?» — А теперь ты не жена? «Теперь он не генерал». «И кто?» «Умерший». — Подожди… Хурик умер?.. — Нет, но он, как бы это сказать… Умер. «Как же так?..» «И, конечно же, что одно из наших ведомств официально ответило на запрос одного американского ведомства, что он умер». «Почему?» «Потому что какой-то шпион… Короче, документы нашлись. Копии». «Какие бумаги?» «От алика». «По какому алику?» «Американский стиль. Из них следует, что гурик готовил его к убийству кеннеди». «Ерунда!» «Глупо, но из-за этого пошла карьера гурика. После убийства его почти сразу перевели в москву, повысили…» «Дурак!.. Может быть, хотели сделать вид, что это их работа. На всякий случай.» «Может быть. Но теперь они целуются с американскими президентами, так что гурик — поздний генерал». — И он едет с вами в израиль? — Вас это тоже интересует? «А как вы думаете?..» «А сами подумайте: как покойник может куда-то идти?…». Подошел официант: — еще шампанского? Ася посмотрела на пустой бутылка: — скоро мы… — Мы не замечаем разговора, — сказал официант. — И разговоров после этого мы не помним. — Тогда не будем вспоминать, — как-то отчаянно решила ася, и так же отчаянно, как только официант принес и налил шампанского, она выпила его и заговорила, не останавливаясь, как будто боялась, что, если он прервет, он не пойдет на переговоры. — Я любила костю, но не так сильно, как полковника, которого я любила, знаете, любила, как, может быть, следует любить бога, он один знал столько, сколько все, и он был один среди всех, кто был свободен в той советской тюрьме, то я в то время не боялся, я не видел вокруг людей равных ему, поэтому я пришел к нему однажды ночью и сказал, что готов отдать его, я был таким дураком , я готов был отдать ему все, что у меня было, а он засмеялся: «а что у тебя там есть, кроме пыток?» — Я впервые услышал это слово: пытка. «Так она у любой личинки есть, а что если дашь, так я возьму, иди спать…» — И я легла, а он сказал, что ему надо куда-то идти, он ушел, я ждала до утра меня весь клапан кусал, потому что у него в постели, да какая там кровать, матрац порван с рваным одеялом на полу, может скорпионов и не было, но он всю ночь где-то пролежал , он вернулся пьяный и спросил: «что ты здесь делаешь?…» — А когда я повторил, что он для меня как бог, и я готов отдать ему все, что у меня есть, закричал: «иди отдай все гурику, йо-биш-ча!..- И он толкнул меня, голого, в коридор, швырнув за собой мою одежду: «хурика!..» — А я вся была вся в блохах, блохах, гнидах, вшах, даже на лобке были эти вши, хотя мол так не передаются она прислонилась утром к гурику и сказала что согласна быть его если он пообещает что отца отпустят и не трогают его, а он обещал, а я заразила его теми лобковыми вшами ,mandolice, вот так и началась наша совместная жизнь, а отец умер в тюрьме, гурик это сказал ночью, так кто же виноват, а может и не кто на самом деле, но я сразу подумала о гурике, и тогда, и сейчас думаю, что это он помог моему отцу умереть, потому что он был не в состоянии, конечно, ведь кто он такой, чтобы освободить его, вот так я прожила с ним свою жизнь… Что-то еще будет в моей жизни, а может и ничего не будет, как ты думаешь?.. Говоря все это, она сидела прямо, неподвижно, и руки ее неподвижно лежали на столе — ладонь в ладонь. Я наклонился и поцеловал их. Ася не дрогнула, не сделала вид, что ей неловко: она привыкла, что ей целуют руки. Она подложила одну руку мне под губы, другой погладила меня по голове: — если хочешь, я увезу тебя в израиль, помнишь, уилл нам сказал… Кстати, он жив?… — Жив… — А эдзик? — Жив. — Так много еще живых? Большой? Гарик?.. Пиля? — Биг мертв, а гарик и пиля живы. Многие еще живы… — Слава богу… Вы помните, как уилл, которому его брат давал читать антисемитские книги, рассказывал нам об израиле и говорил нам, хотя его там не было, он связались только с некоторыми израильскими радистами… — Не с некоторыми . С министром… — Да, с министром, вспомнил! И с королем кувейта… — Не с кувейтом, иордания… С хусейном. — С хусейном, да, и с барри голдуотером, вот этот, как его… — Сенатор. — Сенатор, сенатор, но как мы его тогда называли… — Ястреб. — Да, ястреб. Враг ссср. Это из-за вас московские хабисты выдумали шпионов и антисоветчиков, а гурик… — Какой гурик?.. — А ты не догадываешься? — Что мне делать? Угадайте?- О том, что он был переведен в москву и продвинут не только через американца, но и через вас, его брата… Некоторых из вас он сделал террористами, которые вместе с американцем хотели убить хрущева, и он тебя разоблачил… — Кто тебя разоблачил? Брат уилла? — Кто брат уилла? Хурик! Он сказал мне об этом, когда перестал быть генералом… Я отошел от жены гэбистского генерала, которая умерла, но жива, а она, якобы его вдова, уезжает в израиль, и я посмотрел на асю внимательно: не шутит ли она?.. Не похоже, чтобы она шутила. Глотать сразу стакан, чтобы сразу опьянеть, как однажды в кафе «весна», когда солдат налил асе два стакана, а тот пододвинул один ко мне: «пей». «Не может быть,» — сказал я, снова двинулся вперед и взял асю за плечи, но она застряла, и я опустил руки. — Тюрьма для ким и эдика не годится, нас всех расстреляют». «Они могли застрелить его, когда везли в тюрьму. Но хрущев спросил, как все это будет выглядеть? Он пришел к белорусам, похвалил их, сказал, что они будут первыми при коммунизме, и они его за это убьют? А кто?… Комсомольцы, студенты. А кто?… Тот, кто ведет их к коммунизму? Какой же тогда коммунизм?.. Потому и решили держать в сумасшедшем доме, как душевнобольного. И сохранили бы, если бы не ваша клиническая смерть. Испугались, решили прикрыть покушение, обойтись антисоветской пропагандой». «Какое покушение?.. Покушения не было, что было скрывать?» «То, чего не было, держалось в секрете. И началось как бы. Ведь все стали думать: если засекречено, значит, оно есть. Это часто делается, не знаете ли?… Полковник, если помните, тоже всякую чушь классифицировал — и вроде бы не чушь…» Ася некстати рассмеялась, но не так, как высыпались серебряные монеты. , А как звенела ложка в треснувшем стакане. И когда перед этим взрывом смеха я собирался сказать ей правду о смерти соломона моисеевича, я просто не знал, как лучше это сделать, так что теперь вдруг подумал: зачем? Чтобы она наконец поняла, с кем прожила свою жизнь, и еще больше возненавидела гурика? И что с того?.. Гурик — ничего. Все принадлежит ей. — Я не помню, чтобы полковник что-то скрывал. — Ты помнишь, что он всех нас предал? Что мы все оказались в его антисоветской группе, помнишь? Полковнику было наплевать на всех! На вас, на меня… Кто мы?… — Ее смех нервно остановился, и она сказала, изображая полковника. — Иди отдай все гурику, йо-биш-ча… — И она уже кричала своим голосом. — А кто он?… Пишет, пишет, пишет и не может за всю жизнь одну сказку написать о солдате и смерти. Она не простила полковника. Спустя столько времени… Почему? Не потому, что полковник кого-то предал… Женщина не может простить насмешку над любовью. Предательство — прощает, насмешку — нет. — Напишу, — сказал я. — Если ты останешься. Она смотрела так, как умеют смотреть только еврейские женщины: одновременно и в прошлое, и в будущее. — За что? Не будет сказки, даже если он ее напишет. Мы оба почувствовали, что говорить больше не о чем, и она встала. — Я пойду. Здесь меня кусали все, кто мог. И закрылки и божьи коровки. И еще нет. Это было начало девяностых. На литографии, висевшей в холле ресторана, где мы с асей прощались, скакал рыцарь на белом коне. Одновременно в прошлом и в будущем, в котором он еще десять лет будет жить в бараках, на улице киселёва, бывшей улице старажовской, ким, сысой, полковник. Но так и не закончил свой рассказ: «солдат обратил взоры вперед — ни души, ни субстанции, ни призрака, ни маны, ни мрака, ни снов на трупе. Стая птиц мчалась под ним быстрее, и вдруг он опустил солдата в глубокое синее море, и тот перестал видеть в деле. А над морем вставала солнечная и бдительная заря во время дневного перехода.» (Из ненаписанной повести полковника «солдат и смерть».) Улица интернациональная, бывшая зборовая, волоцкая, бывшая хрищенская, преображенская уже рассвело, когда наступил дневной марш, когда все мы, кроме асы , которого выгнали из отделения милиции на подводе, перевезли с улицы красной на улицу интернациональную во двор с тыла главного здания кгб. Двор образовывали несколько домов и обнесенная колючей проволокой стена, за которой виднелась «американская девушка»: внутренняя тюрьма кгб. Машина, в которой нас привезли, развернулась и, казалось, разинув пасть, снова двинулась в сторону города. За ней, шурша, закрылись железные ворота. — К стене! — Скомандовал один из стражников, принимая нас из конвоев, и впервые с тех пор, как нас увели с круглой площади, я испугался. Я не думал, что нас расстреляют, но вдруг чего-то испугался. Но я был не единственным, кто боялся. Уилл сдавленным голосом спросил, когда охранник толкнул его: «а что стена?…» — И выругался: «давай стрелять в х…» Стена, за которой виднелась тюрьма, была закрыта. В трещинах и красных брызгах. Скорее всего, дело было в краске, которая забрызгала, когда красили ведро, одиноко висевшее на пожарном щите у ворот. Ничего страшного здесь произойти не могло, и никому бы не пришло в голову ничего страшного, будь эти брызги зелеными, желтыми или синими. Но они были красные… Как сказала ася: сейчас смешно. И не слишком много. А тут не прошло и десяти лет со смерти сталина, и почти каждый человек, кроме американцев и канадцев, кого-то из управы когда-то уводили, попадал, может быть, в этот самый двор — и больше не возвращался. Тюремная стена, а дома напротив нее стояли скамейки — обычные доски на палубах. Не знаю почему, но американец и канадец сели на «тюремную» скамейку, а мы все сели напротив. И старались не смотреть друг на друга. Звонили сначала полковнику… И спустя долгое время, два часа, так и не позвонили. Все это время ворота открывались снова и снова: на машинах подъезжало все больше людей. Почти всех их я знала — то ли через кости, то ли через волю, а в основном через полковника. Любимец полковника гарика клябанова… Эдик гарачи и эдик зельдович… Рыжик, ося рыжиков… Слава буйнников… Леня макаренко… Валера высоцкий… Виктор либенсон, виолончелист, скрипач, илья фроши, пианист.. Толя пестрак по прозвищу пила, сын писателя филиппа пестрака… Вадим некрасов… Сергей будкевич… Шидляк, геник шидловский… Витя шульман, сын известного режиссера, снявшего фильм «человек не явись» и которого через сына выгнали из партии, то есть из киностудии, из работы, из самой жизни — и он окончательно умер где-то в канаде… Почти все они, за исключением либенсона и фраучи, студенты университета. Они прошли американца с канадцами, подошли к нашей скамейке, где места не хватило, и встали рядом с нами. Никто ни с кем не поздоровался, не сказал друг другу ни слова. Все боялись. Не мне одному, всем… Через два часа где-то в доме, куда увезли полковника, что-то загрохотало. Сухой, короткий. Как будто сухую ветку сломали. Стреляли ли. И тут же повели американца и канадца в один дом. Их скамья осталась свободной, но на нее никто не сел. Все, как стояли, так и продолжали стоять возле нашей скамейки, у своей стены. — О, годы… — Прошептал уилл, сидевший между мной и костом, побелевший. — В застенках стреляют?… И тут его позвали. Он поднялся, сел, снова поднялся, сделал шаг, шатаясь пошел в другую сторону, вдоль забрызганной красной стены… — Куда ты идешь? — Крикнул один охранник с крыльца, а другой подошел и повернул уилла, толкнув его прикладом автомата: «иди туда, иди туда…» — И он думал о нем здесь, в двор… — На удивление спокойно сказал костя вслед уиллу. — Чтоб весь город слышал. Еще тогда, в том дворе, в том ужасе, и потом, когда все кончилось, я недоумевал: почему костя, когда его позвали в дом, в который мы вошли одним путем один и из которого никто не вышел не вышел, в котором что-то сухо загремело, как будто его подстрелили, встал и ушел, ничего не боясь?.. Я видел, что он не боялся, как будто знал в заранее, чтобы с ним ничего не случилось в этом доме.Там, в том дворе, я считал его героем, а потом, когда мы выясняли, кто нас предал, кто из нас стукач, уже не думал о косте ничего героического. Именно потому, что он один среди нас выглядел героем. Почему он герой, когда мы все были в ужасе?… Я подозревал, вспоминал, спрашивал себя: от кого гурик узнал, что соломон моисеевич родственник ленина? Когда возле скотобойни были только мы втроем: ася, костя и я?… Косте я уже не верил, как себе, я ему совсем уже не верил. И дружбой с ним я не гордилась, и он мне не казался самым крутым в минске, как раньше… Вот что делает с нами страх. А после кости он снова показался мне героем… Когда выяснилось, что все обо всем нам рассказали и написали в доме, где его должны были расстрелять, но не расстреляли, полковник. Через него мы все попали в одну подпольную организацию, о которой не знали: в минске появилась антисоветская группа кима сысоя, при первой же встрече я спросила: зачем?… Зачем он рассказал и нам все написать?.. — Потому что он заранее знал, — отвечал полковник, — что вы признаетесь во всем, что они хотят. Так что мне лучше самому.» Меня позвали последней. Не в подземелье, а в обычной комнате с одним окном, даже не зарешеченным. Вся мебель — это кожаный диван у стены, шкаф и столик с телефоном и графином с водой. За столом, постукивая карандашом по графину, сидел мужчина лет тридцати в бриджах и военной куртке, который молча указал на стул посреди комнаты. Я сел, скрестив ноги. Я расправил их. Снова набрался. Я не знал, как сесть на этот стул посреди комнаты? Где искать? Я сел и посмотрел вниз. — Я майор гагарин, — человек в галифе перестал стучать, словно из автомата стрелять, и я поспешно сказал, чтобы угодить ему и показать, что готов на все: — я знаю. Я ожидал, что ему это понравится, но ему не понравилось. — Откуда ты знаешь?.. Я не знал, как ответить, как знаю ли я это, чтобы не обвинять соломона моисеевича, написавшего майору гагарину жалобу в цк партии. Вот почему я промолчал, мучительно сознавая, что я уже облажался на самом первом вопросе и теперь не могу от него отвертеться, а майор не стал ждать, пока я что-нибудь придумаю, чтобы от него отвертеться. — А вы знаете, что по последнему закону, принятому верховным советом в связи с ухудшением отношений с америкой, врагов ссср расстреливают без суда и следствия! И ты подпадаешь под этот закон, понимаешь?!. Откуда мне было это знать?.. Как и то, что такого закона нет и быть не может. Я даже не знал, что законы принимаются верховным советом, а когда майор гагарин сказал «ты тоже подпадаешь под этот закон!» Поднялся над столом, надо мной, над шкафом, над всем миром — я потерял сознание. Я плыл на том стуле, сидя на котором я не знал, куда смотреть и куда ставить ноги… С этого момента, через того майора гагарина, я уже не мечтал, как мечтал раньше, когда настоящий гагарин полетел в космос, чтобы стать космонавтом. Я выздоровел, лежа на диване. Майор гагарин стоял надо мной и плеснул водой, которая мне показалась соленой.Портки сделал:- я не враг.Мне показалось, что майор посмотрел на мои сапоги: не попал ли мокрый?… — Вот я и говорю… Кто из вас враг? Нормальный советский человек. Ты же советский, да? Я кивнул, вытираясь: — советский. — Видишь, советский. Комсомолец. Стенгазетовец. Ты пишешь в стенгазету, да? — Я пишу. Стихи. — Вот видишь, пишешь. — Он поставил графин на стол. — Так напишите нам. Не надо стихов, прозы… Документально, без всяких художественных образов, проза: я встретил такого-то, такой-то сказал мне то-то и то-то… Не вставай, ты можно сидеть на диване. К тому же, для начала, скажите: вы уже построили радиостанцию?.. Я уже собирался встать с дивана и, встав, гордо сказать, что я не стукач, не буду написать им любую прозу — и я не встал. Ведь под моей кроватью в общежитии электротехнического училища связи был рюкзак, а в нем — радиодетали, о которых никто, кроме меня, не знал. Кроме меня и, как оказалось, майора гагарина. Откуда он знает?… Он не лез ко мне под кровать. Выходит, в общежитии электротехнического училища связи кто-то пишет документальную прозу?… Отказаться, сказать, что я ничего не делаю и делать не собираюсь, было бы глупо. Тем более, что радиоспорт не является преступлением. В то время это делали все, кто хотел. Точнее, кто мог. В том числе и офицеры технических отделов кгб, которые, во-первых, в основном знали английский язык, а которым, во-вторых, было проще всего захватить радиостанцию. — Не собирал. Деталей не хватает. — Какие?.. Он спросил так, как будто был готов помочь мне достать эти детали. — Пары ламп… Конденсаторы… Много чего еще. .. — Много еще чего… — Повторил майор, садясь. — А где вы берете эти лампы с конденсаторами? Вы покупаете?.. Он не собирался мне помогать… Он собирался меня унизить, потому что в те дни нельзя было нигде купить эти лампы с конденсаторами. Во всяком случае, в магазине, где продавали только мелочевку для радиоприемников. А детали для радиостанции можно было только достать. Проще говоря, украсть. Либо сами, либо попросите кого-нибудь украсть его. Я таскал их в армию, выламывая из «крата» или «р-250», или забирал с завода. Не зная, что ответить, я с тоской смотрел на майора. Все, что ему нужно было сделать, это послать кого-нибудь в спальню, чтобы найти радиодетали под моей кроватью, и меня посадили бы в тюрьму. Как обычный вор, безо всякой политики. Сделав паузу, чтобы я все понял и понял, что со мной может случиться, майор спросил: — это вам американец их с завода тянет? Он давал мне указания… Путь, по которому я могу выбраться из угла, в который он меня загнал. И, может быть, я бы пошел по этому пути, но американец не стал вытягивать для меня детали. Я ни за кого не тянул. Уилл как-то попросил его принести настроечную шкалу, кусок обычного пластика, на что алик ответил, что он не русский, чтобы воровать. Как будто из его дома в америке не воруют, а только фильмы об этом показывают. А сам он не пропивает платежки, которые ворует для него из больничной аптеки марин. Ну, это его дело. Подробностей он мне не вытягивал. — Нет. В подробности он мне не вдавался. — А кто? — Никто. Я сам. — Ты сам?.. Сухо сглотнув, я не смог найти свой голос, поэтому просто кивнул. Майор встал, отворил дверцу кабинета, взял чистый лист бумаги, положил его на край стола, ноги мои были слабы. Хоть и слабенький. — Что писать?.. — В чем ты только что мне признался… Что ты как-то… Обязательно напишешь как?… Пробирается на режимную фабрику и ворует части. За что дадут хоть лет пятнадцать… Уголовный кодекс предъявите, или отзывам верите? Он меня даже в угол не загнал. В ловушке. В тюрьму. Я взял карандаш, которым майор, когда я вошел, постучал по графине. — Как это назвать?.. Показания?.. — А кто вам дает право, если у тебя нет своего? — Майор гагарин неожиданно изменил направление, в котором я собирался выйти, не из-за угла, а из тюрьмы. — Хот?… Работаешь какое-то время с ледником? — Хот радио не делает… — Вздрогнул я и замолчал, сообразив, что уже ответил на его вопрос. Если не хот, то уилл, я озлобленный ребенок, с которым думал подраться… Именно через уилла я увлекся радиоспортом. Когда в мигающих зелеными огнями радиостанции я провел с ним несколько ночных часов, за которые он побывал и в индии, и в америке, и в австралии, и говорил о джазе как о своем родном, то не с кем-нибудь, а с самим луи армстронгом. , Который обещал прислать ему (и прислал через пару недель!) Пластинку с автографом, я бредил этими зелеными огоньками. А когда он сам начал работать в эфире, то договорился с тем же луи армстронгом, что я пришлю ему фото его в обнимку с эдди рознером, чтобы он это написал и прислал эдди горячему — поэтому эдди не имел проблем со знакомством с девушками… Отвернуться было невозможно, так что не нужно было отворачиваться. Как насчет того, чтобы уилл учил меня на своей радиостанции? Она на учете, в чем тут криминал?… — Я с ледником не работаю, у него первая категория, право работы с телефоном во всех диапазонах, а я… — И будет вам, — майор гагарин взял верхнюю бумажку из стопки бумаг на столе. — Все у тебя будет… И категория, и корочки, а пока… Ты был у ледника, когда он связывался с американским сенатором гарри болдуотером? — Барри болдуотер?.. Напрасно спросил я. Майор гагарин, только что заключивший сделку, кивнул. — Ну, барри галлуотер. Так был? — Нет. Я просто знаю, что он есть. — А вы знаете, кто он? — Американский сенатор. Вы сами это сказали. Майор посмотрел на меня так, что я понял, что он не рекомендует мне играть с ним в темноте. Говорят, мы уже в это играли. — Американских сенаторов много… Но не все они готовы к войне с советским союзом. — Майор положил на стол бумажку, ткнул в нее пальцем. — Это ястреб! Враг! Он призывает уничтожить нас, начать против нас ядерную войну, и клиент с ним на связи! Что это может быть, как вы думаете?.. Конечно, это уже не пятнадцать лет тюрьмы… И даже не двадцать… В этот раз я не потерял сознание, но я был целый, с головой, которую мне недолго осталось носить, втиснутой в кресло. Если его предъявят следствию и суду, или куда-то без суда и следствия, все так, как подано майором гагариным, то и спрашивать о том, что это может быть, нечего.Расстрел. А как спастись? — Он радиолюбитель… — Кто радиолюбитель? — Галлуотер… Второе место в чемпионате мира… Первое у виллы, а у него второй. Майор гагарин удивился. Может быть, потому, что он майор кгб, но он не знает всего обо всех. И спросил, как не веря своим глазам: — глейшер чемпион?.. Это правда.Американцы, работавшие на навороченных радиостанциях производства лучших фирм, не могли победить нас на чемпионатах мира — с нашими самодельными, склеенными «коробками». В то время чемпионаты проводились журналом «сq», что в международном коде означает для всех, кто меня слышит, и были неофициальными. Сенатор галлуотер был заядлым радиолюбителем, у него была собственная радиостанция в сенате, и все же он был заместителем в команде. Быть вторым не только в спорте, но и во всем ему, вероятно, было суждено судьбой, ведь он не стал первым на президентских выборах в сша, на которых после того, как алик убил джона кеннеди, барри голдуотер сражался с линдоном джонсоном. Здесь большой вред ему нанесла радиостанция в сенате, на здании которой торчал двойной квадрат его радиоантенны, показанная по телевидению на всю америку. Выступая по тому же телевидению, его соперник джонсон, как бы между прочим, не говоря о главном, но все же не банальном, проснулся: «я надеюсь, что наши соотечественники и вы, сенатор, уважая америку и ее символы, не будете допустить двойные квадраты над белым домом». Даже если он гебист, даже если он сенатор, обязан был соблюдать . Ну, что бы нам ни запрещали… Избрав джонсона президентом, американцы не допустили двойных квадратов над белым домом, но галлуотер не убрал их со здания сената, как бы его ни заставляли сделать это. И мы поздравили его с победой!.. Вот что такое радио, зеленые огни по ночам… Это вам, скорее всего, не с президентами быть и даже не кодеин, не глотать «колеса». Это тысячи голосов, за которые можно проголосовать… Кто-то ищет голоса в урнах, кто-то ищет голоса во вселенной. Но принесете ли вы это майору?.. Майор вдруг отложил казнь. — А король иордании хусейн?.. Вы были у ледника, когда он связался с королем иордании? Мой горло немного разболталось, уже не так пересохло и раздавлено… Король не сенатор, иордания не собирается с нами воевать. Может, не расстреляют? Майор вытащил, покрутил в пальцах и вставил обратно пробку графина: — ну?.. Посмотрел на графин, пощупал горло и не понял, почему я боялся просить майора налить воды?.. Мне нужно побороть свой страх, просить, я хочу пить, и я уже раздвинул пересохшие губы, чтобы сказать: «товарищ майор, налейте воды, пожалуйста…» — Но тут зазвонил телефон. — Есть! — Взял трубку майор, взяв трубку, хотя звонивший не мог видеть, взял ли он трубку или сидел, как сидел, и майор почувствовал, что я об этом подумал, он сконфузился и, уже повесив трубку, он вдруг закричал: «ушел отсюда! Если нужно, найдем!» — И начал торопливо собирать бумаги, чтобы бежать с бумагами к кому-то, на кого он вскочил и ответил «есть», а я встал и ушел, никто меня не остановил, только охранник, когда я перешел к дверь, которая вела во двор, сказал: «не туда, к тем!…» — И через дверь, на которую он указал, провел меня через какие-то переходы на улицу интернациональную, бывшую улицу зборова, по которой я дошел до кинотеатр «победа», где я купил билет на очередной сеанс и в буфете пил, пил и пил воду… Кинотеатр «победа» когда-то был клубом имени сталина — и там была филармония именно там, где в апреле 1940 года состоялись первые концерты оркестра эдди рознера. Музыканты, евреи из берлина, праги, вены, варшавы, которых война загнала в советский союз, где они думали сбежать от гитлера, а оказались со сталиным, играли так, что гудел весь минск! «Да какая леона, какая яша!..» — Раздавались у сорванных ветром афиш с репертуаром оркестров уцесова и скомаровского. — Это наша эдюня!…» Пяти концертов хватило, чтобы никому не известный в минске польский еврей эдди рознер стал «нашей эдюней», а «белостокский театральный джаз», потрясший эдюню минск, стал «государственным джаз-оркестр белорусской сср». «Что вам нужно, — спросил эдюню глава советской белоруссии пантелеймон пономаренко, — чтобы с таким же фурором выступить в москве на декаде белорусского искусства?» «Ап-пар-р-ратура, гоп, ап-пар-р-ратура!..» — Пел ему рознер, и взял такую ​​гоп-аппаратуру, которой не было ни в одном оркестре ссср: из радио завод, работавший по лицензии компании «телефункен». Радиозавод из вильнюса, осенью 1939 года переехавший в литву, был вывезен в минск, где стал заводом имени ленина, где сейчас работает американец алик. Хотя при чем здесь американский алик? Нет проблем… На этом заводе эдди рознер купил радиоаппаратуру для своего джазового оркестра. И куда он попал из-за этого? На колыме. С этого завода — лампы и конденсаторы, спрятанные в моем рюкзаке под кроватью в общежитии электротехнического училища связи! Так почему же я сижу здесь и пью воду, как будто я не пил той воды у соломона моисеевича?.. Из кинотеатра, у дверей которого контролер спросил: «а кинотеатр?..- Я бросился на «бродвей», запрыгнул в первый же троллейбус, доехал до подлесной, побежал в общежитие, схватил свой рюкзак, долго бродил по улице, не находя места, где можно было бы избавиться от того, что в нем было — в этом хэбистском городе некуда выбросить даже самый маленький резистор, не больше скрепки! Наконец он увидел люк с надписью гтс, рядом был брошен кусок арматуры, с помощью которой он поднял люк, отодвинул его в сторону и высыпал все свое сокровище из рюкзака в темную бездну колодца городского телефона связь. Оглядевшись, не преследуют ли меня, я поставил люк на место и снова побежал по подлесной, прыгнул в первый троллейбус и, миновав улицу ленина, увидел на скамейках площади тех, кто стоял у стены и сидит на скамейке рядом со мной во дворе на интернационале. Здесь были все, кроме американца с канадцами и полковника, который создал антисоветскую группу, назвав ее своим именем, чтобы мы могли ощутить, как он писал в своем неоконченном рассказе, «трагизм существования и многие другие экзистенциальные вещи, не имеющие имени». Улица кисялева, бывшая старожовская. В полной мере прочувствовав трагедию существования и многие другие экзистенциальные вещи, не имеющие имени, мы отправились на поиски полковника, который нашелся в его дом сестры. Но не с сестрой, а с асей, которая должна была быть с гуриком. Ася узнала от гурика, что нас арестовали, и прибежала. Костя попытался сделать вид, что ему все равно, куда и с кем она прыгает, но не остановился. «Из-за тебя…» — Начал он, намереваясь сказать, что если бы не она с ее прыжками, нам бы не сорвали бампер, не повезли бы в милицию и загнали во двор, где мы ждали расстрела, но полковник перебил костю: — что через нее?!. Война?!. Он крикнул это, тыча пальцем в асю, и она выбежала, не закрыв двери… Асе было двадцать, полковнику за тридцать. В моих глазах их разделяла пропасть. И мне ни разу не пришло в голову, что и костя, и гурик по возрасту гораздо ближе к полковнику, чем ко мне. Полковник якобы был одинаково старше их, а ася — всех. Но это было совершенно неправильно… Я долго не мог понять: как полковник относится к косте, гурику? Всем — и в первую очередь мне? Я думал, что он ко мне равнодушен, никак, пока гарик клябанов, который был не только любимцем полковника, но и ревнивцем, однажды сердито не спросил: «что за сын полка бродит среди нас?» Это было здесь, в этой квартире, и я бросилась к двери, как только что бросилась ася, и полковник поймал меня за руку: «он не сын полка, а сын полковника!» Это было моя первая победа в походе. Вокруг которого собрался полковник: он как бы приравнял меня к другим. Я остался — и теперь мы все стояли, глядя на дверь, которая, качаясь взад-вперед, закрылась за асей. — С фасолью позже… — Сказал уилл, как бы помогая косте, который никак не мог найти что. Ответить полковнику. — Между нами, мужиками, давайте разбираться. Полковник никогда не был мягкой игрушкой, а тут, кажется, из него посыпались железные искры — вот он и набросился на уилла. — Что придумывать?! . Хватит воевать с канадцами! У кого есть свои валютные цыгане? Я?!. Никто не знал, что полковник написал «документальную прозу» для майора гагарина, так никто и не понял, что с ним случилось?.. Мы действительно цыганили валюту канадцев. Чаще всего уилл был цыганом, выдумавшим басню, будто выпивая за валюту, он чувствует себя эрнестом хемингуэем. Когда он пьет за рубли, ему снится, что он филипп пестрак. О том, чтобы быть фисташковым, вил даже мечтать не хотел, хотя покупал не кальвадос, который любил хемингуэй, а свою любимую водку фисташки за валюту, как и за рубли. Предпочитая в искусстве все иностранное, виль следовал в жизни отечественным традициям, склоняясь не к тому, что лучше, а к тому, что побольше.Вместо старого рубля появился новый, в десятки раз дороже, в газетах он изображался как силач, поднявший молот над головой карлика, — зря потраченный доллар — вдавил ему в плечи. Но на пять могучих рублей можно было купить в обычном магазине только одну бутылку водки, которая стоила 2 87, плюс желтую (кабачковую) икру, сыр «каубасный» и колбасу «ливерную», а на пять карликовых долларов в валютном магазине — две бутылки водки плюс черная (осетровая) икра, сыр «швейцарский» и колбаса «зубрыная». Или, если покупать без икры, то три бутылки с колбасой. И как так вышло, что у меня из-за того, что доллар в газетах стоил 90 копеек, можно купить и больше, знали ли контрабандисты, которые покупали доллары у иностранцев дороже, чем за копейки, а за сколько — никому не говорили , кроме кгб. Уилл не был ростовщиком, поэтому его финансовые отношения с иностранцами твердо основывались на том, что печаталось в советских газетах. Заняв валюту, он вернул кредит в рублях по официальному курсу. Оказалось, что вместо двух бутылок он вернул одну, вместо осетровой икры — кабачки, вместо колбасы «зубрина» — «печень». С этим чаще всего мирились кредиторы, ведь в долг бралась небольшая сумма.Когда они выразили недовольство, уилл принес газету с силачом, который занес над карликом молот и спросил: «ты против нашего курса? Не хочешь учиться в компании?..» Канадцы джим колесников и джон дак захотели учиться у нас. Где им еще быть так за так! — Научил?.. С джоном была проблема: до того, как он одолжил пятерку, он играл на баяне. И заставлял слушать тех, кому одалживал. Он играл час, а то и больше — так мурин любил русскую гармонь. Уиллу, которому луи армстронг отправлял свои пластинки с автографами, было скучно, но он выстоял. Ведь мало было стряхнуть с баяниста пять «гномов», надо было отогнать его водкой и икрой. Самому брать лучше не пытаться, так как возле входа в валютный магазин, кроме милиционера, стоит неприметный человечек, который точно знает, кому можно иметь валюту, а кому нельзя. А если не должно, а есть, то пожалуйста к майору гагарину… Джим колесников по прозвищу коль, который учился не в консерватории на баяне, а в университете на филфаке , не имел музыкальных способностей не имел поэтому он понес гораздо большие потери из-за своих финансовых отношений с уиллом. — Все в порядке, кола, — утешил его уилл. — Не будь разгильдяем — и тебе все вернется. Даже с крючком». Уилл догадался: джиму все вернули. Даже с крючком… когда 60-е невероятным образом перешли в 90-е, я встретил джима колесникова в москве. Он купил дом своего прадеда на проспекте мира, бывшей улице мящанской, и думал, что может купить всю москву, но все это было даром. А деньги, чтобы выглядеть так, как будто он может купить всю москву, он нигде не зарабатывал, а в бывшем ссср. «В минске я начал учиться их получать без лишних церемоний. Итак, — канадец джим колесников по прозвищу кола поднял стакан виски в своем доме в москве на улице мыщанской, — за минск! А для уилла, как он там сейчас?..» Будет теперь, слава богу, ничего, хотя, конечно, время, возраст. Сердце, глаза… Встречаемся изредка на крыше дома, в котором он живет, и подтягиваем провисшие провода, поправляем накрененную ветром антенну: двойной квадрат. Из дома через улицу и чуть наискосок, где мвд, на нас смотрят майоры и подполковники, а на наш участок, закрепив антенну, мы сидим спиной к дымоходу, выхлопной трубе и смотрим в сторону нас в городе. Отсюда, с крыши семьи, на улице горадский вал, в бывшем захарьевском переулке, он, наш город, как открытка из прошлого. Бывшая площадь зборовая, базарная, воля с ратушей, бывшая триецкая, великая татарская, замковая, васкрасенская, завальная, мясницкая, немига-раковская, бывшие ракавский и семинарский переулки, немига, от которых осталась только желтая церковь — все первое… Нам немного грустно, и вдруг уилл упоминает, что еще недавно улица горадский вал называлась именем бандита урицкого, и мы радуемся, потому что что-то в нашей жизни изменилось к лучшему. Там и ниже, на первом этаже дома, где в те времена, когда улица носила имя бандита урицкого, располагался магазин «садовина-городнина» — ныне ресторан «мирский замок». Сидеть там человеку не по карману, вот и сидим здесь на крыше — не хуже. «Итак… — Говорит уилл, доставая из кармана расплющенную бутылку коньяка, хотя врачи и запрещали ему пить под страхом смерти, но если ты умираешь, то из лучших… — Пойдем за минск!» Пьем понемногу, упоминая эдди рознера и луи армстронга, барри галлуотера и короля кувейта, кеннеди и алика, асу и бига, гурика и костю, асю и марину, а чаще всего полковника… И каждый раз упоминаем его, майоры и подполковники из дома, что чуть по диагонали через улицу, смотрят на нас особенно внимательно. Вдруг вспоминаю, что познакомился в москве с джимом колесниковым, который изучал филологию в минске, а стал президентом одной из богатейших российско-канадских корпораций, на что уилл говорит: «жалко, что его нет в минске, я бы отдал ему пять баксов.» … Хотя что теперь можно купить на пять баксов?» «Я говорю, бутылку можно купить.» «Но не три с икрой», — вздыхает уилл. — Как все изменилось…» Он забыл: можно было купить две бутылки икры. Три уже без икры. С крыши дома на горадском валу хорошо виден двор в квартале улицы комсомольской от улицы интернациональной, в который машины иногда въезжают и выезжают через железные ворота. У ворот стоит охранник, на пожарном щите висит одиноко ведро. В этом месте ничего не изменилось. Разве что теперь ворота не открываются в стороны, как раньше, а поднимаются вверх. — Спрашиваю уилла. — Чтобы мы думали, что нас хотели расстрелять из-за валюты? — От меня?.. — Удивляется уилл. — Фарцовщик?.. Не помнит. Сердце, глаза, рассеянный склероз… С рассеянным склерозом дружу, но не так близко. Во всяком случае, я помню все, что так или иначе связано с асей… Как она выбежала, как за ней закрылась дверь и как полковник набросился на уилла, что он цыганит валюту у канадцев… . .. — Никто никого про валюту не спрашивал, — заступился за вило костя, а полковник огрызнулся: — тебя и не спрашивали! И они достали меня вашей валютой! Было видно, что он манит.И непонятно почему?.. Костя подошел к двери, которая еще дрожала, закрываясь за асей. Он схватил дверь за ручку, плотно закрыл ее. — Кому еще досталась валюта? — Он посмотрел на пилу. — Вы?.. — Нет… — Пила боялся и полковника, и ворона, не говоря уже о майоре гагарине. — Меня отвели к родителям. — Какие родители? — Мои… Чтобы я задумалась, что с ним будет, когда все узнают, что я сын революционера, такого писателя … — Ха! — Зарубил полковник, который, может быть, считал кого-то еще, кроме себя, революционером и писателем, но не филиппа пестрака, и тут вдруг эдик гарачи, друг пили, закричал: «не руби!», — И поднял руку, как в пионерском салюте: — антиосаркан! У него все получилось: и «не рубить!», И пионерский салют, и, похоже на «нет пассаран!», Тарабарское слово антиосаркан! Недаром он актер театра юного зрителя, на ступеньках которого читались стихи и в колоннах которого бродили, переплывая с левого берега свислочи на правый, запахи далекая московская оттепель. Или шидляк, напористый геник шидловский. Но никто не ожидал такого напора от эдика, обычно тихого, самого тихого в нашей роте, даже полковник посмотрел на дверь: — что ты делаешь?… — Об этом и спрашивали. Кто привез книгу в минск, кто ее читал, кто кому подарил? Меня спросили, кто мне дал… Полковник, привезший из москвы роман «анти-осаркан», о котором я слышал в разговорах, но не читал, потому что книга не дошла до меня, как младшего, и уже, похоже, не придет, спросил он осторожно: — и что?.. — Ничего, — опустил руку, которую все еще держал, как в пионерском салюте, эдик . — Никто не прошел. Иду утром в театр, а на ступеньках за колонной что-то лежит. Свернутый, как огромная кубинская сигара. Спрашивали: почему кубинский? Я спросил: а какой?.. С крыши с семьей, на горадском валу, где мы с уиллом сидим, видно кухню на проспекте независимости, где раньше был табачный магазин, где мы покупали кубинские сигары. В блестящих, словно серебряных, ракетообразных футлярах, которые советский союз хотел поставить на кубу, чтобы напугать америку, заключенных в деревянные ящики. Одна такая сигара в америке (уилл спросил об этом сенатора голдуотера) стоила 20 долларов, а у нас 20 центов. Голдуотер не поверил… Первую пачку сигарет я купил в магазине «табак» на проспекте независимости, тогда еще проспекте ленина. Долго колебался, выбирая между «шипкой» и «джебелем». И хотя пачка «шипки» — плоская, из тонкого картона, похожая на пачку сигарет «казбек» или «герцеговина флор», которые курил сталин, — выглядела красивее обычной, бумажная пачка «джебелу», я выбрал последний. Не начну с того, что мне это чем-то напомнило сталина, через которого полковника посадили. Я угадал с сигаретами… Табак, из которого они были сделаны, был с добавкой. С травкой, которая оказалась наркотиком. Чуть-чуть, но все же… С полпачки можно было нормально летать. Но довольно скоро с «джебелем» разобрались, запретили продажу сигарет, перестали их ввозить — и полеты прекратились. С, курить бросил.. «Шипку» к нам привезли болгары, а «джебель»… Не помню, кто и откуда привез нам такие летающие папиросы… Это те же болгары? Зачем тогда «джебель», дьявол? Не похоже на друзей, не похоже… И джебель привезли не кубинцы, они тоже были друзьями, как и болгары… Может парагвайцы… Так что, накурившись, пускаем в них ракеты — и началась война. — Будет, — спрашиваю я, глядя в ту сторону, где раньше был магазин «табак» с кубинскими сигарами по двадцать копеек, — а что было в ту книгу? @> — доктор живаго? @> — нет… Какое-то тарабарское название… — «Анти-осаркан»? — Да. — Вы не читали? — Нет. Как самый младший, моя очередь не подошла. Уилл делает глоток из бутылки, протягивает бутылку мне. — Жаль, что я не был самым младшим. Я делаю глоток. — Плохая книга? — Не помню… Если бы я тогда был самым младшим, то и сейчас был бы самым младшим. — А… — Что такое «а»? … — Почему «анти-осаркан»? — Ха! — Рявкает уилл, получая это на всю жизнь от полковника. — Не помнишь? Он доволен, что я, младший, не помню. И подтверждаю, что не помню, отрицательно покачивая головой. — Был александр асаркан, театральный критик. Московский муравей, как его называли. Он сидел во владимирском централе с полковником и павлом улитиным… Вы читали павла улитина? Я слышал об улитине, но не читал, поэтому снова качаю головой, а уилл смотрит на меня как на человека, который сделал что-то неподобающее. Или нет, не потолок: он смотрит на меня как на человека, который должен был и мог бы сделать что-то приличное, но не сделал.Я улитина не читал… — Вы знаете, что было в его биографии? — Тюрьма, когда он был с полковником. — Тюрьма… Вы можете себе представить что-нибудь страшнее, чем тюрьма? — Могу. — Что? Не знаю что?.. — Лагерь? — Лагерь… Никогда не садился — вот почему ты боишься. И представьте: вашего отца, дворецкого, обезглавили. То ли белые, то ли красные… Семья улитина жила на дону сразу после революции… И вот он, трехлетний мальчик, просыпается ночью, а его мать стоит посреди дома со своими голова отца в его руках. Не зная, куда его положить… Потом кладет на седло, идет во двор и возвращается с телом… Тащит его к столу и начинает пришивать голову к телу… Я представил — и потянулся к уиллу за коньяком, уилл потряс бутылку. — А ты тюрьма… Мы зашли в театр эдика, посидим у стойки. Русский театр, где сейчас работает эдик гарачи, видно с крыши хутора на горадском валу, если поворачиваете от желтой церкви на немизе к тюрьме на владарском. Тюрьма называется пищаловский замок. В «замке» одна из башен рухнула, и интересно наблюдать с крыши, как вокруг нее ходят тюремщики, не зная, что с ней делать… — Так втроем, полковник, асаркан и улицин написал в тюрьме авантюрный роман. Тот роман предприимчивого тюремщика… Вы читали «разговор о рыбе» улитина? — Я так и не узнал, что предприимчивый начальник тюрьмы сделал с авантюрным романом, потому что вилье интереснее говорить об улитине, чем об асаркане и даже о полковнике. — Уилл медленно спускается со своей крыши на изысканный седьмой этаж, где уже в квартире показывает мне фото, на котором красивый мужчина в берете с палкой стоит рядом с полковником, который, кажется, только что свалился с крыши и сломал ногу. Глядя в его расплывчатые, как у всех евреев, и в то же время весело-безумные глаза, почему-то думаешь, что вряд ли можно прочесть что-то осмысленное среди его писаний. — Когда умерла его мать, — говорит уилл, глядя с нежностью. На граненого человечка с палкой, — написал он ей письмо. — Куда?.. — На тот свет. Куда еще покойнику писать?.. Улица володарского, бывшая лошицкая, бывшая серпуховская эдзик гарачи ноги в лагере отморозил, вот и ходит по театру в резиновых резинках. Он даже просит роли в спектаклях, чтобы играть в резиновых сапогах. В советское время таких ролей было достаточно, а сейчас их нет — и эдик практически не используется в спектаклях. Но он может спокойно посидеть в театральном баре. Никто не подбежит: «что ты пьешь перед выступлением?!» А если кто-то вскочит не разобравшись, то эдик ответит: «вино…» Здоровье у эдика не настолько крепкое, чтобы пить коньяк. Вот почему он один, если не считать полковника, был в тюрьме? А не пилу, или кто-нибудь из нас… И я прошу, спускаясь, как самая младшая, достать коньяка для меня и воли и вина для эдика: что он думает, почему только его? — Потому что один им было достаточно, — эдик отхлебывает вина. — А я, ведь кто еще?… У пилы отец писатель, у шульмана режиссер, фанни фейнберг член-корреспондент, полицаев гэбэшник… А у меня отца нет, а мама — медсестра. Уилл гримасничает: — зачем это здесь?… Генералы сидели, маршалы… — При сталине, — кивает эдик. — А со мной в дубравлаге уже сидела охрана сталина. В старом, еще ленинском лагере. Причем в одном бараке — охрана сталина, а в другом — охрана берии. А бериевцы пренебрегали сталинистами, называли их палачами… Раньше гарачи ничего подобного не рассказывал, умалчивал о своих двух лагерных годах, и к нему подошел заинтересованный воля, чтобы эдик не потерял импульс рассказать: — почему? — Ведь обезглавливали женщин, которых привозили к сталину. После барина берявские их сами изнасиловали, но их все равно отпустили живыми, а сталинские резали. Ну что, стреляли… Какое-то время мы тупо смотрим на эдика, потом я говорю, что этого не могло быть, потому что если бы это было, то это было бы давно известно, а эдик спрашивает: «от кого?… От женщин, которых давно нет?..» — Когда я был там, — он показывает пальцем за спиной в сторону здания кгб, — я сидел во время следствия окно камеры выходило на проспект, где ворковали голуби и били почтовые часы. Его только что установили, и он бил… Так продолжалось почти полгода, с тех пор я терпеть не могу воркование голубей и схожу с ума от часов. Итак, как бы ты узнал о часах с голубями, если бы меня там не было? Кто бы сказал вам об этом сейчас? Голуби?.. — Ну, ты сравнил, — уилл изумленно качает головой. — Что одно, а что другое… — А вы сидели? — Мягко, потому что он мягкий по натуре, — перебивает вилла эдик. — Ты слышал, как тикают часы и воркуют голуби за окном клетки? В сотне метров от кафе «вясна», где наливаешь портвейна аса… Лучше бы он этого не говорил, потому что и мне, и уиллу неловко… — Как есть пропавших без вести… — Виновато говорит уилл, и гарачи потягивает вино: — ну, я не до этого… Как это вообще началось? Павел улитин арестован в москве в поисках своего романа. Говорит, что книга в минске… Не знает чья… Кого начинают искать?Обыскивают дом полковника, но не находят… Тут на той же сцене стоял мой друг, тоже актер, он потом уехал в америку, сообщает, что книга у гарачи. И хотя это уже с асей бланк, но берут не асю, а меня… А там, — эдик снова показывает большим пальцем за спину в сторону, где кгб, — юрик тихо сообщает мне, что на допросе я должен помнить, что книгу взяла не сама ася, а ее отец, которому все равно. Я спросил: «за что соломон моисеевич должен сидеть», а гурик, старший лейтенант игорь гуркович, ответил: «за все…» «Что?!. Уходи!..» — Я вспомнил, как в квартире американца костя, вскочив, закричал про гурика и опрокинул стакан чая на живот полковника, а полковник закричал, тряся ногами: «ха! Пока-пока!» — И теперь, спустя годы, как и тогда, я не понимал, о ком он говорит: о косте, спасшем соломона моисеевича, или о гурике, спасшем асю, отняв у нее отца. До сих пор во мне все против того, что среди нас в то время могли быть негодяи. — И все же этот роман… — Стараюсь увести разговор от самого неприятного… — Что было в нем что бы его в тюрьму сажать? — Не помню — отвечает, типа уилл на крыше, эдик в баре. — Ничего особенного, болтовня на салфетках. — На каких салфетках?.. — На бумажных. Книга самиздата… Бумага тонкая, как салфетка… Страниц много и не разобрать, что напечатано. Гебешники особо не разбирались. Арестовали не книгу, а автора. Он их разозлил, он привалился в инвалидной коляске на антисоветском митинге. В москве, на площади маяковского… И известного диссидента из-под носа возили на той телеге. Вот они и давайте искать книгу, чтобы поставить автора. Приехали в минск, а там целая антисоветская группа. А минские гебешники, которые были причастны к этой группе, тут же оказались под контролем московских гебешников… За это мне и дали два года! Эдик кончает неожиданно. — Но не потому, что моя мама медсестра. Он, кажется, только что понял это — и смотрит на нас смущенно… — Я тогда не мог понять, почему одно — это одно, а другой другой… — Он все так же виновато смотрит на эдика вилля. — Меня выгнали из комсомола, но оставили в университете. Вадика някрасова выгнали из института, но из комсомола забыли исключить… А будкевича, который вообще был на стороне огня, гнали отовсюду… Эдзик не слишком интересуется слушая, кого погнали откуда или нет, а он нам то же говорит, что и смотрит, мы в замешательстве: — я за два года не сыграл пятисот спектаклей… Полтысячи… И вообще я мог бы… Дайте мне сигарету, — просит он уилла, хотя сам не курит, и когда уилл дает ему сигарету, тот закуривает, делает долгую затяжку и кашляет, запивая кашель вином… — Радио в бараке обычно выключали в десять часов. А здесь, в конце ноября, ровно в десять часов: «президент джон кеннеди убит». И такая внезапная тишина в казарме… Полная смерти, я никогда не слышала ничего подобного. Все все понимали как один, все думали об одном: а как же война? Это лагерь… Где мы, враги, если не сожжены? Только в потреблении. — Эдик тушит сигарету. — Бридота, как ты ее сосешь?… Когда меня освободили, я пошел из лагеря на станцию… Станцию ​​вызвали в темноте… А впереди меня шел офицер… С чемодан, с пакетами, все в него падает… Я догнала, предложила помочь… Чемодан подобрала, мы дошли до той потьмы, он спрашивает: «откуда я тебя знаю? Твое лицо мне знакомо…» «Я из седьмого лагеря…» Он так на меня посмотрел!.. Видел бы я, как он на меня посмотрел… На что-то такое смотрят , чего не может быть… Я должен убить его, потому что он бы в ту ночь, когда могла начаться война, меня бы расстреляли, а в любую другую ночь, в любой день он мог меня убить , а я помогаю ему, неся чемодан… — Так это нормально между нормальными людьми, как тут тут… — Начинает уилл заканчивает. — Хотя я представляю себе картинку… Эдик смотрит на уилла так, как будто пытается увидеть, что за картинку ему воображает, и говорит, не видя: — черный квадрат. Вы не представляете, какой я черный… Когда умер арестовавший меня следователь, фамилия его была харулев, я испытал такое горе! Вот он и умер, его не убили, он сам умер, а я не успела отомстить! Ничего и никак. После этого я пошла на его могилу и возложила цветок. Один. С таким счастьем, с таким блаженством… «Белой краской рисую в темноте…» Когда-то пел гарик клябанов, и это была наша философия. Принципиально отличается от философии черного квадрата. Если она вообще в нем, в том квадрате. — Что ты пьешь перед спектаклем?!. — Спрашивает эдика, тихонько подкравшись сзади, главный режиссер театра, и эдик отвечает, не оборачиваясь: «вина, борис иванович…» Главный режиссер забыл, что в репертуаре театра не осталось спектаклей, в которых эдик мог играть в резиновых резинках. Он вообще много чего не помнит… Он может позвонить среди ночи: «прости меня…» — А ты спросишь: «простить что?…» — Он молчит. Когда-то борис иванович был близок к полковнику, но ни в антисоветских, ни в каких других группах он не участвовал. Вот так он прожил свою жизнь в театре… Театр — уютное место. Когда-то, когда улица володарского называлась улицей лошицкой, здесь была синагога.От раввина главдиректору досталась неплохая должность. — Что насобирал? — Интересуется он, помня, что эдик не занят в спектакле. — В чем причина пьянства? — Никак, — отвечает эдзик, наливая борису ивановичу мой коньяк с волей. — Это всего лишь выпивка… «А пока, на просторах родины, что вот-вот случится, ты не найдешь ни одной причины не пить…» — А… — Главный директор пихает ему коньяк. — Тогда, конечно… — И спрашивает его эддик, удобно кладя руку. Лицо аси просветлело от облегчения. Все помнят асю. — За нее! — Борис иванович, любящий выпить за все прошлое, бросает стакан. Скажем, стакан за все бертольда брехта — и отдельный кубок за его пьесу «трехгрошовая опера», благодаря постановке которой борис иванович приобрел мимолетную известность в последней четверти прошлого века. Известность почти такая же, как и у его коллеги валерия николаевича, похороненного с почетным караулом. Он же был и главным режиссером театра, но уже другого. Воля написала пьесу, которая в первом действии о временах, когда борис иванович и валерий николаевич были еще молоды, а во втором — о время, когда они дожили до века. Там один персонаж говорит о другом: «и он носил пальто дольше, чем новое носил, и жил дольше, чем жил». Теперь зол на одного. И предлагает: «борис, давай выпьем за будущее!…» Борис иванович не любит пить за будущее, потому что в этом нет ничего хорошего. Смерть театра и духовная деградация. И когда эдик наливает еще стакан, борис иванович молча выпивает. Но мы знаем почему. За одно время, в котором он обрел мимолетную известность благодаря «трехгрошовой опере». Уилл также любит выпить за «трехгрошовую оперу», потому что в спектакле играла любимая им актриса. На три дня она даже вышла за него замуж, и хотя больше ничего из этого не вышло, уилл по-прежнему любит выпить. И я никогда не был против поднять бокал за «трехгрошовую оперу». Почему бы и нет?.. У каждого из нас есть своя трехгрошовая опера. «И каждый пил за себя…» — Писал похороненный без почетного караула поэт. Спектакль вильи об анти -советская группа сысоя. Полковник. Эдик гарачи может сыграть самого себя в спектакле по этой пьесе. И уилл мог сыграть себя, и я, но не бориса ивановича. Он есть, но он не хочет играть там себя. Поэтому спектакль ставить не собираются. — Пойду, — говорит. — У меня спектакль. — Подожди, — пытается остановить его эдик. — Так ты помнишь гурика?.. — И спрашивает борис иванович, уходя: — кто посадил отца аси?.. — Кто посадил отца аси… Так ты помнишь?.. — Не помню… За что ты его помнишь?.. — Задаром!.. Ты только помнишь, да? — За что не помню … — Главный режиссер, у которого есть пьеса, уходит от нас, а эдик вздыхает: «вот память, мне бы такую…» Спрашиваю: — зачем тебе помнить ? — Потому что я помню, я!.. — Без всякой связи, как мне кажется, с самим борисом ивановичем и с тем, помнит он или нет, эдик наливает себе и выпивает залпом… — О неделю спустя после того, как американец убил кеннеди, а мы все гадали, начнется ли война, расстреляют нас или нет, меня привели к начальнику лагеря, а он недалеко! — Эддик стучит по столу и смотрит вслед борису ивановичу. — Кто он?… — Спрашивает уилл, хотя понятно, что байрас иванович не мог быть там, во главе лагеря. — Гурик! Все блестяще… «Здравствуй, актер сгоревшего театра!» И что начинает крутить!.. «Ты ходил, — спрашивает, — стрелять в тир радиозавода?» «Ходил». «С американцем? С ли харви освальдом?» — Не только, — говорю, — с ним. — А с кем еще? «С вороном…» «Кто еще?» «С гариком клябановым…» «Ещё?» «С уиллом…» «И с моим братом?…» «Каким братом?» — Брат уилла, корреспондент всесоюзного радио?.. — И его расстреляли, — эдик наклоняется к уиллу, вставая из-за стола. — Что это?..» «Что с полковником? С кимом?…» «И с полковником, и с кимом…» «А в кого вы в нем стреляли?…» «По мишеням». — По каким целям? «По обыкновению». — А необычными?.. — Какими необычными?.. — Да такими! — Он разворачивает на столе передо мной бумажную трубку, плакат, помните, это были плакаты с портретами членов политбюро, или, как тогда называлось, президиума цк кпсс. — Руководителями партии и государства! Они готовились убить первого секретаря цк, председателя совета министров ссср никиту сергеевича хрущева! И для этого вам нужно всего два года?..» Представьте: весь плакат весь в следах от пуль, в дырах… Меня прошиб холодный пот… Он пришел назначать мне срок, а может он заведет меня под башню, год! «Я ни в кого не стрелял и никого убивать не собирался!» «А кто снимал и готовил? Кто?..» «Никто!» «Вы говорите, что отсидите, сколько вам осталось, — и пойдете на волю, в свой сгоревший театр. Вы с кеннеди представили его центральному комитету, и он был расстрелян!» «Не это!И не я!» «Кто имеет? И кто?» «Американец в толике!» — У него есть толик? «В стиле толика, похожего на кеннеди!» «Кто был похож на хрущева? Кто похож на хрущева?..» И тут я ляпнул, — ляпнул эдик, вставая после разыгрывания сцены с гуриком и снова садясь за стол: «сам хрущев был похож на хрущева!» — И хурик похлопал меня по плечу: «ну, молодец, что сознался!» Осталось оформить…» Воля смотрит на эдзика, ждет… Брат воля, корреспондент всесоюзного радио, сообщивший о встречах никиты сергеевича хрущева с рабочими белоруссии, арестован в конец 1963 года… — Да ничего он со мной не оформлял, — добавляет эдик и показывает дыру в прошлом. — А мог бы договориться с кем-то другим, — кивает он на нервно пьющего уилла и после выпивки спрашивает: «почему ты раньше молчал?…» — И эдик сжимает горло: «а ты спрашивал?.. .»У меня в мозгу такая штука, как видеомагнитофон, отдельные моменты прокручиваются несколько раз, я даже в психушке с этим был, когда голова крутилась и крутилась: «летит самолет на всю больницу…» — И доктор сказал, что это, конечно, отклонение, но если не станет совсем плохо, то лечить он его не будет, потому что не знает, что делать? … — Так сейчас еще разок прокрутилось, как на видеомагнитофоне: — почему ты раньше молчал? ? — Спрашивает уилл, нервно попивая коньяк. Эдик сжимает морду: — а ты спросил?.. — И продолжает, не обращая особого внимания на нервозность уилла. — Гурик переехал в москву и стал генералом, и через то, что кеннеди готовился убить американца, и через то, что он не дал убить хрущева, разоблачил группу террористов — вот кто такой гурик. И вы мне скажете, что мы жили среди нормальных людей в нормальное время?.. Вызвали во мне ностальгию? Никто ничего не рассказывал эдзику о времени, в котором мы жили, и не вызывал ностальгии — он сам говорил и вызывал. Всем нам в то время, как и в это, нужно было бы обратиться к психиатру, если бы он знал, что лечить?… В мозгах страны, где мы жили и живем, потому что она никуда не делась, такая штука, как видеомагнитофон, и все повторяется снова и снова — самолет пролетает над всей больницей… Но почему мы убили хрущева? Уилл не понимает того же, что и меня, так он отодвигает пустую кружку и спрашивает эдика, и даже не эдзика, а якобы всех: «какой смысл был убивать моего брата хрущева?…» — И эдзик как бы отвечает за всех: «видимо, там было чем-то, когда он хотел убить.» — Американец хотел убить хрущева, а не брата, — дождавшись, пока в нем согреется коньяк, уилл съедает дольку лимона. — Забыл?.. Помню… Потому и спрашиваю уилла: — а зачем он был у американца?.. Площадь независимости, бывшая площадь ленина — зачем ты живешь в общежитии? — Спросил однажды американец джим калесников по прозвищу кола, студент белорусского государственного университета. — У тебя нет денег на квартиру? Деньги у джима были — и американец, чтобы джиму было удобно, посоветовал ему снять квартиру в доме через дорогу от главного корпуса университета. Этот дом, кирпичный, четырехэтажный, с колоннами и лепниной, с продовольственным магазином на первом этаже, имел фасад, выходящий на улицу советскую, и правое крыло, выходящее на площадь ленина. Сейчас его нет — снесли. Прогуливаясь по минску, первый секретарь цк кпсс, председатель совета министров ссср никита сергеевич хрущев, проявлявший интерес к архитектуре, заметил, что в случае сноса дома площадь ленина в белорусской столице станет самая большая площадь ленина во всем советском союзе. «Это было бы символично, — сказал он, — потому что белорусы — самые преданные ленинцы, которые первыми присоединятся к коммунизму». А никита сергеевич, сделав шаг вперед, топнул ногой, продемонстрировав, как он, примкнув к коммунизму, примерно будет выглядеть. — Он хотел бы, чтобы все белорусы, примкнув к коммунизму, уместились в одном квадрате, — выразил свое мнение полковник. Мнение. И когда уилл, не понимая, спросил: «почему?…» — Полковник ткнул пальцем в окно: — говорить сразу при всех! Товарищ хрущев стоял на балконе второго этажа в перед менчуками, собравшимися на площади. Маленький, толстый, в лохматом сером пальто с каракулевым воротником, он вскочил и бросился грудью на перила балкона, кричал и визжал, размахивая каракулькой в ​​кулаке, и испускаемый изо рта каракульный пар вздымался над его лысина «товарищи! Мы собрались сегодня в славной столице беларуси, городе минске, где 60 лет назад проходила работа первого съезда рсдрп.» (Аплодисменты). — Когда его привезли в музей, я был на заводе, — рассказывает американец, живущий напротив музея первого съезда рсдрп. — Жалко… — О чем жалеешь? — Спрашивает кола, к которому мы зашли посмотреть встречу хрущева с народом, а американский морской пехотинец, приехавший в ссср, верующий в коммунизм, говорит сыну канадского миллионера: «жалко советский народ…» Это означает: мыя, эдика, вила, бига, гарик — все. Почему мы должны сожалеть? Вот сидим, пьем крымский портвейн, закусываем швейцарским сыром… Жалко, что аси нет. Она не пришла. И воран не пришел. Где нет аси, там нет и ворана. «Народ сегодня радуется, потому что наши ученые, инженеры и рабочие создали и успешно запустили космическая ракета, которая сейчас быстро облетает заданный курс в сторону луны». (Бурные аплодисменты). Из окон хорошо видно, как яростно, поставив аккордеон к ногам и подняв руки над головой, джон дак, студент белорусской государственной консерватории, пытается выразить свой восторг. Иоанна намеренно поставили в первом ряду перед балконом, чтобы никита сергеевич мог видеть, что где бы он ни выступал, даже в минске, его слушало и восхищалось все прогрессивное человечество. Товарищ хрущев не знает, что после того, как прогрессивного мурино чуть не расстреляли во дворе кгб, он готов делать все, что скажут. Сказали приходить с баяном без футляра и хлопать — он пришел с баяном без футляра и хлопать. После аккордеона под запах — и в канаду! И расстрелять их всех тут на пути к коммунизму… — Алик, — уилл уже откупоривает третью бутылку вина, — почему американские ракеты не долетают до луны? Американец молчит, стоит рядом с полковником и глядя в окно, а уилл, не дожидаясь ответа, наливает и выпивает бокал вина, крымского портвейна «коктебель», который мы купили в магазине на первом этаже того же дома на верхний этаж которого я сейчас пью, закусывая швейцарским сыром и наблюдая за молчаливым народом и болтливым вождем. Пока вождь не приехал в минск, мы ни разу не видели крымского портвейна, как и швейцарского сыра, с которым портвейн закуска, в нашем магазине. Вчера вечером все привезли, а до утра ничего не дали — и всю ночь вокруг магазина толпилось столько людей, что их как раз хватило на митинг. , Поэтому у нас есть вино и сыр. — Потому что советские ракеты всех догоняют и перегоняют… — Полковник кивает туда-сюда и вдруг говорит американцу. — Если это закончено, удобно отсюда. Ничего удобнее не придумаешь. Уилл обращается к полковнику: — кого убить? Хрущев? — Джон, — отвечает полковник, так же задумчиво глядя на площадь. — Он там плеснул… Полковник не любит джона, потому что он придурок. Черный ты или белый — полковнику все равно. Он не любит джона за его жадность. Более того, отец джона — капиталист. Полковник одинаково ненавидит и коммунизм, и капитализм. Последнее чисто теоретическое. Но из теории следует, что капитализм, как и коммунизм, х..Нет. Первое привязывает человека к идиотским идеям, второе — к вещам, придуманным идиотами. К деньгам. Нигде нет свободы. Поэтому, пытаясь создать модель действительно свободного общества, полковник пытается вырваться из реальных политических и социальных формаций — но как и где?.. Он этого еще не знает, поэтому склоняется к анархии. К крапоткину. И это склоняет нас. Я даже про кропоткина стихи писал:<br>Вспотеешь! Ты портки вставь, когда крапоткин вытащит пистолет! Эдик гарачи, тихо сидящий у окна, попивая вино и глядя на площадь, читал эти стихи в театре. В пьесе о революции. На вопрос режиссера, какое право имеет актер говорить то, чего нет в тексте пьесы, эдик ответил: «право свободы творчества». Он больше не участвует в этой пьесе. Хорошо, что они ушли из театра. «Мы рады, что эта новая великая победа советского союза совпала с вашим славным юбилеем». (Аплодисменты). Сегодня у полковника славный юбилей. По его оценкам, ему было 32 года 2 месяца и 3 дня. Если поставить дни перед месяцами, получится 32: количество дней и месяцев будет соответствовать количеству лет. Лучше, конечно, чтобы исполнилось 32 года, 3 месяца и 2 дня, тогда не было бы нужды менять цифры. Но такая славная годовщина еще впереди, до нее остался месяц без единого дня. Отправлен в сумасшедший дом, когда ему было 22 года 2 месяца и 2 дня… «Запуск советской космической ракеты означает, что мы первые в мире проложили путь от земли к луне. » (Аплодисменты). — Почему воран околачивается там? — Вдруг спрашивает полковник. — Да, с асей… — Где?.. — Я не могу найти асю и костя среди толпы людей, и полковник указывает: «да, там, в первые ряды протискиваются , пробираются к джону… С плакатом «слава кпсс!» Наконец, замечаю асю и костю, пытающихся протиснуться сквозь толпу. Но костя не пробирается к мурино с аккордеоном, как думает полковник, — он пробирается в хрущеву. А в руках у него не плакат «слава псс!», А свернутое в трубочку письмо из ватмана: план реконструкции неамиги.Вот что придумал воран!Вот почему он не захотел с нами пить портвейн!.. Костя уже несколько лет стучит в пороги кабинетов разных начальников, расстилая перед ними ватманы, споря, объясняя: «вот так мы сохраним память, романтику, дыхание, золотой песок старого минска. » — Все напрасно. Одни не слушали, другие говорили, что не им решать такие вопросы, а третьи не хотели слушать. «Какая золотая пыль!.. Город задыхается в переулках, ему нужна новая транспортная магистраль, а не романтика!» Он думал так: если товарищ шарапов не может спасти саму улицу, то он может вернуть банку из-под газировки неамиге. Но товарищ шарапов, когда костя, наконец, добрался до него, и слышать не хотел ни об улице, ни о мясном рынке, потому что в городе уже были проблемы не только с мясом, но и с хлебом. «Стоя в тупике неамиги, наша рота не скоро дойдет до коммунизма, товарищ воран! И что партия торжественно объявляет? Партия заявляет, что нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме! Ты будешь жить, понимаешь? А воду с сиропом там пить нельзя!..» «Сиропа не будет?…» — Пошутил костя — и был вытолкнут из кабинета председателя горисполкома тов. Шарапова, под такой руганью, которую он не слышал ни в хрушавке, ни в сельгаспоселке. А через два дня на комсомольском собрании минского проектного института молодой специалист воран был исключен из комсомола. С работы не уволили, перевели из инженера в техника. Для перевоспитания. Ведь если его выкинуть с работы, то где он будет перевоспитываться?… И вот воран — исключенный из комсомола и чуть не выгнанный с работы, переведенный из инженера в техника — судится с первым секретарем цк кпсс с ватманом под мышкой. Через площадь, через милицейские кордоны… Выгонят с работы. Это в лучшем случае. А в худшем случае — в суд. Там они найдут место, где его перевоспитать. Его закроют в «домике», как отца, академика, работавшего в области оптики, который в настоящее время летает в космос на советской ракете. Коммунистическое общество. Наше творчество возносит советскую родину на новые блестящие высоты. Он лучше всего показывает, каких побед могут добиться люди, идущие под руководством коммунистической партии по пути, которого избегают великие учения марксизма-ленинизма». (Продолжительные аплодисменты). — Там веселее, — говорит американец и одевается. — Я пойду к джону. Я буду в первых рядах прогрессивного человечества. — Да, — бросает ему вслед гарик. — Отпусти тебя, враг. — И увидев пустые бутылки, кричит на уилла. — Раб! Ты все проглотил! Уилл, который всегда пьет больше всех, потому что любит пить больше всех, прячет бутылку под стол и вздыхает. — Бутылку взяли… Джим, давай мне красное, спущусь в магазин, пока хрущевский портвейн мне не хотелось крымского и швейцарского сыра. Удивительно, но джим, не споря, дает уиллу десятку. Может быть, в следующий раз не давай пять долларов. — Chattanooga choo choo… — Довольно напевая, уилл идет к двери и оттуда бросает в меня шляпу. — Пойдем со мной, я познакомлю тебя с магазином. Татарка, похожая на неллу. Моя кроличья шапка летает и пылится мехом — такая старая. Давно пора выбросить, а нельзя: реликвия. Полковник носил ее в тюрьме. Не у всех есть фуражка, которую полковник носил в тюрьме. Ничей, только мой. Он мне его отдал после того, как сказал, что я не сын полка, а сын полковника. — Выбрось, — фыркая, говорит полковник, у которого аллергия на пыль. У него аллергия, а пыль в его квартире не дышит. И убирать никому не разрешают, ася много раз пыталась. — Иди сюда! — Зовет гарик из окна. — Посмотрите, что делается! На площади возле дома правительства стояла цепь полицейских, охраняя вождя от любимого народа — и сквозь эту цепь мчались воран и ася. Джон, пробившийся в первые ряды прогрессивного человечества и не знающий, что творится в его муринской голове, тряс за ними аккордеоном. Милиционеры и товарищи в штатском, внезапно выделившиеся из толпы, побежали за ними, а хрущев, перегнувшись через перила балкона, с которого стоял, что-то всем кричал и махал руками. — Немигу будет перестраиваться в лагере. Пытаюсь открыть окно: — там с ним ася! Меня останавливает гарик: «ты хочешь, чтобы нас расстреляли?» — А полковник равнодушно говорит: — а ася посадят. А на зоне будут трахаться, перхоть. Он чем-то раздражен, недоволен. Очень недоволен и раздражен. А он все смотрит в окно, как будто чего-то ждет… Милиционеры сначала схватили джона, потом асю, а товарищи в штатском догнали ворона. Как их посадят?. .. Надо бежать на площадь, объяснять там, что они ничего плохого не хотели!.. Оставьте неамигу неамиге!.. Хотя зачем канадцу мурину минская неамига? Нафига говорит гармонь?.. Как потом выяснилось, любопытного хрущева интересовало именно это: почему к нему с гармошкой бежит мышонок? Он тут же решил выяснить, что спасло и костю, и асю, и всех нас, а может и самого никиту сергеевича. В этом мире нужно быть любопытным… Моя пыльная кепка тоже была покрыта немного пылью, когда я выпрыгивала вслед за уиллом на площадке. Подняв головы, мы успели увидеть, как кто-то повредил люк на крыше. С другой стороны, с крыши. — Алик!.. — Заорал уилл, который не носил шапки ни в снег, ни в дождь, и волосы девушки упали ему на волосы. — Это ты, алик? Никто не ответил. На крыше, наверное, охранники, что там американцу делать?… Я скинул шляпу. — Что американцу делать? — Уилл чуть не сунул голову вниз по лестнице. — А теперь посмотрим, что ему там делать!.. Во дворе возле обитой жестью двери черного входа в магазин, где уилл собирался купить портвейна, стояла «варшава» — чиновник автомобиль старшего брата воли, корреспондента всесоюзного радио артема ледника, которого он сто раз спасал нас, и столько же раз его подставляли наши сотрудники. Казалось, что их в сотый раз подставили… Гурик стоял рядом с артемом у бампера «варшавы», багажник которого был открыт. Он был не «наряду» — в штатском. — Я вам говорю: вчера охотились. После того, как выпили. Он поздно лег спать. Встал рано. Я забыл получить его. Но было некогда, — ребрами обеих ладоней артем разрезал воздух над стволом, от которого гурик, засунув руки в карманы, не сводил глаз. Машина стояла к нам боком, люди не могли видеть, что в багажнике, а мы знали не глядя: новенькая «ижевка» и карабин «браунинг». Вчера, когда мы вернулись с охоты, артем сказал американцу (это его новая «ижевка») и уиллу (это его «браунинг») взять из багажника все лишнее, потому что завтра утром ему на работу, а уилл и американец не засчитали пистолет и карабин лишний. Если бы они их забрали, вам бы пришлось идти домой — на танцы во дворец профсоюзов с дубалтовкой нельзя. Так оставили их в багажнике служебной машины корреспондента всесоюзного радио в тот день, когда он репортировал с площади ленина о встрече первого секретаря цк кпсс никиты сергеевича хрущева с рабочими минска, почему «варшава» пустила его на площадь. Вдруг во двор выбежали люди, человек десять, один подбежал к гурику, что-то ему сказал — гурик захлопнул дверцу багажника и толкнул артема в машину. — Кто ты? Давай выбираться отсюда! — К нам подскочил один из хебистов, и это были они, ведь кого еще гурик встречал как своих, которые увидели нас и замахали руками, чтобы мы уходили, а уилл двинулся ко входу в магазин, а другой хебист взял его. : «Где?! В подъезд!» — И в этот момент во двор вкатился пузатый мужчина в кепке и длинном мешковатом пальто: хрущев! Я узнал его, хотя и не мог поверить своим глазам. И уилл его узнал… И мы оба узнали джона и асю с вораном: они еле поспевали за первым секретарем цк кпсс, который по незнанию бросился с площади во двор, где стояла машина с двумя пистолеты в багажнике, один из которых принадлежал американцу, а ее двойник — сысоя, активистка антисоветской группы. «Ну давай же!» — Мелькнуло у меня в голове, когда я увидел, что хрущев катится не к двери магазина, где, как сказал уилл, он хотел купить крымский портвейн и швейцарский сыр, а направляется прямо к нам, ко мне и уиллу — а он кричал: «это вы тут передовая молодежь, протестующая против сноса всякого барахла?!». А рядом бежит костя воран и слегка кивает: «они, они, они…» Когда хрущев, заинтересовавшись негром с белой гармошкой, вышел на площадь, то в первом ряду прогрессивного человечества , в окружении полицаев и мафиози, увидел рядом с муриным высокую красавицу, с зеленоватыми грустными глубокими глазами, затаившимися в себе, которая совала ему под нос ватман, а какой-то парень пытался что-то показать на этом ватмане и бормотал что-то про какого-то старого немягу и некоторая архитектурная реконструкция. Никита сергеевич любил простоту стандартных блочных пятиэтажек, квартиры в которых в его честь называли хрущевками. Он терпеть не мог никаких архитектурных реконструкций, а также художественных абстракций, поэтому потерял интерес к аккордеонисту и решил заняться архитектором. И как он с ним расправится — да и со всеми нами — уже не зависело от ворона с его ватманом. Это зависело от гурика. Откроет ли он ствол «варшавы», где были и охотничья «ижевка», и двуствольный, пятизарядный «браунинг», нижний ствол которого под охотничий патрон 12-го калибра, и верхний — под боевой патрон калибра 7,62. Были рассказы о покушениях на хрущева, то в беловежской пуще, где его якобы собирался расстрелять пограничник, поэтому было много историй о крещатике в киеве ,где женщина напала на него с ножом,то в тбилиси,где в него собирались бросить бомбу.Но на самом деле никто серьезно не пытался застрелить,убить или взорвать первого секретаря цк кпсс с бомбой — и его это не испугало. Поэтому он бегал по дворам, где были припаркованы машины, в багажниках которых могло лежать оружие. При такой спокойной жизни было непонятно, за что платили хэбистам, охранявшим хрущева, и они сочинили историю о кеннете крэббе, водолазе британского флота, якобы пристроившемся ко дну крейсера» арджаникиде», на котором хрущев был во время визита в англию, мой. Хебисты, конечно, тоже мину под водой видели, вождь выжил, а вот креба нет — и никто до сих пор не знает: как? Как… У гурика возникла дилемма: немедленно разоблачить антисоветскую группировку что подготовили покушение на первого секретаря цк кпсс, или отложить разоблачение на потом, когда хрущев будет подальше от карабина? «Ну, хорошо,» он, должно быть, колебался. — Незащищенный. И как он допустил это?…» Из-за этого гурик тоже не мог стать гебистой, неизвестно как. Как ныряльщик краба. Пока хурик колебался, металлическая дверь, ведущая со двора в магазин, со скрипом открывается. Из них вышла лавочница анджела, знакомая виллы. Она недоверчиво посмотрела на хрущева, на мурино рядом с ним, на уилла, на хэбиста, вынула из кармана пальто сигарету и закурила. — Вот! — Хрущев ткнул в нее пальцем и отвел руки в стороны. — Пе-ра-да-ва-я молодость! Пить и курить как в америке! В чем тут дело?… — Он подскочил к анжеле, оттолкнул ее и бросился в магазин с черного хода — купить швейцарский сыр и крымский портвейн… Когда хрущев вышел из магазина через переднюю дверь, нас всех затолкали в магазин вместе с продавщицей анжелой склад, где было вино и сыр, потом погнали машину — и со двора с семьей, на улице советской, которой уже нет, привезли во двор здания кгб, которое стоит как прежде. Во дворе нас не держали, сразу во двор повели. Каждый в отдельности. Проходя через двор, я смотрел на стену в красных брызгах и не сомневался: их собираются расстрелять. Улица камсамольская, бывшая фелицянская.Много-много лет. Вырвут голого мужчину из-под капельницы в реанимации, завернут в одеяло и украдут из больницы, в которой, избитый полицией, я уже не мальчик, уже не студент электротехнического инженерной школы связи, но кандидат в президенты, которого полиция должна была не бить, а охранять, я окажусь на пути к той самой площади, с которой меня сейчас привели.<br>»Судьба кружит, как круги на воде: капля падает с рук. Каждый из кругов на божественном суде -один и тот же круг»,<br>- Пропел гарик клябанов, а полковник, кивнув, сказал: «потому что нам кажется, что кругов много, а круг один. Так что можешь не обращать на них внимания.» Он кивнул и сказал так, но считал свои круги. Через много-много лет, в якобы независимой беларуси, которая уже не советская, я выйду на улицу интернациональную в день голосования на выборах президента в генеральную прокуратуру к… Впрочем, не столь важно, зачем я приду в генеральную прокуратуру, рядом с которой, возле кинотеатра «победа», бывшего когда-то клуб имени сталина, где выступал джаз-оркестр эдди рознера, увижу татарку нелу. Мы сразу узнаем друг друга, хотя не виделись с того дня, как я оставил ее в весеннем троллейбусе, в котором пахло первыми подснежниками. Однажды они встретились, правда, в зимнем троллейбусе, но когда встретились, то не увидели друг друга. Бывает… И через много-много лет в волосах татарки нелы голубым светом засияет шпилька, напоминающая подснежники. Вот что важно, а не то, за чем я иду в генеральную прокуратуру. «Поклянись, что проведешь меня всю жизнь за руку!…» — Капризно потребовала татарка нела, когда я , неловко оглядевшись, повел ее за руку с танцев во дворце профсоюзов. Я поклялся. Но все наши клятвы написаны на быстротекущей воде… Татарку нелу вел за руку мужчина в длинном, как шинель, сером пальто и исписанной шляпе, как у дамы из первого троллейбуса. Той же барышне я приказал: если она сойдет с троллейбуса и пойдет вперед по проспекту, я женюсь на асе, еврейке, и на неле, татарке, если она пойдет назад. Но женщина не пошла ни вперед, ни назад по проспекту, свернула на улицу даугабродскую — и я не женился ни на татарке неле, ни на еврейке асе. Гурик женился на асе, а нела, скорее всего, на этой — в серой шинели и кепке с каракулями: майор гагарин. Ошибочно выбранный, летавший в космос, и тот, кто допрашивал меня в кгб, и которого, как и нелю, я сразу узнал. Майор гагарин тоже меня сразу узнал. Однажды он допрашивал меня не только в кгб, но и в техникуме, где я учился и из которого меня могли отчислить через кгб вместе со своими генералами, майорами и старшими лейтенантами. «Смотрите, ваш кандидат в президенты…» — сказал он татарке неле, а я в растерянности, что делать: замечать нелу или не узнавать ее через много-много лет? Женщины не любят, когда на них смотрят спустя годы… Девушка-татарка нела посмотрела на меня и покраснела. Еврейская девушка ася тоже покраснела. Обе мои любовницы, краснея, вышли замуж за эбистов.<br>»Вас обвиняют в покушении на первого секретаря цк кпсс, председателя совета министров ссср никиту сергеевича хрущева…» — Стальным взглядом глядя мне в глаза, майор гагарин, не зря обещавший, что мы еще встретимся, и пульсировал в висках, бил в грудь, трясся в пальцах: рас-стра-ла-ют… Рас-стра- ла-ют… Рас-стра-ла-ют…<br> «Вас обвиняют в подготовке государственного переворота, в попытке вооруженного захвата власти…» Один из трех хэбистов, явившихся посреди ночи среди ночи, напевал через много лет. В который меня бросили голым, «американка», внутренняя тюрьма кгб. На улице свирепствовал мороз, стены подвала белели от снега. Я так прыгал, что не мог больше двигаться, и мне было все равно: меня расстреляют, повесят или сожгут на костре, но лучше сожгут — теплее… «Давайте договариваться», — сказал второй эбист, чем-то похожий на майора гагарина. — Предлагаю вам подписать эту бумагу…» — Давайте договоримся с вами, — предложил мне в этом контексте майор гагарин. — Вы нам подробно расскажите, на этой бумаге, вот этой тушью, вы пишете о том, как ваши старшие… — Он потерся губами о губу… — Я хотел сказать: старшие друзья, — но вы не можете назовите их друзьями, они враги, наши враги и ваши, понимаете?.. Как гражданин сысой, братья ледники, гарачи, галушка, клябанов… Кто там еще?… Ну кто?.. — Больше всех… — Как никто?.. А воран? — Так он… — какой он?.. Ну?.. Какой он?.. — Он потом пришел… — куда он потом пришел? Потом за что?.. Почему ты промолчал, а?.. Ладно, об этом позже… Итак, сисой, братья ледники, гарачи, галушка, клябанов, воран, приехавший позже, по сговору с гражданином сша. .. А он?.. — Американец… — Понятно, что американец… Как он?.. — Алик… — Что такое ему нравится алик! Как его зовут? — Знаешь… — Знаю! Но я хочу, чтобы вы сказали! Чем больше вы говорите, тем лучше для вас. Вы понимаете? Как его зовут? — Ли… — что: ли? Ли — и все? — Харви. Ли харви освальд… — Видите ли… Он сказал — и так лучше… В сговоре с гражданином соединенных штатов америки ли харви освальдом и гражданином канады… Ну почему ты молчишь? — Что я могу сказать? — Имя! В сговоре с гражданином сша ли харви освальдом и гражданином канады… — их двое… — верно, двое. Итак, с гражданами канады… Ну… — Там был только джим. А джон… — Какой джим? Какой джон? — Джим колесников. А джон — док. Он тоже пришел позже. — С кем? — С вораном. — Позже с вораном… ладно. Далее? — Что дальше? — Что было дальше? — Ничего. — Вроде ничего? Что было дальше? — Да ничего! Посидели, поели… — Вот видите: посидели, поели… А вы говорите: ничего. Что ты ел? — Сыр. — Ты пил? Что пили? — Вино. — Какое? — Портвейн. — Портвейн. Ты пил? — Нет. — А кто пил? — Будет, гарик… Все по чуть-чуть. — Все понемногу… Напились и.. . Майор гагарин остановился и посмотрел на меня, выжидая… К пьяницам при строительстве коммунизма относились снисходительно, они не мешали строительству коммунизма, и если кто-то из них пьяным что-то делал, то это не усугублял своей вины, наоборот… Может быть, майор и в самом деле хочет, чтобы я тоже… И нам всем было лучше? Но мы ничего не делали. — Никто не напивался. — Значит, трезвые пошли за оружием? Меня осенило: вот оно! Хотя гурик багажник не открывал… Майор заметил, как я съежился, наклонился ко мне и так, что с куртки слетела пуговица, куча карманов. — Чьё оружие? : Ижевка и карабин прописаны. — Ижевка — американец, карабин — вилы. Майор, как он меня похоронил, так и отпустил. Он напрягся. — Какой карабин? — Браунинг. — Какой браунинг? — Двойной ствол. Под 12 калибр и под 7,62. — А такие есть?.. Я с удивлением посмотрел на майора госбезопасности, который не знает, что такие карабины есть, — и тут майор начал вставать: медленно, упираясь руками в стол. — Так в машине тоже был карабин? Ижевка и браунинг под боевой патрон калибра 7,62?… — И когда я кивнул, не понимая его удивления, он ткнул пальцем в лежащий на столе лист бумаги: «пиши! Пишите все под-ра-бы-зна!..» — И, стукнув в дверь: «охрана!…» — Выскочил из комнаты. Он так стучал в дверь — и кулаком, и ногой, и пяткой так, что с потолка упала известь, и я вспомнила, как в коридоре, когда мы с уиллом выходили из квартиры джима, из люк на чердаке. Кто поднялся на чердак?.. Американец?.. Зачем?.. И я с ужасом понял, что карабина могло не быть в машине, когда брат ледника открывал багажник гурику. Ствол потрепанной ледниковской «варшавы» был открыт без ключа — гвоздем… — Вот пистолеты, вот гранаты, которые мы нашли в вашем кабинете — через много-много лет самый молодой из трое водителей, должно быть, разложили фотографии на столе передо мной, оперативник. — И такими игрушками будете доказывать, что призывали людей выйти на площадь на мирный митинг? Я отодвинул фото в сторону. — Здесь оружия не было. И никто тебе не поверит, что это было. — Ну, вставай! — Вдруг закричал тот, кто предложил мне подписать бумагу, похожий на майора гагарина и, как показалось по его поведению, самый старший из них. — Стой! Я не встал. Сидеть голым перед одетыми неловко, не стоять… — Да что они вам говорили!.. — Оперуполномоченный рывком поднял меня за волосы, а староста встал напротив, лицом к лицо: как он похож на майора! А взгляд такой стальной — откуда такие взгляды бросают? И он тоже не разговаривает, черт возьми. — Люди в спровоцированной вами толпе душили друг друга. Трупы позади вас. Вы когда-нибудь слышали о мирных демонстрациях с трупами?… Я о них тоже не слышал. Вместе с подготовкой государственного переворота и попыткой вооруженного захвата власти — это либо 25 лет, либо высшая мера! Причем в закрытом суде, так что про вас не будут рассказывать сказки, про вас не будут петь песни!… Подпишите бумагу, у вас лично просто другого выхода нет. Из той бумаги, которую предложили меня подписать, оказалось, что я причастен к президентским выборам, к борьбе против законной белорусской власти врагами беларуси, завербованными иностранными спецслужбами, и назывались имена моих врагов — моих соратников… — Покажи мне пистолеты. И покажи мне гранаты. Оперативник усадил меня на прикрученное к полу сиденье, опять подтолкнул фотографии. — А это что? — Покажи мне пистолеты, — повторил я. — Но не фото открытки. Покажите мне гранаты. Старший, похожий на майора гагарина, спросил: — может, и трупы показать? Я кивнул. — Да. И трупы.<br>- Пойдем куда-нибудь, — предложил майор гагарин, муж татарки нелы. — Так как мы уже встречались. И он прижался губами к губам. Наши привычки с нами навсегда. Девушка-татарка нелла смотрела на него не слишком ласково — она ​​умела смотреть не слишком ласково . — У нас нет времени . Мы не виделись полжизни, а она ушла… Я вообще-то не успел, меньше полдня до этого к началу митинга я стоял на площади, но как только она это сделала, она заговорила… В доме напротив кинотеатра «победа» располагалось кафе — и я предложил майору, или кем он теперь был: — может быть, здесь?.. У вас здесь прослушивание устроено? — Может быть, и здесь, — он перешел через улицу. — У нас повсюду прослушивания. — И усмехнулся. — Только я больше ничего и никого не слушаю. В отставке. — Генерал? — Не дожил. Можно сказать: я не торопился. Ваш друг оказался умнее. Я остановился у двери кафе, которую открыл майор, пропуская нас с нелой. — Что за друг? Среди вас у меня нет друзей. — Есть. Генерал гуркович. Он здесь, кстати. Приехал вчера из москвы. Можно сказать: наблюдатели за выборами. Хурик в минске?… Тогда чего-то следует ожидать. И не лучший. Там, где гурик, ничего хорошего не ждешь. Хотя он на пенсии. — Он на пенсии. Майор опять усмехнулся. — А я где?.. Бывших эбистов нет. В кафе было пусто. Весь город в этот морозный день казался безлюдным, и меня волновало только одно: выйдут ли люди на площадь в такую ​​холодную погоду? От этого все зависело: выйдут они или нет? А если выйдут, то сколько?… Нам нужно было столько, чтобы в них побоялись стрелять. — Вряд ли до площади допустят, — сказал майор гагарин, потирая губы. К его губам, как только мы сели за стол, и татарка нелла снова посмотрела на него недобро. Семейное счастье. Не похоже было… Мне нужна была хоть какая-то пауза, чтобы понять, почему майор так неожиданно начал разговор, — и я, выискивая паузу, коснулся руки неллы. — Как дела, нелла ?… — И извинился перед майором. — Извините. — Ничего. Она любит тебя. Всю жизнь. Во всяком случае, так он говорит. Если так, то много-много лет назад не было необходимости держать меня всю ночь голой под столом. А после этого выскочить из троллейбуса, как синяя кепка. — Она мне все про тебя рассказала! — Вдруг рассмеялся майор, как бы догадываясь, что я вспомнил. — Более того, ее для этого даже не надо было завербовывать. — И посмотрел на меня серьезно. — Ты поздно выбрался из-под стола. Я понял, о чем он говорит, но спросил: — ты о чем? — Ты должен был выбраться раньше. В конце прошлого века. Это было наше. Твоя и моя. Я ждал, и многие со мной, что ты выберешься. Могло быть: он мог подождать. Тогда многие ждали: что будет? И самое главное: кто? — Почему не сказали, что парочка вылезет? — Вот и не захотел! Они не хотели быть с нами, — майор наклонился ко мне. — Вот мы на этой улице, помнишь?… — Он отвернулся. — Со мной ошиблись, так что теперь смотри, не ошибись с моим сыном… — И повторил он, стараясь как можно глубже заглянуть мне в глаза. — Не обольщайтесь. Значит, сын тоже гебист. — Бросает вперед… — Видя мое замешательство, татарка нела положила руку мне на руку. — А вдруг ты станешь президентом. Во взгляде, которым смотрел на нее майор, не было любви. Но и ненависти тоже не было. Пустой взгляд. Гебистический. Как они его производят? Не повышать голос, чтобы учить, не держать паузу… — Как зовут твоего сына? — Спросил я татарку нелу, и майор ответил за нее: — как и вы.<br>- Ваша фамилия гагарина? — Спросил я эбиста, который предложил мне подписать покаянную бумагу. Он промолчал. Сынок. «Круги судьбы, как круги на воде…» Ранее, когда его отец допрашивал меня, они называли их фамилии. Сейчас — нет. — Ты понимаешь, что с тобой может случиться? — Спросил он вместо ответа. — Нам нужен результат. Заказать в нашей компании. И мы его выполним. Поэтому, если вы будете сопротивляться, ничего хорошего вас не ждет. Кстати, они не сопротивлялись. — Кто они? Он ткнул пальцем в бумажку. — Твои друзья в политике. Они свалили все на твои плечи. Бреша… Так что же они могли свалить на меня? — У меня нет друзей в политике. — Значит, врагов. — А врагов нет. . — А кто у вас там? С кем ты? — Ни с кем. Один. Тот, кто напугал меня пистолетами и гранатами, найденными в моем кабинете, собрал со стола фотографии и положил на стол шприц. — Тем более, — сказал сын майора гагарина. — Если они тебе никто…<br>- Они тебе никто! — Кричал мне гурик много лет назад. — Нет друзей! Друзья бы тебя так не подставили! Не стащили бывший в употреблении дом, с крыши которого собирались убить главу страны! Кто лез?.. Где карабин?.. Искали карабин на крыше — не нашли. Если бы я им не сказал, что в машине не только ижевка, но и карабин, они бы об этом не узнали. Я подставила уилла и его брата артема, полковника, эдика, гарика, воран, джима, американца… Но я даже представить себе не могла, в какую сторону повернет этот карабин майор гагарин! А что скажет гурик: «кто собирался стрелять?…» — Зная, что до такого никто бы и не додумался… Кроме разве что полковника и американца. — Полковник собирался? Американец?.. — Не отпускал хурик, который допрашивал меня после майора гагарина и вынес еще больше, чем майор. А я не видел, как он залез на крышу, я просто подумал, что это мог быть он… Ну и что я скажу? — Никто не собирался… — Нет. Один собирался?.. Никто?.. Мальчик, ты понимаешь, во что вляпался? По-моему, нет… Хурик подошел к двери, постучал в нее так же, как майор гагарин — кулаком и пяткой: «охрана!…» Дверь открылась, хурик позвал меня: «иди сюда.. — И когда я подошел, я сунул пальцы в щель между дверью и перемычкой, отбросив охранника: «давай!…» Охранник, с которым этот прием был, должно быть, отработан, медленно открой дверь, а гурик сказал: «вот как у тебя будут зажаты пальцы рук, ног… Потом сожми то, что между ног… Ты даже не представляешь, как это будет больно… Не больно еще… Будут тискать, пока все не скажешь… Даже то, чего не было… Понял?..» Я, должно быть, побелел от боли, потому что он посмотрел на меня и махнул рукой охраннику: «хватит …»<br> — Никогда не представляешь, как будет больно… — Наблюдая, как сыщик достает шприц, сказал окровавленный эбист, неуверенно читавший приказ о моем аресте, но теперь его голос был уверенным: он знал, о чем говорил. — Судорожный, у вас были судороги? Я предполагаю, что это случилось, вы нажили достаточно. Начнут в ногах и руках, крутя каждый палец, потом в спине, во всем теле, но самое ужасное — это боли в голове, они невыносимые… И вы будете подписывать любые бумаги, назовите все это. Мы говорим вам назвать. Вся иностранная разведка. Придумайте даже те, которых нет. Ни на земле, ни на луне… Так что расписывайтесь, пока есть выбор, никто с вами играть не будет. — Как и с нами, — сказал сын майора гагарина. — Я думаю, ты это тоже понимаешь. Я это понял… Но ничего из того, что им приказали выбить из меня их хозяева, не существовало. Этого нигде не было. Ни на земле, ни на несколько месяцев. — Подписывать не буду. Если я вытерплю… Сын майора гагарина покачал головой: — ты не выдержишь. Он покачал головой, как будто хотел что-то сказать, чтобы другие не сказали. Слышать. В знак… Я раньше заметил, что он хотел как-то отгородиться от других хебистов, показать, что он с ними только назло. А он с ними прядет — чего тогда голову крутить?.. Отец не прял. Только губы его соприкасались.<br>- Сына нашего зовут твое, и он много о тебе знает, — сказала татарка нела. — Даже о том, как вы с американцем хотели убить хрущева, а американец спрятал карабин в нашей квартире. Много лет назад татарка нела жила в том же доме, в том же подъезде, где и канадец джим колесников снял квартиру. На том же последнем этаже, на той же лестничной площадке — от двери к двери. Я как-то вышел из этой двери рано утром, чтобы больше не стучать в нее днем ​​или вечером… В ту дверь постучал американец, который, взобравшись на крышу, увидел, что вбегают хебисты. Двор дома после хрущевки.Он спускался с чердака, ему нужно было куда-то спрятать карабин — и он знал, где жила татарка нелла, которая танцевала с ним рок-н-ролл во дворце профсоюзов. Однажды, после танцев во дворце профсоюзов, нелла вышла из квартиры джима калесникова и вошла к ней вся разорванная… И майор со старшим лейтенантом пришли ее допрашивать. Гагарин с гуриком. — Жалко, я тогда не нашел карабин… — Усмехнулся майор гагарин. — Я бы стал генералом и имел бы генеральскую жену. Как только она открыла дверь, я увидел у нее: девушка знает, зачем мы к ней пришли. Оружие здесь. Но вдруг снизу закричали, мы все затряслись по квартире: «нашли!..» Я спустился: карабин. Браунинг. Позже выяснилось: неправильно выбрали. А хозяин наш сотрудник. Из технической службы, но нашей. Я снова поднялся наверх, все обыскал — ничего. А нелла, пока мы с нашим техническим сотрудником внизу выясняли отношения, подняла на чердаке карабин. Ну кто будет искать там, где уже искали?.. Вот и подумать не мог, что она на такое способна. — Он потер шею, как будто его галстук был грязным. — Так ты ей должен. А я — ты. Не говори сначала о карабине, а потом о нелле — она ​​не будет моей женой. Вся наша жизнь состоит из одной ошибки. — Почему наша? — Недобро спросила татарка нела. — Твоя… — И сквозь эту недоброжелательность я снова вспомнил, как я однажды оставил ее в пахнущем первыми подснежниками весеннем троллейбусе, и как пытался вернуться в зимнем троллейбусе, но возвращаться было уже поздно. Я даже не хотел об этом вспоминать, потому что был виноват, полностью виноват, и даже не думал, что однажды она меня простит, и татарская девушка нела посмотрела мне в глаза. — Почему ты не вернулся? Я пошел за ним, потому что боялся за тебя. Он меня напугал… И этот карабин, и тот африканец, который я… Кто ты… Она плакала… Я встал и поцеловал заколку в ее волосах. Сам себя целовать не надеялся… Выглядело, конечно, театрально, майор даже поморщился: мол, театр — но что такое наша жизнь? А кто такой майор гагарин в моей жизни, чтобы я задумалась, кланяется он или нет?.. Нела все смотрела мне в глаза сквозь слезы — я еле выдержала этот взгляд… — Почему? Ты вернешься?.. — Повторила она, вытирая слезу мизинцем. — Потому что дама в писульке повернулась к даугабродской. — Что? — Не поняла нелла. — Какая дама?… Если бы я знал… Мы никого и ничего не знаем. Предполагая, что мы знаем все обо всем и все обо всех. Жила-была, помимо дамы в каракулях, еще и дама с мандаринами. Я велел им обоим, как бы волею судьбы, и они пробежали по улицам даугабродской и подлесной, и ни на мгновение в их головах не промелькнула мысль, что они пробежали — и бегут до сих пор — через мою жизнь… Время поджимало, я попрощался, чтобы идти, — остановил меня майор гагарин. — Ваш гурик, генерал гуркович, приехал вас смотреть. Понимаешь?.. Я тебя предупредил. Считайте, что вы поблагодарили. — И он кивнул в сторону татарки нелы. — Для нее. Жаль, что она попала к нему. Нела спасла уилла, полковника, гаррика, эддика, американца, меня… Она не спасла только джона кеннеди. Если бы она не спрятала карабин, вряд ли американец увидел бы америку. И никто не стал бы убивать президента сша, который вместе с хрущевым хотел раскрыть миру тайну инопланетян, о чем я и хотел спросить с самого начала. — В новинках… В сумасшедшем доме… Я остановился, чтобы посмотреть, как он отреагирует. На его лице ничего не шевелилось. — Что нового в сумасшедшем доме?.. Он не скажет. — Ничего.<br>Сын майора гагарина толкнул меня локтем в краю стола. — Если не подпишешь ты, подпишет кто-то другой. Нам все равно, кто… Кандидатов достаточно. Но я лично хотел бы, чтобы это был ты. Понимаете?.. Я понял, о чем он качал головой. И почему майор гагарин дважды сказал: «не ошибитесь с сыном…» Предлагают мне игру. Но я хорошо провел время. — Пусть подписывается кто хочет . — А ты нет? Я покачал головой. Прямо как он. — Ну что… Торгуйся — нарушу! — Он прижал меня локтем к столу и кивнул детективу. Наложил жгут, пощупал вену… Однажды в сумасшедшем доме мне сломали руку и ударили ножом. Теперь — то же самое в тюрьме. Почему они прицепились ко мне? Всю мою жизнь… Боль, как сказал кровожадный эбист, зачитавший мне ордер на арест, началась в ногах и руках, скрутила каждый палец, пронзила спину и впилась в голову красным -горячая дрель, было невыносимо — и я не выдержал, упал в обморок… Я упал в обморок от ругательств и криков. «Почему без врача?! Если бы он играл на жмурике — кто бы отвечал?!.» Играть на жмурике — играть на похоронах. Играть в жмурика — значит умереть. Я знал это. Так сказали лабухи, от них и узнали заключенные. И генералы. Тот, на кого накричали, виновато извинился. «Так он и не играл… Живым…» «Живым! А какой смысл, если я не подписал!» «Я подпишу…» Сын майора гагарина оправдывался. Проклятый — я не мог не узнать его голос — гурик. Генерал гуркович.Отставной генерал белорусского кгб и фсб россии, приехавший из москвы наблюдать за выборами, и я, и белорусские мэры >- подпишите, — гурик пододвинул ко мне бумагу. — Никто не узнает, что вы подписали. Только я. А для того, чтобы вы мне поверили, я скажу вам то, что будете знать только вы. Это было много лет назад… Ни воран, ни уилл, ни полковник — я никому об этом не говорил, потому что я не знал: как сказать он даже не сказал асе, с которой я случайно познакомился в ресторане «перекрёсток» перед отъездом в израиль, и кому надо было сказать… Может быть, я бы и сказал ей, но какая разница, если ася была уходишь?.. — Они мои друзья, — я отодвинул бумагу, — и хурик вскочил. — Друзья?.. А кто тебя подставил?.. Втянул?.. Они! Полковник, уилл, кроу! А кто хочет вытащить?.. Меня! Запомни на всю жизнь: друг — это тот, кто хочет помочь! Вытаскивать! И не только хочет, потому что хотеть — тьфу! Кто может! Друзья — те, кто может! Я твой друг, потому что я могу! Ведь за мной — сила! И она может быть позади вас. Если ты не дурак. Если понять: власть, деньги, слава не на земле! По одному! Топчи, топчи! На плоть, на кости! Живые для живых и мертвые для мертвых!.. Вот так. Единственный! Другого нет. Просто так! Безжалостный! На дороге написано: «уничтожайте всех блокирующих!» Не сожалея. А если хочешь кого-то пожалеть, то пожалей себя. Только ненадолго, потому что все жалостливые — булыжник, по которому ходят… Помнишь песню: «человек, пожалей себя?» Вспомнил песню «человек, помажься» — но что разница… — Хурик, — спросила я, — где мертвецы ходят по мертвецам?..<br>Спустя много лет, сонный после укола и с трудом открывающий глаза , я увидел, что уже я лежу не в постели, а в комнате, покрытой бледно-голубыми изразцами и похожей на морг, на кровати за брезентовой занавеской, на которой, потому что с той стороны светила лампа, двигались тени, одну из которых я узнал не только по голосу, но и по очертаниям, хотя за много лет он топал и сутулился, но это был он — и я спросил сквозь брезент, годы спустя: — скажи мне , хурик… Почему… Боль все еще бродила во мне — и горло сжалось так, будто слова, которые я говорил, были обсыпаны железными опилками, я их еле проглотил, а гурик фыркнул занавеску: «что я могу сказать тебе?…» — И мне вдруг показалось, что все предстало передо мной, вместе с ним затоптанной и сутулой жизни, и я был обижен даже больше, чем больно, но я плакал, хотя в горле стоял ком… — Зачем ты однажды признался мне, что ты дурак?… Вспомнил молодого гурика, только в блестящих погонах в ресторане «лето», когда он дрался с вороном, и я думал тогда, что они воюют через соломона моисеевича, но они воюют через асю, а не через асю — просто могли не помогать, а сражаться, ведь гурик был готов пройти воран «живой за живого и мертвый за мертвого», а воран был не из тех, кто был рад лечь, чтобы по нему прошлись, он был из тех, кто помогал прикованному к постели встать, а гурик их снова сбил — вот он теперь пришел сбить меня с ног, когда я встал, и спокойно ответил мне, почему он сам однажды признался, что был везде: — чтоб ты никогда не сомневался в этом.<br>Ничего в нем не изменилось. Вокруг него не изменилось ничего, что заставило бы его измениться, — сам человек не меняется. «Один за другим идет по жизни. Живые живыми и мертвые мертвыми. Безжалостно. Жаль — сапожник. Тот, кого вы милуете, не помилует вас. Поэтому я не мог его пощадить…» — Кого? — Спросил я много лет назад. — Над отцом аси. Над соломоном моисеевичем. Ведь на дорожном знаке написано: «уничтожайте всех, кто встанет у вас на пути!» А когда он добрался до нас, то сошел с ума. «Ты мой брат изю — в тридцать семь! Моей аде сорок два! Моей соне сорок три! Теперь — я!..» Он даже повесил здесь свою сестру, которую повесило гестапо. Кричал на меня на каждом допросе: «асю не отдам! Сложу кости, не раздам». И я понял, что он не отдаст… — Хурик неожиданно положил руку мне на плечо. — Ты любишь асю? И я тебе мешаю?.. Я любил асю. Но гурик меня не беспокоил. Как он мог мне помешать? Ася его не любила. Она любила воран. — Скучаешь по ворану, — хурик сжал мое плечо. — Так подпиши — и этого не будет. И только ты и я будем знать, почему он ушел. Как и о том, почему соломона моисеевича не стало. Если два человека знают одну тайну, то это… — Гурик напряженно замолчал. — Я скажу вам, почему он не стал. Что ты мне веришь. Чтобы не только я знал о тебе, но и ты знал обо мне что-то такое, чего никто не знает… Он стал страшен, я никогда не видел его таким — и спросил: — не надо, хурик. .. — Надо! Слушай!.. Он мне надоел. И я сказал ему на последнем допросе, что его арестовали через асю. Что его предала дочь. Она написала, как он агитировал против вечеринки возле бойни. Он побледнел: «нет!…» — И за сердце. Он был слаб, ася передала лекарство. Я мог бы помочь ему сам, нас этому учили.Я мог бы вызвать врача прямо сейчас. Но я не помог и не позвонил. Я ждал… — Хурик отпустил мое плечо. — Я звонил, когда было уже поздно… Хурик сказал это — у меня сжалось сердце. Сильнее гурик сжал его плечо. Но мне было всего пятнадцать — и сердце у меня было не такое слабое, как у соломона моисеевича. — Подумай, — сказал гурик, уходя. — Иначе расстрел, а то и похуже… Что хуже? — Что хуже?!. — Я бросился за гуриком, ударил кулаком в железную дверь. Вот так костя воран выбил газировку из автомата. Но вода текла не всегда. С сиропом редко удавалось выбить. Почти никогда. Улица бровки, бывшая подлесная «подлесная улица темна и узка…» — Пел гарик клябанов о подлесной улице, на которой стояло — и стоит теперь — электротехническое училище связи, где я учился, и общежитие, где я жил там же — между общежитием и техникумом — был магазин, в котором продавались батоны, ливерная колбаса и колбасный сыр, кефир, консервы «частик у матамат», цитро «байкал» и вино «агдам» — дешевый напиток, который считался портвейн, хотя у нее не было никаких отношений, она просто держала голову опущенной. Магазин на подлесной, ставшей улицей бровка, до сих пор существует, но ни «байкал», ни тем более «агдаму», которая радовала советских студентов и алкоголиков, нельзя купить: она исчезла в начале 90-х вместе с ссср . И сейчас вряд ли возникнет, потому что армения, захватив агдамский район азербайджана, где произрастал виноград, из которого производился «агдам», уничтожила виноградники. Аудитория, предоставленная нашим соседом по комнате сатушем, неожиданно ставшим российским олигархом, и спела:<br>Извините, мадам, дубинку напапалам, напапалам, мадам, портвейн «агдам», так же, мадам, в ассортименте ситро «байкал» и рыба в томате… Эту песню тоже придумал гарик клябанов, который учится в техникуме с хотя он у нас не учился, «агдам «любил выпить у нас в общежитии, и когда ему сделали выговор за нарушение грамматики: мол, рыба в помидоре, а не в помидоре, он ответил, что написал эту песню для студентов из гвинеи, но на гвинейском языке имеет нет грамматики. Почему? Ведь в гвинее нет гвинейского языка, официальный язык там французский, а гвинейцы говорят на разных языках, в основном фула и сус, на один из которых, сус, биг перевел стихотворение о татарской девушке нелле, которая тайно завидовала розе в хрустальной вазе, но когда гарик выбрал мелодию для стихотворения и спел ее гвинейцам, они ничего не поняли. Так что грамматики ни в чем в гвинее нет.Иностранные студенты, приехавшие в минск в начале 60-х, учились не только в консерватории и университете. Двое африканцев были студентами электротехнической школы связи — и одному из них, которого звали айя, в канун нового года выбили зуб. В коридоре общежития, где аджи ударили по зубам, заранее выключили лампочку, и он не смог сказать, кто напал на него. Показал только свой выбитый зуб — белый, как саксонский фарфор. Выбитый зуб студента из африки, приглашенного на учебу в минское электротехническое училище связи правительством ссср в помощь странам, вступившим на социалистическом пути развития — это не выбитые зубы кона, грица или балика, которые можно встретить на подлесной, в парке чалюскинцев, в парке 40-летия бсср — по всему минску. Кона, грица и балика можно хоть каждый день бить по зубам, ведь никто из них не племянник секу туре, президента гвинеи, которая стала первой независимой республикой в ​​африке и подружилась с советским союзом, лидер которого никита сергеевич хрущев подружился с президентом гвинеи, дядей аджи. Поэтому в тот же вечер, когда студенту из братской гвинейской республики выбили зуб, в кабинет приехал председатель комитета государственной безопасности бсср товарищ генерал петров, которого звали чапаевым, потому что он василий иванович. Общежитие электротехнического училища на подлесной улице. На следующий день весь техникум был похож на школу милиции, столько людей в форме и без формы на всех этажах и во всех коридорах, но все еще в форме. Гражданские костюмы выглядели на них как мундиры, а ходили они так, словно у них скрипели сапоги. Они опрашивали студентов, учителей, электриков, уборщиков, сторожей, но не могли найти виновного, потому что не могли найти причину, по которой кто-то напал на айю. В стране социалистического интернационализма эта причина не могла быть расовой, да и другой причины не было.<br>- Почему мы приклеились к подоконнику? — Спрашивает сатуш, наш бывший сосед по комнате и нынешний российский олигарх, который угощал нас виски «королевский салют». — Мы пошли в спортзал, чтобы выпить! Помнишь, как нас там травили? У сатуша столько денег, что он может купить и подоконник, и спортзал, и весь техникум, а николай лоб, который как был, так и остался руководителем нашего тр группа, что это значит? Телеаппаратура и радиорелейная связь, ему наплевать на деньги, а он наступает на сатуша: «ты не хочешь с этим столкнуться? Они занимаются спортом в спортзале, но не пьют! Лоб есть лоб, как был, так и остался: «в спортзале спортом занимаются, а не пьют!..» — И сатуш отдаляется от лоб, потому что спрашивает в первый раз : «а в лоб не хочешь?..» — И бьет второй раз. Поэтому много лет назад, когда начали искать человека, выбившего аджи зуб, первым подозреваемым был лоб. — Кто и за что? — Спросил меня, зовя к себе в кабинет, директор техникума. — Лоб?… Лошадь? Крупа? Балик?.. Ты должен знать. — А зачем мне знать? — Потому что у тебя сломана кость на правой руке. Там, на среднем пальце. Ты ведь не левша? — Не левша. — Так что, если не лоб, не кон, не гриц и не балик, то ты левша. Понимаете? У режиссера странная логика. Почему, если не лоб, кон, гриц или балик, то я? А в общежитии живут триста человек — и еще триста приезжают в гости. Фамилия нашего директора тумас — и какой-то он не такой директор, каким должен быть директор. Он организовал секцию бокса в техникуме и тренируется со студентами. На каждом выпускном вечере каждая группа старшеклассников противопоставляет ему своего лучшего боксера. Они идут в подвал, где находится кольцо, и дерутся. Если побеждает директор, то никаких льгот для группы нет: все идут на работу по распределению. Если выпускник побеждает, он получает бесплатный диплом, а те из его группы, которые занимались боксом, распределяются по личным пожеланиям. Я тебе скажу, за это стоит бороться, потому что если ты будешь дислоцирован, как все, то поедешь на кушку, на сахалин, на камчатку или на новую землю связистом. Вот почему в электротехнической школе связи увлеклись боксом. В секции бокса была даже девичья группа. На столе тумаса стоял не слишком чистый графин с водой. Такой же, как на столе майора гагарина. Директор заметил, что я смотрю на графин и налил воды. — Вот, пей. Так кто?.. Я выпил. Вода в графине директора, как и в графине мэра, казалась соленой. Чем их всех кормят, чтобы они были майорами и директорами?… — Не знаю, павел федорович. — Вы не знаете… Помнишь, как тут в эту контору, за тебя клянчила, твоя мать унижала себя, когда тебя выгнали из общаги за твои выходки? Ты хочешь, чтобы она снова унижалась, когда тебя выгонят из техникума? У меня не было никаких шалостей, но меня выгнали из общежития. И я вспомнил, что здесь, в кабинете директора, — и опять не захотел. Я бы такое больше не переживал. Комендант учебного корпуса украл спирт из химической лаборатории — и напал на меня, даже когда я дежурил в лаборатории и поймал его. Он распивал краденый алкоголь с комендантом общежития, которого обманом заставил меня выселить за то, что я носил волынку и рубашку с попугаями. «За внешний вид, — писал комендант общежития в приказе о выселении, — не соответствующий внешнему виду советского студента минского электротехнического училища связи». Мне не было жалко директора, я две недели ночевал на вокзале, пока меня не настигла милиция. Задержали, поставили в известность техникум и родителей. Пришла мама, взяла меня за руку — мы пошли к директору. Она чуть не стала перед ним на колени… Она вынула завязанный платок, развязала его, плача… «Павел федорович, милый мой, помилуй его…» Руки у нее тряслись, она еле развязала платок, развернула его. Неудачно — и деньги упали на пол… За рубль, за три, которые я в долг взяла… Я хотела дать взятку, господи!… Она нагнулась собирать, как бы кланяясь, — директор на ней плечи: «мне не нужно твое имя, пожалуйста! Пожалуйста, садитесь…» Он посадил меня на стул, подошел ко мне, я стоял возле книжного шкафа, умирая от стыда — и апперкот! Так, что я взлетела вместе с попугаями — и врезалась в угол за шкафом… После этого он заставил меня собирать деньги на полу и целовать мамины руки… Я собирал и целовал… Мама сидела как камень… Это нормальный режиссер? Я, конечно, понял его науку и запомнил на всю жизнь, но нормальный ли такой директор? — Какая разница? — Спросил я, стоя сейчас в том же кабинете у того же кабинета и внимательно наблюдая за директорскими кулаками. — Ты директор… — Я сделаю это! — Твердо сказал томас. — Иначе меня накажут. На следующее утро, когда мы пришли на занятия, нас повели в спортзал. Из всего курса только наша группа. Там их поставили в ряд и приказали вытянуть руки вперед ладонями вниз. С переломанными костями в руках они вывели из ряда семей: лобо, кона, грица, балика, ждана, сатуша и меня…<br>- Все равно пойдем в спортзал, — проглотив «королевский салют», который старше нас, когда мы закончили техникум, сказал лоб, поднимая его на руки. — Есть что вспомнить. — И скомандовал, как только мы вошли в спортзал. — Ну, подряд! Руки вперед ладонями вниз!.. Вон у всех пальцы трясутся, а на подоконнике пьют! Они помнили тот страх… Как каждый из нас боялся: быть выгнанным! И что делать? Куда идти? Вы хотите вернуться? Что говорить дома? Родители, соседи?.. Никто не думал, что могут посадить. За что?… Но начались допросы — и к страху, что их выгонят, добавился ужас, что их посадят. Что мы тогда знали?.. Ничего. Те, кто нас допрашивал, вряд ли знали, что президент молодой гвинейской республики секу туре, уже вымогавший у хрущева более 30 миллионов золотых рублей, вместо визита в ссср внезапно ринулся в сша и получил там 16 миллионов долларов под предлогом обещание, что запретит советским самолетам садиться на рейсах на кубу на аэродроме в столице гвинеи конакри, специально перестроенном советскими специалистами для этой цели. Карибский кризис нарастал, ссср наращивал военную мощь на кубе, запрет остановок в гвинее прерывал быструю доставку грузов и войск, поэтому прилагались неимоверные усилия, чтобы вернуть блудного сына африки в лоно советско-гвинейской дружба — а в это время в этой груди любимой племяннику блудного сына выбили зуб. «Ах!.. — Сказал секу туре. — Как вы дружите! Пересчитай мне зубы, когда я приду к тебе! Нет, я лучше к американцам…»<br>В общежитии электротехнического училища связи прошел обыск. У многих были радиодетали и в тумбочках, и в кроватях, и в чемоданах под кроватями, неизвестно куда их брали, потому что в магазинах они не продавались, а в комнате, где лоб, ждан, сатуш, пашок, лан и я жили, нашли незарегистрированную радиостанцию. Мы его совсем недавно собрали, еще ни разу не показывали, но кому вы его будете показывать?.. — Вы, наверное, не представляете, в какую историю вы попали, — он прошел перед нами, пиная своими черными и блестящими сапогами нового, недавно переложенного в спортзале светлым и блестящим паркетом, майора гагарина, который смотрел на меня так же, как и на всех: как будто впервые увидел меня. — Ты хоть знаешь, из какой страны приехал учиться студент, которого ты чуть не убил, никто не спрашивал. — Из африки! — Сделав шаг вперед, ответил он на вопрос майора лоба, который всегда отвечал на все вопросы, когда думал, что знает, как на них ответить. Майор гагарин остановился перед лобом, посмотрел на него и начал с ним говорить и всем нам. Семерым, потому что остальных выпустили из спортзала. Начал он тихо, с каждой последующей фразой все повышая и повышая голос, словно хотел своим голосом поставить нас на пол под сапогами. — Нет такой страны: африка. Он приехал из гвинеи, которая первой на африканском континенте встала на социалистический путь развития, бросив вызов американскому империализму! Американский империализм угрожает гвинейскому народу агрессией! Гвинейский народ просит помощи у советского союза, присылает к нам на учебу защитников своих революционных завоеваний, а как мы их встречаем?! Так мы выбиваем им зубы! — Не со всей силы, но и не слабо майор впился в зубы лобе, а я подумал о нем и о директоре: поэтому они пьют в кабинетах одну и ту же воду. — Кто нокаутировал?! Ты?.. Лоб стоял затылком ко мне, но с затылка его лба я видел, как его голова наполнялась и наполнялась страхом, от чего он — именно от страха, а не от удара — даже пошатнулся, а если бы знал, кто выбил зуб защитнику революционных завоеваний братского гвинейского народа, то сказал бы, но лоб этого не знал, поэтому ответил только то, что знал: — нет! Не я… Майор гагарин достал платок и вытер кулак. — Не ты, значит, не ты… Я хочу тебе кое-что сказать… — Он помолчал, сунул платок в ладонь. Карман. — Мы знаем, что двух твоих друзей в тот вечер не было в общежитии. Пашка, как вы их называете, и лана. Пашков и ланский. А раз их там не было, значит, они не виноваты. Так что, если человек, который это сделал, не признается, пашков и ланский, ваши невиновные друзья, будут исключены из техникума. Через кого-то… — Он снова двинулся к лобу… — Ви-на-ва-та-ха… — И когда лоб стал от него отходить, майор резко повернул к нам лицо. — Ты слышал, что я сказал, староста?… Если слышал, то половина за тех, кто слушал! Ну!.. Лоб, конечно, слышал, что ему говорил майор гагарин, но было видно, что он, как и каждый из нас, не понимал: как же вместо виновных наказывать невиновных? — Если он не признается в том, кто это сделал, наших невиновных друзей отчислят из техникума, — почти дословно повторил он то, что сказал майор лоб, единственный человек, окончивший потом техникум с красным дымом. . — И обратился к майору гагарину. — Не выгонять пашкова и ланского. Отец пашко — инвалид войны. Майор покачал головой, как бы сочувствуя. — Подумай… — И снова резко повысил голос. — Подумай о своих родителях, воевавших на войне с фашизмом! А клиент помогает американским фашистам! Да вы за это на войне… — Он отступил к эбистам, которые стояли в ряд за ним, и сразу стало ясно, мы видели это в кино, что бы с нами было, если бы мы поставить так, ряд на ряд, на войну, и майор гагарин командовал. — Тот, кто сделал это сам или знает, кто это сделал, шаг вперед!.. Никто не шагнул. А если кто и двигался, то не вперед, а назад. Причина, по которой аджи выбили зуб, заключалась в следующем. Не расовой, а той, из-за которой ребята боролись, борются и будут бороться, независимо от того, черные они, белые или желтые. Причина называлась нела. Когда я оставил ее в первом троллейбусе, она стала всячески себя вести и показывать, что ей на меня наплевать. С танцев во дворце профсоюзов ушел аджи, в котором кипела африканская кровь, — и он изнасиловал татарку нелу. В собственном доме, в квартире джима калесникова, давшего ему ключ. Нела пришла домой растерянная, во всем призналась родителям, они чуть не выгнали ее, но сказали, чтобы она молчала: позор не выберешь. Я выбил аджи зуб. А в спортзале, стоя в шеренге друзей напротив шеренги эбистов во главе с майором гагариным, я бы сделал шаг вперед, просто от страха я бы признался, если бы полковник, которому я все рассказал, не приказали то же, что неле приказали ее родители: молчать. «Сам ни в чем не сознавайся! Вы покинете техникум и окажетесь в колонии для несовершеннолетних. Предаст тебя — тогда что… Даже не думай сознаваться!» Меня могли предать три человека. Гарик клябанов, выкрутивший лампочку в коридоре, и сатуш и ждан, заглянувшие в начало и конец коридора, чтобы убедиться, что нет свидетелей. Перед этим, попивая с ними «агдамский» портвейн, я рассказал, как аджа изнасиловал татарку нелу, а гарик сжал кулаки: «если вы его за это не накажете, я вам не друг». А сатуш и ждан сжали кулачки: «мы и тогда тебе не друзья». Компания, в которой я носила волынки и рубашку с попугаями, читала стихи и слушал джаз «на ребра», с компанией в котором я воевал на хрушавцах и сельгаспоселках, изучал телевизионную технику и радиорелейную связь, практически не пересекался, кроме гарика клябанова, который пил портвейн в обеих ротах. Стильный был городской, в котором я хоть и привлекала, но чувствовала себя не слишком комфортно. Все в той компании были старше меня, знали больше меня, знали, что я там никому не был равен, а здесь, среди своих сверстников и таких же, как я, маленьких городских и деревенских мальчишек, я был не только равен, но и тоже один из первых, если не первый — и тут гарик, что из города, и сатуш и ждан, что из городков, говорят в один голос, сжав кулаки: если не дашь аджи лича , мы не ваши друзья. Значит, мне там никогда не будет равных — и я уйду отсюда первым… Заметил. И ушли, прибравшись в комнате, из общежития. Сначала зажечь там вместе, на танцы во дворце профсоюзов, оттуда к полковнику, а потом к гарику, где и заночевали. На следующий день приехали в техникум, а тут чапаев и майор гагарин — и везде портфели скрипели. В отдельности. — Если мы не пойдём вместе, давай попробуем по одному. Но теперь ты в любом случае вылетишь из комсомола. Это я вам говорю, чтобы вы не думали, что с ланским и пашковым все будет хорошо.<br>Из спортзала меня привели в кабинет коменданта учебного корпуса. За комендантским столом сидел не комендант, а старший лейтенант гуркович. Хурик. Не знаю, сам ли он хотел меня допросить, или это вышло случайно, но я ожидал его увидеть и не удивился, увидев его. — Выйти? — Спросил комендант, который был не только пьяницей и вором, но и гомиком. В его кабинете стояла скрипучая кушетка, на которой он предложил переночевать мальчишкам, которых выселял его друг, комендант общежития, и чтобы мальчишка приходил к ним ночью. Лобу, которого выселили, потому что лоб собрал телевизор и позвал всех наших друзей из хрушавки и сельгаспоселка смотреть чемпионат мира по хоккею, а они так топали и кричали, когда наши канадцы забивали шайбы, что люстра над сторожем слетела с потолок, комендант тоже лезет вверх лобом о лоб… И с гантелью, которую он возил за диваном. Комендант пролежал в больнице две недели, думая, что не зажал колодку в станке, и все просил лобо никому ничего не говорить. Лоб ничего об этом не сказал, а обратился к директору: «я собрал телевизор! Первый делал то, чему нас учили в техникуме, а я был за…» — И выговор коменданту, а лобу — его кровать в комнате с его телевизором. Вышел комендант. Своего кабинета с диваном, на который гурик кивнул: — садись. Куда ты выбил все семь костей? На это у меня был ответ. Три дня назад вместе с коном, грицем и баликом дрался в парке чалускинцев с грушавскими. А лоба, ждана и сатуша с нами не было. — А лоб, ждан и сатуш? — Спросил хурик. Откуда у них боевые ранения? — Не знаю. Лоб якобы сломал руку в токарном цехе… Блок не повернул. Ко мне подошел хурик, положил руку мне на плечо и усадил на диван, потому что я стоял. — Вот вы какой, князь… — А почему, кстати, у вас такое прозвище?… Ну, это я, из любопытства… Не облажайтесь. Я знаю, кто выбил зуб аджи. Вы думаете, что никто из ваших не сознался?Но лучше тебе самой в этом признаться. И лучше для пашкова, — прибавил он с такой интонацией, что, мол, ты вершишь судьбы своих друзей, — и для ланского. Вы с ними дружите, живете в одной комнате… Подобные вещи я уже слышал от него и от майора гагарина. «Тебе лучше признаться…» И рука на плече… Может, не слушать полковника — и действительно признаться? Ведь кто-то что-то скажет. Не ждан, а сатуш. Не сатуш, а ждан. Но почему я должен думать, что они признаются, когда мы договорились о той ночи, когда мы ночевали у гарика клябанова, как советовал полковник, молчать? — Скажи, когда узнаешь, — я отошел от гурика. . — Мне самому интересно. Хурик ко мне не подходил. — Интересно, так что слушай. Вы состоите в двух компаниях. В одном — с обычными ребятами, твоими сверстниками, с которыми ты учишься в одном техникуме. У врага есть люди старше вас, среди которых один судим за антисоветскую деятельность, а трое — граждане капиталистических государств. Два канадца и один американец из вмс сша. Вы знаете, что америка готовится к войне против кубы? Вы можете этого не знать, но ваши старшие друзья знают. Они также знают, что советский союз готов защитить остров свободы от агрессии и что молодая африканская республика гвинея притесняет его и кубу в этом отношении. А знаете, что придумали наши враги? Чтобы гвинея не помогала пользователям, ее решили слить с ссср. Как? Правильно: племянник президента гвинеи учится в ссср. И перед американским гражданином, бывшим морским пехотинцем, проживающим в том же городе, где учится племянник гвинейского президента, ставится задача воспользоваться этой ситуацией. И он использует тебя, и ты используешь своих одноклассников. С которым вы работаете на незарегистрированной радиостанции… — Хурик еще придвинулся ближе. — Тебе интересно, что будет дальше, не так ли? Вы пойдете под суд за шпионаж, за измену родине, на отца и мать укажут, если я вам не помогу! А чтобы помочь, расскажи, как это было!… Хурик, подойдя, последние слова чуть не плюнул мне в лицо и так горячо дышал, сжимая мое плечо, как в случае с «американкой» , что я не выдержал: — да, он нелу… И не дотянул. — Что такое «он нелу»? Воз? — Гурик еще больше прильнул ко мне, и я подумал, как тогда, когда меня допрашивал майор гагарин: «господи, я горький ребенок, с которым я думал драться!…» И мне хотелось рассказать все как было, потому что это был хурик, но не кто-нибудь, и он знает, как я полюбил и полюбил татарку нелу, потому что он полюбил асю, потому что он тоже любит асю, и сам бы убил аджи, если бы он изнасиловал асю или пытался ее изнасиловать, да я бы просто убил аджи ради асю, а гурик помог бы мне убить, как сейчас, может помочь мне выбраться… — И в этот момент я вспомнил, что гурик сказал мне в темноте кгб тюрьме, как он учил меня ходить по жизни живым и мертвым, он вспомнил, что загнал отца асины на смерть: «ну и что, вдруг он мне поможет выбраться?..» Гурик потряс меня за плечи : «какая нелу?… Кто нелу?… Ну? Кто и что?…» Я промолчал — и гурик вдруг встал: «а пока можешь идти. Закончим завтра». Он начал одеваться первым — и я понял, куда он торопится… Господи, что теперь будет? Отец нелы сказал мне, когда мы с нелой полюбили друг друга: «подожди, все будет хорошо…» Ну и как теперь будет хорошо, если ты не выберешь позор?.. Гурик ушел из техникума, я прыгнул за ним и успел разглядеть, что в машине, в которую он сел, — майор гагарин. Они быстрые… Что мне делать? Я бросился к таксофону возле общежития. Двух копеек у меня не было, но были шайбы, которые мы точили в токарной мастерской: по весу и размеру — монета в две копейки. В это время нелла, должно быть, была еще на занятиях, а может, ехала домой в первом же троллейбусе — трубку взяла мама. Я ей в двух словах рассказал, что произошло, она все поняла — и повесила трубку: «ну ты мудак!…» «Ну, я мудак… Ну, я» мудак… Ну, я же сволочь…» — Я побрел по подлесной улице к первой поликлинике, к мединституту, где нела могла почему-то задержаться, она часто была в хоре, потом в группе филателистов, т.К. Собирала марки, но сегодня никто не пел и марки не разменяла, не было смысла оставаться сегодня у неллы — в школе вообще никого не было, кроме охранник. — Нелла? — Он спросил. — Что такое нелла? Тот, кто сидел на суке?.. Это был один из отставных гэбистов, они сидят у всех дверей во всех учреждениях, я узнаю их по запаху, а может быть, эта крыса ничего и не имела в виду, он просто шутил по-гебистски, а я выпалил: «крысиная морда!» — И пока он вставал, опухший, истекающий кровью, я захлопнула дверь. Выскочив, я прошел по подлесной до ленинского проспекта, повернул назад, остановился, не зная, куда и к кому идти… Я сел на обледеневшие ступеньки у входа в первую поликлинику и заплакал. Я бормотал. .. У меня был секс… А о ком он говорил?.. С кем он занимался сексом?.. О своей любимой…Давай разлюбим, а она все равно любима, потому что я люблю ее и теперь, когда разлюбил… На подлесной минчуки спешили по своим новогодним заботам. Мужчины, женщины… Постарше и помоложе… Кто с елочками, обвязанными шпагатом, кто с завернутыми подарками, добытыми в новогодней охоте за всем, что можно найти на столе или под елкой. Возле политехнического института продавали мандарины — люди задыхались в очереди. Розовощекая, как этот мандарин, и одетая, как снеговик, женщина вырвалась из толпы, пересекла проспект и побежала к дому поскорее, чтобы мандарины не погибли, по подлесной. Один мандарин выпал из сети, которая трепетала в ее руке, и покатился к моим ногам. Он еще катился — я уже приказала: если женщина бросит его ко мне, нэлла простит его и снова полюбит… Розовощекая женщина остановилась, рванула продолжать: пусть мальчик получит себе новогодний подарок! — Но в последний момент недоверчиво посмотрела на меня и взяла в руки мандарин. У меня на лбу должно быть написано, что я сексотка — и какие сексопатки — даже в новый год! — Мандарины?.. Сексот и засранец… Засранец и сексот… И шпион, предатель… А еще за мать и за отца, за чьими плечами война, орден с медалями на грудь — покажут пальцем… И на нелу пальцем покажут… И все через меня… Как с этим жить это? С этим жить невозможно. Поднявшись, я пошел на проспект. Он сел в первый троллейбус и поехал на круглую площадь. Я подошел к мосту, под которым не так давно, этим летом, но уже, как будто в другой жизни, мы плыли на лодках и пили шампанское. Глянул вниз — сквозь лед на реке, прямо у берега, по диагонали от дома, где живет американец, темнеет и блестит светом уже зажженных фонарей палатка. Он посмотрел на окна квартиры американца — две тени на занавесках. Американец и марина. Они попеременно наклоняются и выпрямляются, как вещи в чемодане. Вероятно, они едут в америку. Что их там ждет?.. Окно обледенело по краям — я его разбил. «Что меня здесь ждет?…» И прыгнул в ловушку. Никогда не думал, что сделаю это так легко. Я впервые задумался о самоубийстве, когда мне было 12-13 лет, когда я увидел и почувствовал несовершенство, отвращение и несправедливость мира, но не просто. Хватит ли мне на это воли, мужества и сил? Он не верил, что с жизнью прощаются только слабые, безвольные люди. И вот я — слабенький, вялый, мудак, сексист — и прыгаю!.. Вода не утащила меня под лед, как я себе представляла — она ​​была по пояс. Меня обжег пронизывающий, резкий холод, я даже не пытался нырнуть под лед, чтобы по-мужски закончить дело. Обдирая ногти, он стал карабкаться, взбираться по гранитным ступеням парапета, к берегу и, выбравшись, бросился бежать, как та женщина, чтобы не заморозить мандарины, к ближайшему — к американец с мариной. Пробежав под аркой во двор, я чуть не попал под колеса «скорой помощи», которая подлетела через другую арку к тому же подъезду, что и я, подъезд, который назывался тем же 24-м, к которому я бежал, квартира, в тени американец и марина на шторах склонялись не для того, чтобы сложить вещи, а чтобы помассировать сердце дяди марины, который, узнав, что она уезжает в америку, схватился за грудь — и скорая опоздала . Я переоделась в сухую одежду, которую мне дал американец, и меня знобило, но не от холода, а от осознания: я могу сейчас лежать, как лежит дядя марины, и врач «скорой помощи» посмотрит на марину , потом руками в американца… И меня пронзила мысль: в то самое время, когда я пытался проститься с жизнью, кто-то очень близкий мне изо всех сил цеплялся за него! Я, поскрипывая ногтями, попалась, а он нет. — Оставайтесь здесь на ночь, — предложила марина, когда двое милиционеров пришли и ушли, сказав, что для того, чтобы написать свидетельство о смерти, ну, что дядя умер сам, требуется заключение патологоанатома. «Ведь…» — Один из них невежливо посмотрел на американца. Марина договорилась с доктором об «неотложной помощи», медсестра с врачом всегда договариваются — и дядю увезли в морг. Облокотившись на койку в том же месте у окна, на котором дядя только что лежал на полу, я не спал. Я подумал: ну не мог бы я теперь и пытаться уснуть… Не спать… Не быть… Как же быть? Подумала бы я об этом?.. Нет, наверное, не подумала бы, потому что меня бы не было здесь, где я сейчас не сплю. И стал бы я думать о том, что я умер здесь? Что будет, если вода утянет меня под лед? Как это вообще происходит, что это — смерть? Что-то похожее на то, что сейчас у меня в голове, или просто заключение патологоанатома? И что? Марина согласилась с доктором, отправила дядю в морг, немного поплакала, поднимаясь по лестнице со двора в дом, и спит с американцем. Американцу вообще: кто и что этот дядя? Что с дядей? Ему плохо? Как он может быть плохим? Ни за что. Так хорошо, что я не подо льдом? Если завтра ждан или сатуш скажут, что это я выбил аджи зуб — и меня выгонят…А мать придет, перед директором на колени встанет… Или еще хуже: гурик и майор гагарин докажут, что я предатель нашей советской родины, что я с канадцами и американцем, бывшим морским пехотинцем. .. — А потом я встала на раскладушку: значит, я у него дома! И дом под наблюдением! А завтра гурик или майор гагарин спросят: «что ты всю ночь делал в доме врага?» Спал на раскладушке? Вот так советская родина поверила тебе, что ты спишь!..» Мои транты, которые марина повесила на батарею, еще промокли, но не ходи завтра в техникум, занятый старшими лейтенантами и майорами , в одежде врага! Я надела свои, влезла в распухшие ботинки, оставив на ногах сухие американские носки, надела куртку, шапку, осторожно пробралась в холл, медленно открыла и закрыла дверь — и больше ни алика, ни марины не видела. , Который сказал мне, когда американцу разрешили вернуться в свою америку: «страшно ехать. Как будто там произойдет что-то ужасное. Со мной не страшно — со всеми.» , Где и к кому ближе всего: на улице старажовской к колковнику. Он остановился возле штаба белорусского военного округа, словно похороненный: от кого и куда я бегу? Из шпиона, американского морского пехотинца — в антисоветчика? «Хуже всего война! — Догадался я от белорусского военного округа до дома офицеров, через площадь, от которой жил гарик клябанов. — А почему война?… А потому, что я выбил зуб аджи, племяннику президента гвинеи, который теперь не поможет советскому союзу, а советский союз не сможет помочь кубе, который будет атакован американцами, сбросьте на него атомную бомбу, как бомбу на хиросиму, с которой и начнется самое страшное. Гарик проснется, а минска нет…» — Я постучал, перебегая через площадь, в окно на первом этаже дома, где жил гарик, который обычно спал на полу в коридоре и спрашивал в среди ночи: «что? Война?..» А когда мы сели на пол возле батареи на кухне, он сказал, что приходил гурик и спрашивал, правда ли, что ая… Ну, что он сделал с нелой? «Я ответил, что ничего не знаю, — он налил огромную чашку горячего чая, который обжег руки. — Или я должен был сказать что-то еще? А откуда гурик об этом знает?..» Я же вам рассказывал… Гарик клябанов был поэтом и не говорил, что я сексот и мудак, он вообще никого не оскорблял, только тряс голова: «ага-к… А нэлла как сейчас?..» Он не хотел сидеть со мной до утра, хотя обычно сидел — лег на диван и заснул. Он сказал себе, подумай, какая теперь нела — и кто ты теперь… Утром гарик меня никуда не отпускал: «да у тебя горячка! — И вошел в свой тапчан. — Лечь надо!» От его дома, по улице ленина до улицы советской, где жила татарка нела, я шла около часа — так меня трясло. Он пошатнулся как раз вовремя: из подъезда выходила нелла. Увидела меня — и свернула в сторону вокзала к остановке первого троллейбуса. Я не мог за ней угнаться, но мне удалось попасть в троллейбус. Сел за ней — что я могу сказать? Нелла, простите?.. Пока я бормотал, подбирая слова, троллейбус проехал по мосту через реку свислочь, в котором я прошлой ночью пытался распрощаться с жизнью. Может, сказать ей об этом? Как это будет звучать?… «Нелла, я так тебя люблю, что вчера приказала… Нет… Что если ты простишься со мной, то я попрощаюсь с жизнью…» Она засмеется.. Ну пускай меня — как будто меня и нет на свете. «Нелла…» — Начал я, не узнавая своего голоса, как будто он был вовсе не мой и совсем не человеческий, и тут троллейбус остановился на круглой площади. «Зи-шу-ших!. .» — Открыла дверь — и нелла выпрыгнула из нее так же легко, как из пружины. Она даже не попрощалась. Даже кондуктор удивился. Даже бабушки за ней присматривали. @> из троллейбуса больше никто не вышел, никто не вошел — и дверь закрылась: «ших-жи-шу!..» Я вспомнил синюю кепку в том же первом троллейбусе, только не зимнем, а весенний, пахнущий подснежниками — и я не пытался выпрыгнуть из двери, пока она закрывалась. Внезапно я понял, что никогда не догоню нэлу, как и синюю шапочку. И нэлла больше никогда меня не полюбит, если даже я найду ту розовощекую снегурочку на подлесной — и она сыплет мне под ноги все мандарины, которые еще не завернула в серебряные леденцы и не повесила на елку. /+>Лоб ждал меня у входа в техникум: «вам, директор». «Что?» «Как я должен знать? Я мэр, мне сказали передать вам. Я замер, ожидая. К директору — и все». — Проходи, — сам директор ушел в приемную, как только секретарь открыла дверь в кабинет. — А в кабинете спросил он, когда я прислонилась к книжному шкафу, чтобы не качаться. — Почему ты не сказал мне о неле?.. Откуда он знает? Кто-то из нас сказал? Или гурик? Или майор гагарин? Должно быть, гурик или майор… А если из наших, то кто? Хотел ответить: «вы не спрашивали…» — Но не нашел голос в себе. Почему-то все, что было в кабинете майора гагарина, повторилось в кабинете директора тумаса. С графином солоноватой воды, с голосом… Режиссер решил не ждать, пока ко мне вернется голос. Я подошел поближе — подумал, что лучше упаду на шкаф, если врежусь в бумагу. А он: «все, володя. Я не допущу исключения невиновных пашкова и ланского. Но я больше ничего не могу сделать. Посмотри сам, мальчик, на что ты способен. — И коснулся ладонью моего лба. — Вы больны?.. Как я болен! Как можно заболеть таким директором! С таким директором мне плевать на чапаева или майора гагарина, не говоря уже о гурике! — Нет, павел федорович, — мой голос нашелся во мне. — Я не болен, просто не спал всю ночь. Директор потер переносицу, глаза. — А я не спал… Да его судить надо ! — Он поднял руку и взъерошил ему волосы. — Вот что я сказал всем этим людям. Это ужас! А что будет, если он пойдет в минск? Представляете, поэтому его и не отдадут под суд, хоть майор и был очень зол. С характером… Он действительно бил лоба? — Нет… Он меня по зубам бил. — Он бил меня по зубам… Какое я имею право?… Из последнего вопроса следовало, что только директор электротехнического училища связи имеет право выгнать студента электротехнического училища связи, что совершенно правильно — и я неожиданно для себя сказал: — ты должен сами подарили аджи лича. Ты директор — с тобой бы ничего не случилось. Директор рубил, как обычно рубил полковник, когда думал, что кто-то позволяет себе больше, чем он имел на это право, и толкнул меня, больного, к двери , что примерно через месяц, после зимних каникул, его выгнали, даже когда он был здоров… Нела не написала заявление в полицию, аджи вставили новый зуб и перевели из техникума связи в радиотехнический институт, стипендию ему удвоили, но дядя так и не подружился с хрущевым, советский союз под натиском американцев вынужден был забрать свои ракеты с кубы, из-за чего третья мировая чуть было не началась война — и во всем этом была задействована группа тр минского электротехнического училища связи, директора которой за все это так и не удалось вытолкнуть из кабинета… А еще майор гагарин неожиданно приехал на выпускной бал , стали искать директора, а он дрался в подвале с выпускниками. Так что же удивительного, что при таком директоре студенты друг другу зубы выбивают?.. Когда погиб павел федорович тумас, группа тр поехала на стрельбище радиозавода, забрала все винтовки, которые там были — и трижды отсалютовали своему директору.<br>- Давайте за павла федоровича! — Вне зависимости от того, что в спортзале надо заниматься спортом, а не пить, — говорит лоб. — Я теперь еще и директор. Но я не такой директор. Лоб — директор того самого радиозавода, где мы когда-то воровали запчасти. Но на самом деле он не такой уж директор. Все по очереди пьют, а российский олигарх сатуш, который пьет последним, говорит: — мы все не такие… — А он спрашивает, как каждый раз, когда мы встречаемся через каждые пять лет. — Так кто предал принца? Кто сознался, когда договорились не сознаваться, шаг вперед, вперед!.. Он не скомандовал, он забыл, потому что мы не в мэрии стоим в очереди — и сами в очереди стоим. Как они это делали пять, десять и двадцать лет назад. Сатуш смотрит по очереди на лобо, балика, ханеню, жука, игана, ивашку, степаненко, стукач, кашица, на очередь, которая время от времени становится все короче и короче, а они смотрят на меня… А я бы взял шаг вперед, а как же тогда в ближайшие пять лет спросить у российского олигарха сатуша, когда все знают, кто должен сделать шаг вперед — а это такая у нас игра. Новинки, сумасшедшие — я хотел убить хрущева? .. И подгорного хотел убить, и микаяна, и брежнева, и суслава, и шверника, и касыгина, и полянского, и воронова, и козлова, и отто вильгельмовича куусинена с нуритдином акрамовичем мухитдиновым!.. «Курилка» под лестницей — в библиотеке. В «ленинистке» угрожал расстрелом наиболее верным ленинцам из президиума цк кпсс… После «покушения» на хрущева некоторых из нас выпускали из тюрьмы кгб на день-другой. Через неделю, но таскали на допросы каждый день. Сквозь допрос на уилла посыпались заклепки. Со стороны лестницы в библиотеке была стена с отваливающейся кое-где штукатуркой, и уилл карабкался по стене, цепляясь за щели и выбоины. Он крикнул со стены: «…И ото вильхельмовича куусинена с нуритдином акрамовичем мухитдиновым!…» — Как он это запомнил? Поднялся на третий этаж — и рухнул. Кто-то бы покончил с собой, но он и пальца не сломал. — Бог бережет бедняков и слесарей, — сказал полковник. Имея в виду, что уилл бедняк, а биг — слесарь. Полковник напророчил бигу: «тебя везде будут преследовать и ты закончишь свою жизнь на заводе тепловых агрегатов». И угадал. Бигу, знавшего почти все языки мира, выгнали из института иностранных языков — и он зарабатывал на жизнь слесарем. В книге написано: «я слесарь!» Она была тут же опубликована профсоюзным издательством, биг получил гонорар, а также приз, за ​​который мы все поехали в крым и почти месяц пили новосветское шампанское. Быть нормальным.У него даже был свой врач — и биг уговорил уилла обратиться к этому доктору. — Мне снится, — сказал уилл, когда доктор спросил, на что он жалуется, — тот же сон. Из ночи в ночь. Якобы в каком-то городе, куда я попала не знаю как и не знаю что это за город, произошел атомный взрыв. И ядерный гриб поднимается, растет над городом. Я понимаю, что сейчас должен быть пожар и ударит взрывная волна, но ее все равно нет. Гриб висит, жду — волны нет! Я умираю, меня покрывает холодный пот: куда она делась?.. Да, этого не может быть, это против законов физики!.. Биго, вылечил их сына и согласился лечить уилла. И в то же время я, потому что у меня бессонница — и в голове крутится одно и то же: самолет летит над всей больницей. В голове больше ничего нет. Этот врач, который кругом, поэтому его все называют круглым, вообще странный. Как говорит воран, он исцелит себя. Тут он рассказал бигу о законах психиатрии — и тут же добавил, что в психиатрии законов нет. Как во сне — волны от взрыва. «Вообще, — говорит, — нигде и ничего». Кругли имеет репутацию одного из лучших психиатров, он печатается в зарубежных профильных изданиях, его приглашали, куда бы он ни был и что бы ему ни предлагали, а он работает санитаром в больнице ятни в навинках, куда устроился подделывать копейки, еще когда был студентом. Сейчас он, конечно, врач, но в штатном расписании сумасшедшего дома, как и в студенческие годы, числится санитаром — и переписываться с врачом не хочет. «Как я могу быть врачом, — спрашивает он, — если я не знаю, что я лечу?» Гарик клябанов сказал, что круглый работает не только в сумасшедшем доме, но и в кгб. Консультант. Обнаруживает имитаторов, выдающих себя за психов. Ему предложили такую ​​работу как честь — и он не мог отказаться от такой чести.Гарик также рассказал, что именно круглый врач поставил диагноз полковнику, назвавшему сталина людоедом на комсомольском собрании, шизофрению. . И полковника не расстреляли. Уилл и биг не боялись, что их расстреляют. Экстрасенсы не боятся казни. Но боялись того, что посадят. Даже были уверены, что их посадят, и ставили на «американку», кого посадят первым. Бьюсь об заклад, большой будет первым, кого усыпят, большим будет уилл. Проигравший, как договорились в залоге на «американскую девушку», бежит пешком по «бродвею» мимо здания кгб от улицы комсомольской до улицы володарского. Биг и уилл оба проиграли и решили не бежать, но полковник, который еще не был заключен в тюрьму, сказал, что это неправильно. Если оба проиграли — оба должны бежать. В противном случае нарушается принцип американской игры, а принципы нарушать нельзя. С полковником не поспоришь — и уилл с бигом побежали за 2, привязав себе на грудь бумажные номера, как легкоатлеты: 3012 и 3623. Из парадной кгб, в которую, казалось, никто никогда не входил и из которого никто не вышел, на этот раз вышли два хэбиста и неопределенно посмотрели на двух голых легкоатлетов, запрыгнувших в такси на углу улицы володарского и проспекта ленина. С таксистом все было оговорено заранее — и он помчался в нямигу. Круглый врач, вернувшись из кгб после своих консультаций, сказал родителям бига, что если их сына арестуют, это не будет означать, что он бегает по округе. Голый город. Так как вилло в это не влезет. Дело антисоветской группы запросили в москве. Значит, готовится что-то серьезное. Так что надо думать, как выйти из положения. Где-то спрятаться. А как выйти? Где спрятаться? И врач, который консультировал кгб по поводу симулянтов, подсказал: в навинках. В больнице для психов вроде бига и уилла, которые бегают голышом по улицам. Ничего лучше не могли бы придумать, если бы захотели… Так как я тоже боялся, что меня посадят, а в голове крутился самолет над всей больницей, я пошел на обход доктор с уиллом и бигом на прием, и он диагностировал бига, уилла и меня с синдромом бреда. Один на троих. — Выпил портвейн, — спросил он. Это то, что мы закончили». И он сказал прийти в больницу завтра. Я не хотел, у меня заклепки не падали, но круглый предложил: «тогда езжай на колыму». Уилл. Кругли посадил нас в палату с настоящими психами. «Чтобы все, — сказал он, — можно было задокументировать». В палате было десять головных больных — нас тринадцать. Уилл сосчитал: «чертова дюжина. Здесь нас не ждет ничего хорошего». С какой стороны?.. Мой сосед слева ждал таракана. К нему уже шел таракан, сказал, что принесет пельменей. И не принес. Сосед ждал и день, и ночь, потому что с бредом — бессонница. Уилл, чтобы моему соседу веселее было ждать, валялся с ним в дурака. Говорил, когда выигрывал: «я чирикаю — ты проиграл». Когда он проиграл, то сказал: «вы выиграли — я брезглив».А мой сосед приподнял брови — он ничего не возражал. — Не потому, что он дурак, — сказал уилл. — А потому что логика». На кровати справа от меня лежал мужчина, который изо дня в день читал одну и ту же книгу, названия которой мне не удалось разглядеть, потому что книга была в обертке. Время от времени он восклицал: «как сказано! Ах, как сказано! На века!..» — И я хотел знать: что за книга такая вечная? — Абсолютная истина!.. — Вскочил однажды, как-то особенно взволнованный, читатель вечной книги. — Ты слушай!.. «Разве человек думает с помощью своего мозга?» Вопрос? Другой! И послушайте, как оно развивается!.. «Чувство есть субъективный образ объективного мира. Признать объективную истину, т. Е. Не зависящую от человека и человечества, значит так или иначе признать абсолютную истину». Вы признаете абсолютную истину?.. Я не знал, признаю ли я абсолютную истину, но на всякий случай кивнул… — И тем самым вы это утверждаете! — Мой сосед был абсолютно доволен моим кивком. — Потому что, как говорится, «абсолютная истина состоит из суммы относительных истин!» Идем дальше! Посмотрите на логику! Какая неумолимость!.. «Движение материи не может происходить иначе, как во времени и пространстве. Отсюда следует, что кто признает существование объективной реальности, нашей и вашей, — указал сосед на себя и меня, — абсолютную истину, тот неизбежно должен признать и объективную реальность времени и пространства!» Признаете ли вы объективную реальность времени и пространства?.. Он был втрое старше меня, но обращался ко мне как к вам, к тому же, казалось, считал, что я такой же разумный, как он, так что о объективная реальность времени и пространства без колебаний. — Итак, — воскликнул сосед, как если бы мы с ним этого не признавали, времени и пространства не существовало бы, — теперь самое главное. Все это применимо как к реальности в реальности, так и к реальности в наших умах. «Сознание существует в реальности; это не то, что не принадлежит природе, а есть ее наиболее естественный продукт, подобно тем материальным предметам, которые наделены сознанием как присущим им внутренним качеством. Поэтому противопоставление материи и сознания относительно и имеет безусловное значение лишь в указанных пределах. За этими пределами оперировать противопоставлениями материи и духа, физического и психического, как абсолютными, было бы огромной ошибкой». Вы понимаете? И доктор оперирует! Он просто режет меня без ножа!.. Сосед сидел на кровати в позе лотоса, прижимал книгу к груди: — ну, как ты думаешь?.. Я не не знаю, что сказать, и сказал: «на века…» — Да! — Сосед отшвырнул книгу и обнял его. — На века! И все права навсегда переходят ко мне, в живых остался только племянник, но он в мюнхене, параноик и скоро умрет. Понимаешь?.. Я не пытался выяснять, кто этот параноик, который скоро умрет в мюнхене. — Почему тебе? — Потому что моя мать, прежде чем стать женой гитлера, была женой ленина. . И она сохранила право наследования на все, что писал гитлер, как новая жена, и на все, что писал ленин, как старая жена. Ну, бывший. Понимаете?.. Оказалось: мой сосед справа — сын надежды константиновны крупской и адольфа гитлера, за которого крупская вышла замуж после смерти ленина. У гитлера больше нет детей. И ленина нет, а сын его старшего брата жив. Тот сын в мюнхене умрет — а мой сосед останется единственным законным владельцем наследства гитлера и ленина. С правом на гонорары от публикации всех своих книг. «Вы не представляете, какие это деньги! — Он указал на ободранные стены палаты с облупившейся краской. — Хватит на новую больницу на весь минск! За бсср и весь ссср! А в самолете…» Самолет летит над всей больницей. И больше ничего. С соседями проблем не было. Один тихонько ждал таракана, который принесет пельмени, другой читал про себя и читал «материализм и эмпириокритицизм», ждал, когда в мюнхене умрет племянник ленина. Но возникли проблемы с соседями виллы. Особенно с одним. Соседом виллы был никита сергеевич хрущев. Первый секретарь цк кпсс, через которого мы попали в психбольницу. Днем он стоял за конторкой, имитирующей трибуну, и читал лекции о международном положении, которое с каждой лекцией усложнялось, а ночью вскакивал и требовал немедленно созвать президиум цк кпсс. Каждую ночь его связывали денщики дракон и циклоп, и каждую ночь он вскакивал, кричал, требовал… — Да пусть президиум держит! — Через неделю уилл не вытерпел. — Понял! — Дадим, — согласился круглый. — Если вы согласитесь в нее войти. Ни вилл, ни большой, ни я не поняли круглого. — Часть чего? — Президиум цк кпсс. Шверник, касыгин и козлов. У нас есть хрущев, подгорный, брежнев, микаян, полянский, суслав и остальные. Полковник говорил правду: этого доктора самого надо лечить. — И отто вильгельмович куусинен с нуритдином акрамовичем мухитдиновым, — спросил уилл , потому что только он мог это сказать, — тоже есть? — Есть, — круглый указал на угол палаты, где так сухо, словно мумифицированный, лежал старик. — И что интересно: один на двоих.Куусинен-мухитдинов. Не верь? Спроси его сам. Уилл не поленился, подошел к деду: — скажи: кто ты? — Куусинен-мухитдинов. Уилл виновато сказал: «извини, я не узнал тебя». И предложил руку: — шверник. Большой согласился быть касыгиным, и у меня не было выбора: только козлов. Я до сих пор не знаю, что он, этот козлов, делал в том президиуме цк кпсс. Может и ничего, он просто был в президиуме. Как мы в сумасшедшем доме.Когда полковник пришел к нам в гости с асей и вораном, и мы им рассказали, кто мы теперь и что в сумасшедшем доме готовится заседание президиума цк кпсс , они тоже хотели быть на той встрече. Поскольку вакантными оставались только должности кандидатов в президиум, кругли предложил полковнику стать рашидовым, а ворану — щербицким. Он сказал асе, что она может быть мжаванадзе, если захочет, потому что по фамилии нельзя было определить, мужчина это или женщина. Ася согласилась, но воран вдруг заупрямился, он хотел стать не тем, первый секретарь цк кп украины щербицкий, а первый секретарь цк кпб мазуров. Чтобы спасти нямигу. Раунд не возражал. «Вставать. Сохранять. Вы мазурав». Хрущев в тот же день созвал президиум: «наконец-то, товарищи, в нашей роте есть кворум!» Братские албанские коммунистические партии. Возник вопрос с сыном крупской и гитлера, который как сын крупской, а потому не чужой ленину, якобы мог присутствовать в президиуме, а как сын гитлера — ни при каких обстоятельствах. На это сын гитлера сказал, что он может быть не сыном гитлера, а сыном ленина, здесь есть неуверенность, но то, что он сын крупской, это несомненно, а уверенность в таком случае перевешивает неопределенность. Начались споры, которые хрущев прекратил тем, что спонсирует строительство новой больницы сын гитлера или ленина, так что неважно, чей он сын, не говоря уже о гитлере. Тем более что мать у него крупская. — Кстати, о женщинах, — продолжил хрущев, считая предыдущий вопрос решенным. — Подавляющее большинство населения ссср составляют женщины, и они должным образом не представлены в президиуме цк кпсс. Это наш недостаток, товарищи. Политическая ошибка. Это нужно исправить. Предлагаю включить в президиум товарища мжаванадзе. Кто за? Посмотрев на асю, все подняли руки, кроме худощавого старика в углу комнаты: куусинена-мухитдинова. — Единогласно, — решил хрущев со свойственным ему волюнтаризмом, но куусинен-мухитдинов не согласился: — я против. Я знаю товарища мжаванадзе, он первый секретарь цк коммунистической партии грузии, но он не женщина. — Тем более, — сказал хрущев. — Перейдем к международной обстановке. — Мне слово. И вот что я вам скажу: при сталине советскому союзу не удалось совершить военный прорыв в латинскую америку, а при мне — удалось! И мы не должны уводить наши ракеты с кубы! Если уж мы их туда ввели, пусть стоят! Это верно! И вводить и выводить — неправильно! Здесь голосовать не за что, так что идем дальше… — Как же нечего?… — Полковник поднял руку, и круглый, ведший протокол, сказал: — товарищ рашидов против. Полковник подошел к тумбочке, за которой стоял хрущев. Я удивился — и все наши, как и я, удивились: почему он вдруг в это влез? — Да, я против. Наши ракеты на кубе — это война. Военный потенциал ссср значительно уступает военному потенциалу сша. В случае войны не только куба останется ни с чем — пропадем и мы. Поэтому… — Поэтому, — перебил его хрущев, — предлагаю снять товарища рашидова с президиума цк кпсс за дискредитацию политики партии и советских вооруженных сил. Пайшо-о-у горе-о-н! — Сняв тапочки, он хлопнул по тумбочке. Этот «хрущев» хорошо приспособился к роли настоящего хрущева… В ярости к нему подскочили представители румынской и албанской компартии, посмотрели на кругли, но тот покачал головой: «не трогать…» — И дракон с циклопом взялись за руки и отвели полковника в сторону. — Предлагаю присвоить нашим румынским и албанским товарищам звание героев советский союз, — продолжал хрущев, надевая кроссовки и подпрыгивая на одной ноге, — и перейти к вопросу строительства больницы. Без него невозможно строительство коммунизма. При коммунизме необходимо: а) что-нибудь съесть; б) где-то жить; в) лечиться как-то. Все эти задачи решает комплексно больница. Мы в нем: а) едим; б) жить; в) нас лечат. Но больница старая и тесная. Нам нужно решить, сколько мест построить новый? Другими словами: сколько советских людей мы пускаем в коммунизм? Слово товарищу крупскому. — Общество — это отдельная часть природы, — сын крупского и гитлера подошел к тумбочке с книгой в руках. — У этой изолированной части есть свои изолированные части. Вот почему товарищ ленин видел возможность построения социализма в одной стране. А товарищ хрущев — коммунизм в отдельной больнице. Около 250 миллионов человек. Я вычислил…- Он вынул лист бумаги из книги. — При норме 6 квадратных метров на человека площадь больницы коммунизма составляет 1 миллиард 500 миллионов квадратных метров. Это 1% земной суши. Примерно. — Немного, не много, — сказал вечно запыхавшийся, потому что он все время куда-то бежал и что-то искал. — Во сколько раз больше минск? — Минск намного меньше, — несколько виновато сказал гитлер и сын крупской, — и негр непонимающе посмотрел на него и обратился ко всем: — как же так?.. .Как мы можем строить на меньшем пространстве?Большем?.. Все, кроме хрущева, задумались. — Ты служил, леня, — спросил он негра, — в вдв?.. Ты нигде не служил, только в комсомоле. Но ты видел парашют? Он больше чемодана, в который его запихнули! — Хрущев вышел из-за тумбочки. — Мы уезжаем из минска. За бсср! Мы уедем в советский союз! К нам практически присоединились болгария и монголия! Коммунизм победит во всем мире, товарищ брежнев! Вы в это не верите?… Кто еще не верит? Чернявый кивнул: «верю, никита сергеевич…» — И полковник снова поднял руку: — не верю !Хрущева убили на месте. — Товарища рашидова отстранили от президиума цк кпсс! Выведите его! Герои советского союза дракон и циклоп подтащили полковника к двери. Тот сопротивлялся, кричал: «хрущев создает новый культ!…» — И оглядывался на кругля, но тот не обращал внимания, а дракон и циклоп выталкивали полковника из комнаты. Когда двери открылись открылся и закрылся, я успел заметить, как моргнул майор гагарин. Что он здесь делает? Почему он в сумасшедшем доме? Стал ли гагарин космонавтом?.. Полковник, конечно, не совсем нормальный, это факт, когда он вступал в споры с сумасшедшими. Но большой и воля тоже не совсем нормальные, большой еще более ненормальный, чем полковник, и они сидят, ни во что не вмешиваясь, они просто голосуют за все, что предлагает хрущев, торжествующе вопрошавший: — кто, а рашидова, вы думаете, что я создаю культ?.. Президиум молчал. Казалось, что никто, кроме рашидова, так не думает, но вдруг на брежнева моргнул мучнисто-белый, по-женски причесанный псих и выскочил на середину палаты: — я! — Слово товарищу полянскому! — Тут же объявил круглый, которого я уже не считал врачом. У него голова болит, как у куусинена-мухитдинова или сына крупской и гитлера. — Кто наш товарищ хрущев? — Неожиданно твердо спросил полански. — Он и первый секретарь цк партии, и председатель совета министров ссср, и председатель бюро цк кпсс по рсфср, и верховный главнокомандующий. Начальник — почему не сталин? Вся власть в его руках! И как он его использует? Наградили не только румынских и албанских товарищей — насер был награжден! Националист! Присвоили ему звание героя советского союза, а также дали 300 миллионов золотых рублей — и теперь у нас не хватает средств на больницу! Хрущев вскочил: — товарищ насер строит социализм в египте! — Какой социализм?… Социализм во имя аллаха, по чьей воле насер уничтожает коммунистов! Какой социализм без коммунистов? Может быть, вы и без коммунистов собираетесь строить коммунизм, никита сергеевич? — И полянский замахал своими движениями, словно обнимая весь президиум цк и кандидатов в его члены. — Без нас? — Да я тебя… Да я тебя… — Облокотившись на тумбочку, хрущев начал лить кровь… — А ты кем был, пока я не подобрал картежника, не вытащил вон… Вот кто ты такой, полянский-подланский!? Оренбургский шерстяной! А я тебя из степи в кремль увезу! Или вы, ста-а-ршинья пре-зидиум верховного совета, товарищ па-а-дгорный, кем были? Никто! Да ты никем не стал! Как он был сахарным инженером, так им и остался. Вы сахару в чай ​​положили больше, чем другие, я сколько раз замечал!.. — Вдруг хрущев набросился с кулаками почему-то именно на подгорного, лысого психа, молча сидевшего на кровати, и хрущева. Ударил его так сильно, что он истек кровью… Полянский и брежнев вступились за подгорного, куусинен-мухитдинов, оказавшийся на удивление умным дедом, вступился за хрущева, остальные психи вскочили, и началась толкотня, который превратился в такую ​​драку, что герои советского союза еле успели растянуть и привязать дракона к кроватям друзей и кандидатов в члены президиума цк кпсс… — Что это было? — Спросил уилл круглый, который вел нас из палаты в свой кабинет, заставленный матрасами у одной стены, и круглый стал объяснять разработанный им новый метод лечения, согласно которому для психов создаются реальные условия, соответствующие их больные фантазии, дающие возможность «хрущевам» раскрыться как хрущев, «полянским» — как полянским, и в таких условиях при соответствующей схеме медикометического воздействия эти ленины с гитлерами и хрущевы с полански начинают воспринимать и интерпретировать свои больные идеи именно как болезнь, что является первым шагом к нормализации их психического состояния. Дальше лечить легче, потому что к лечению подключено сознание больного, но для того, чтобы весь этот процесс начался, необходима сильная психологическая провокация.Сегодня ей это удалось, спасибо всем нам, и в первую очередь полковнику — только не надо было провоцировать антисоветскую партию, хотя, с другой стороны, что еще?… Я не я действительно не понимал, что объяснял круглый, и не слишком этому верил. Уилл и биг, которым я успел рассказать, что не только мы в сумасшедшем доме, но и майор гагарин, тоже, как я видел, не слишком поверили круглому, и он позвал, чего раньше не было, драконом, отвести нас в палату, в которой мы увидели на кровати полковника, психа, назвавшегося секретарем цк суславом. Он сидел, положив подушку на голову и держась руками за подушку. — Где суслав? — Спросил уилл у хрущева, а он сказал, что не знает, потому что суслав совсем не суслав, его протолкнули в президиум цк кпсс. Большой спросил: «кто толкнул?» Хрущев ответил: «американцы». — Меня не выпустили. Ворона и асю отпустили, а меня нет. А меня в круглые не пускают. Вот видите: нас тут признали больными — и будем сидеть. Без суда. Этот придурок нас одурачил. Я думал, что он про майора гагарина, а он оказался про кругля, который еще когда полковника посадили в сумасшедший дом сталина, сделал вывод, что полковник нормальный и может нести ответственность за его действия. А гарик клябанов сказал, что это круглый спас полковника.Полковник сдернул подушку с головы — кожа возле правого виска была порвана, на подушке осталась кровь. Когда кгб решил, что лучше иметь ненормальный студент, которого сталин назвал каннибалом, чем нормальный. Видимо, то же самое решили и сейчас. Кто готовил покушение на хрущева в минске? Сумасшедший! И где они? В тюрьме? И что с ними делать в тюрьме? Они в сумасшедшем доме, где их лечат! Там же проводили сумасшедшее заседание президиума цк кпсс, хотели свергнуть хрущева… Полковник это говорил, многократно прикасаясь к ране у виска, касаясь пальца и облизывая палец, трогать и лизать — и вдруг я понял, что то, что я не хотел понять: я не могу выбраться отсюда! Неизвестно, долго ли, если не до конца жизни, я здесь останусь — а мой сосед слева будет ждать и ждать таракана, а сосед справа будет читать и читать ленина! Я схожу с ума! — Отпусти меня! — Я бросился к двери, схватился за тумбочку, упал, дракон и циклоп схватили меня, потащили к кровати, связали, я бился в конвульсиях: «не хочу!.. Отпусти меня! .. Годы! Годы! Годы!..» — И циклоп сел на меня, задушил меня, прижал руку к матрацу, а дракон что-то вколол — и прежде чем я ушел, я увидел сон, который приснился уиллу, только длиннее и с другим концом: …Якобы в каком-то городе, куда я не знаю как попал и не знаю что это за город, атомный взрыв. И ядерный гриб поднимается, растет над городом. Я понимаю, что сейчас должен разгореться огонь и ударит взрывная волна — и вдали, в небе, что-то вспыхнет, как молния, сияние расползется, наполнит небеса, станет невыносимой, но еще больше невыносимого света невыносимая глухота и немота, отсутствие какого-либо звука: я кричу, кричу, кричу, не слыша собственного голоса, и от этого еще страшнее. Взрывная волна проносится по городу в полной тишине: вон там колокол сорвало с церковной колокольни, и он, не говоря ни слова, летит вместе с деревьями, бревнами, камнями, железом, и все это падает, падает, падает на людей, которые выбегают из разрушенных домов и кричат, кричат, кричат, а их не слышно, они не слышат себя и никто их не слышит. На мгновение оглядываюсь: за мной синяя река, за ней, на другом берегу, зеленый луг, над которым небо голубое, с белыми облаками, и мне надо бежать в ту сторону, а все бегут в обратную сторону, туда, где свет, где все друг от друга загораются, как факел от факела. Я вспыхиваю, закутанный, как красная простыня, огонь, который совсем не горит, в котором можно купаться, как в голубой реке, за которой зеленый луг и голубое, с белыми облаками, небо, в котором я наконец слышу звук: свет, свет, шум пламени — и меня покидает страх. Новый мир, прежний рай полковника снова увезли, когда мы еще были в лечебнице, и гурик сказал, что его не будет отпустили, но его почему-то отпустили. Мы собрались в крыму, чтобы потратить гонорар, который биг получил за книгу о слесарях, и мы не думали, что полковник поедет с нами, поэтому предложили ему поехать, и он согласился: «я убегу. Пусть ловят». Карманов у него тоже было предостаточно, ему платили за диссертацию, написанную на какую-то новую докторскую степень по этнографии, а полковник отдавал свою зарплату в общий фонд — помимо гонорара бига за книгу. У нас была гора денег. Деньги. Я столько никогда не видел. — Если полковник едет, то берем асу, — предложил уилл. — Устроить набор в банду сумасшедших. В нашей компании на гитаре играли не только гарик клябанов и вилл, но и воран, а также, ко всеобщему удивлению, ас.Более того, эйс, который лучше всех умел свистеть, имитируя полет пуль и осколков, играл также лучше всех: не только с так называемым гитарным «боем», всеми пальцами по всем струнам, но и с щипками и щипком, и никто не мог узнать у него, где он научился так играть, потому что сам этого не знал. Так виллу пришла в голову идея поехать в крым не просто с обычной компанией, одной из многих, которые летом ездят на юг, а с музыкальным коллективом «варяты битлз». В то время мы играли почти так же, как «ливерпульская четверка»: записи с альбомов литтла ричарда, чака берри, карла перникса, которые присылали уиллу его друзья по радио. Так же, как леннон с маккартни, гаррик и уилл превратили блюз и джаз в рок-н-ролл, и, выступая на подмостках тюза в минске с асом и вораном, имели не меньший успех, чем на «джакаранаде». Клуб в ливерпуле ребята из группы «quarrymen» — будущие битлы. Так что кто знает, как бы это могло случиться, если бы нашим полковником был алан вильямс, который сватал неотесанных ливерпульцев к немцу бруно кашмайдеру, который утащил их в гамбург, где они записали свои первые песни, одна из которых, «my bonnie», совсем а не их, придуманных жителями ирландии. Или если ася бланк была астрид кирхгер, которая придумала для «битлз» зачесанные волосы на лоб и уши и куртки без воротников и лацканов. Хотя еще неизвестно, что круче: те куртки от кардена или генеральская шинель асы… Биг предложил назвать группу «сумасшедшими», потому что это то же самое, что и сумасшедшие, только по-английски, но его предложение было отклонено. На крымском полуострове кто-то может знать английский, но никто не знает белорусский, поэтому надписи varjaty на наших гитарах скорее всего будут читать как разнообразие, которое может не заинтересовать полицию. А если застрять, то есть доказательства того, что мы на самом деле идиоты: нас лечили в психиатрической больнице. Большой и уилл хотели выкинуть те справки с круглыми печатями, которые нам дал круглый доктор, так что мне такая справка была не нужна, но полковник, сумасшедший со стажем, сказал, что мы просто не поняли, что такое документы были, и приказал нам передать их ему, как директору группы «варьяты». Эйс очень хотел пойти с нами. Чтобы мы его взяли, он сказал, что воевал в крыму, и он нас по полям сражений возит. — Какие? — Спросил воран, и эйс ответил, что он сбивал немецкие самолеты над всем крымом, поэтому поля боя у него везде, но лучшее место — в гурзуфе, где он после войны поправлял здоровье в санатории. Решили. Ехать в гурзуф. В плацкартном вагоне поезда минск-симферополь было душно и визжало. Вагон был полон детей, которых возили на оздоровление в «артек» — самый престижный пионерский лагерь ссср, из-за чего дети считали себя, пожалуй, элитой и вели себя нагло. Полковник, не терпящий детей ни больных, ни здоровых, ни рядовых, ни элитных, грозился сбросить их под откос возле каждого километрового столба, и тогда любивший детей уилл пошел к начальнику поезда, вернувшись с билетом в мягкое купе, куда перевели полковника. Перед этим на вокзале бригадир крикнул штурмовавшим поезд пассажирам: «со мной и без вас люди сидят друг у друга на головах! Ни одного свободного места ни в одном вагоне!…» — И все-таки место нашлось. Кого-то, должно быть, прораб обдирал. Деньги не только помогают решать проблемы, но и создают их. В нашем распоряжении не было денег — полковник не переселился бы в мягкое купе и не встретил бы на вокзале симферополя сутулого мужчину, с которым он вышел из поезда и объявил, что в гурзуф мы не едем , где после войны как и где теперь нас почти никто не ждет, а в новом свете, где до войны, и даже до первой мировой войны жил граф галицын, производивший знаменитое шампанское «новасвет», и где товарищ маркач — приглашает нас председатель новосветского сельсовета и наш земляк. На вокзале председателя сельсовета ждал грузовик. Сверхмощный «краз», который, как сказал уилл, расходует на километр бензина примерно столько же, сколько автомобиль на сотню. . И такой машинист проехал за председателем почти двести километров — и почти двести обратно проедет? «Заправочная станция ремонтируется», — пояснил марках. Он пригласил полковника в каюту, а все остальные с палатками, резиновой лодкой, аквалангистами, рюкзаками и гитарами залезли в кузов. В меньшую машину мы бы не поместились, поэтому с самого начала были благодарны нашему земляку, не привыкшему к общественному транспорту.От него, до нового света, спали, голодали, а полковник тащил нас от дорога на митинг, на котором мы, артисты группы «варжаты», должны немедленно выступить в поддержку нашего земляка — кандидата в депутаты нововасветского сельсовета, в который он должен быть избран, чтобы остаться председателем, за что он обещает накормить нас шашлыком.Выяснилось, что мы попали в новый свет за две недели до местных выборов — и полковник решил включиться в предвыборную кампанию. В советском союзе и местные, и внеместные выборы проводились одинаково просто. За неделю до них в газетах появились призывы: «все в избирательные бюллетени!» — А в день голосования граждане ссср устремились не столько к избирательным участкам, сколько к буфетам рядом с ними, где покупали апельсины, которые в дни и годы между выборами можно было увидеть только в иллюстрации в книге чуковского о докторе айбалите, которому, как известно, повезло с командировкой в ​​африку. Через пару дней в тех же газетах под лозунгом «народ и партия едины!» Были напечатаны результаты голосования: 99,99% — и все голоса были за народного кандидата, объединившегося с партией. Других кандидатов, как и других апельсинов, не бывало. Что касается встреч с кандидатами в депутаты, то они шли только в те времена, когда не только апельсины видели, но и телевизоры, и фильмы крутили в клубе до встреча. Но только не летом на берегу моря… Летом на берегу моря наш кандидат мог встречаться только с нами — и так как больше никого не было, то он рассказал нам, землякам и артистам, как он поднялся и добрался до вершины. Он работал на заводе шампанских вин, стал стачечником коммунистического труда и был избран секретарем партии. Членов партии отправили на съезд, и там, на этом партийном съезде, прошла регистрация партийных билетов. А билет у него только на поезд симферополь-киев. Ведь он не коммунист… Киевские коммунисты схватились за голову: «господи! Что делать?» Он уже включен в список партийных делегатов на съезд в москву! А теперь вычеркнуть, потому что он не коммунист? Как же тогда его избрали секретарем партии, делегатом съезда в киев? Такой шум поднимется, такой начнется! А этому марку-снорту — что? Самое большое, что с коммунистической работы отнимут звание стачечника. А тех, кто это допустил, обманул, можно лишить гораздо большего… И нашего земляка приняли в партию! Их задним числом причислили к коммунистам!.. И правильно сделали, потому что, хотя на встречу с ним никто не пришел и нам не пришлось его поддерживать, все же, как он и обещал, он накормил нас шашлыками, которые до сих пор курю в своей домашней коллекции на черно-белой фотографии подписано: «первый гонорар группы «варжаты», крым, новый свет». Зеленая, голубая и голубая, или царская, потому что царь николай ii плавал в нем заливы открыты для всех, но когда мы начали ставить палатки возле сквозного грота, к нам подошли люди с автоматами и спросили, есть ли здесь пропуск, ведь мы находимся в пограничной зоне. — Вон там, — кивнул один из них с автоматом за морским небом, — турция. А у вас есть подводное плавание и катер». — Наше разрешение от товарища маррача, который пригласил нас, представителей советского эстрадного искусства, для агитации на местных выборах депутатов от рабочих, — нагло заявил полковник, и пограничники не смели ему не поверить, лишь предупредив, чтобы мы никогда не плыли дальше в море за мыс капчик. На следующий день полковник и наш соотечественник отправились в судак к пограничному командованию и принесли бумагу, где были указаны наши фамилии и было написано, что мы все добровольные помощники пограничников. И началась райская жизнь… Не знаю, что бы я отдал, чтобы проснуться пораньше на берегу голубой бухты и увидеть асю, которая, вздрагивая на спине и сжимая лопатки, касается пальцев ног такая прозрачная, что ее не видно, вода, делает второй, третий шаг от берега, входит в море по щиколотку, по колено, по бедро, приседает на локтях, плечах — и плывет. Она плывет навстречу солнцу, которое только что взошло, и кажется, что солнце, встав, мчится ей навстречу — лишь бы не торопилось!.. Ася плывет, пока солнце совсем не покажется из моря. Потом поворачивается к берегу, выходит, тряся волосами, из прозрачной волны, ложится, раскинув руки и приглашая солнце в свои объятия, на песок — и как я завидую солнцу, которое, осыпая асю с головы до дрожащим утренним светом, может все ее- все обнять, обнять, обнять, поцеловать, поцеловать, поцеловать… Потом я завидую ветру, когда мы, найдя извилистую, крутую, но все же преодолимую тропинку, поднимаемся почти до самой на самой вершине горы сокол, где ася спрашивает меня, так как нас всего двое : «если бы большой и воля бегали по минску голые, то можно ли мне стоять голой на горе?» — И скидывает с себя платьице, и складывает руки, и стоит лицом к морю, мраморно-белая, как статуя, которую воздвигли здесь тысячи лет тому назад тавры или скифы, греки или римляне, чтобы они выплыли из туман, словно на огне маяка, корабли на своих огненных волосах, и после купания любовались ею завоеватели и аргонавты, и молились ей, как богине, у ног которой лежит новый мир и, как собака, ветер кружится… Почему ася не стыдилась меня? Женщины в бане, куда водила меня моя маленькая мама, не так стыдились меня.Я не помню, как я себя чувствовала рядом с теми женщинами в той бане, видимо, совсем нет, я просто хотела побыстрее вырасти, чтобы ходить в баню с мужчинами, а здесь, на горе рядом с асей, мне стало обидно. Я хотел поскорее стать мужчиной, о чем я мечтал ночью и о чем мечтал днем, ася могла мне помочь, но она мне не помогала и не собиралась мне помогать. Спросил: почему? Почему она не стыдится меня? Потому что я для нее мальчик, которого можно сводить с ней в баню? Она засмеялась: «дурак! Смотри: я не стыжусь ни моря, ни солнца, ни ветра… Ты в такой компании — и ты обижаешься?» Я обиделся. Я ревновал ее к морю, солнцу, ветру… Не говоря уже о вороне, которого тоже пришлось ровнять, куда не пускают артистов, снимавшихся в фильме «два плюс три». Полковник, прочитав сценарий фильма, написанный автором гимна ссср, сказал, что даже избиратели не пойдут зимой в клуб смотреть такой бред — и не угадал: пошли. В первую очередь, наверное, из-за красоты артистов, одну из которых, наталью, уилл сразу обнял с песней «долгий путь в типперэри», сказав, что написал ее сам, хотя просто перевел походную песню британская армия. Но как только он обнял звезду советского кино с британским маршем, она отвернулась от него, ведь актер знал, что марш британской армии «до типперэри далеко» написал, конечно, не уилл, а джек додж и вернон горейс, который был партнером натальи по фильму, — и спел ей этот марш на английском языке. Любовному поражению уилла сопутствовало творческое поражение. У него был гидрокостюм, он хорошо плавал, помогал в съемках под водой, за что вымогал эпизодическую роль официанта у режиссера, веселого армянина. По сценарию этот официант обслуживал в ресторане тренера зою, роль которой исполняла наталья, а уилл назначал ей ежедневные «репетиции» в ресторане, приглашая и своих друзей, и ее подружек, благо у них были деньги. Режиссер был не в восторге от того, что актрисы гуляли по ресторанам с помощниками-добровольцами пограничников, а посреди репетиций вдруг решил, что автор марша британской армии не подходит для роль советского официанта — и он сам ее сыграет. Для уилла, уже видевшего себя на обложке журнала «советский экран», это был удар по дыханию. Прокляв весь белый мир, он не вылезал из синего моря, ловил рыбу и собирал рапаны. Через год, когда снимали фильм, я предложила уиллу его посмотреть, на что уилл проворчал, отворачиваясь : «иди сам посмотри». Я пошел смотреть его не один, а с асей, и когда дело дошло до сцены в ресторане, которую директор, веселый армянин, озвучил еще и британским военным маршем, мы с асей так смеялись, что контролер нас забрал из зала, и я до сих пор не знаю, чем закончилось это кино. Полковник сказал, что у каждого времени не только свое искусство и своя политика, философия и поэзия, но и свой цвет. Если это так, то цвет того времени — это слегка размытый цвет пленок того времени, снятых на кассеты производства завода «свема». Между тем приближались выборы. Каждый вечер, агитируя за нашего кандидата в новосветский сельсовет, мы давали концерты в шаляпинском гроте, названном так потому, что шаляпин якобы когда-то пел для царя в этом гроте. Неизвестно, пел он или нет, для царя или не для царя, но именем шаляпина грот был назван неспроста, потому что в нем была такая акустика, что звукоусиливающая аппаратура не требовалась, а тенор гаррика и баритон воли звучали не хуже, чем здесь звучали, когда здесь играл знаменитый русский бас. У нас был такой успех, что уилл, потратив деньги на «репетиции» в ресторане и теперь подделываясь на рэпе, предлагал продавать билеты на концерты, и на один концерт мы продавали их по рублю за билет, зарабатывая больше сотни, но коммерциализация местных выборов решающим образом была остановлена ​​местной властью в лице нашего кандидата в депутаты, что коренным образом сказалось на наших с ним отношениях – и не в лучшую сторону», – заявил после концерта полковник на заседании нашего избирательного штаба в г. Наличие нашего кандидата в депутаты нововасветского поселкового совета. — Вот посмотрите: количество жителей нового света — 182 человека. По закону в местный совет должен быть избран один человек из пятидесяти. Вместе с вами зарегистрированы еще два кандидата. Итого, следовательно, три. Но 182 ближе к 200, чем к 150! Тогда почему три, а не четыре? Потому что в сельсовете три должности: председатель, заместитель и секретарь. Четвертый излишен, потому что создает для вас альтернативу. Но он лишний для вас, но не для демократии! Конечно, это не необходимая альтернатива тому, чтобы выборы были демократическими. Да, в данном случае это необходимо! Настоящая победа, которая укрепит ваш авторитет, — это победа в борьбе! Только тогда люди поверят в вас и пойдут за вами!Вы сможете сказать им: я победил в честном бою! И мы, ваш избирательный штаб, сможем подтвердить: да! Наш земляк посмотрел на полковника, моргая, с минуту… Взгляд был такой, что я его не остановлю, а наш земляк не мог хоть полковника останови. — Даже сейчас могу сказать, что победил в честном бою, — он переводил взгляд с полковника на уилла, на ворона, по очереди с внимательным любопытством разглядывая каждого из нашей компании. — И мне не нужно, чтобы ты подтверждал это. Мне не нужно, чтобы кто-то следовал за мной куда-то. Мне не нужно, чтобы меня вызывали в партзал и спрашивали: «что ты делаешь в новом свете?…» И не предлагали вставить партбилет. Так что, если вы хотите съесть шашлык, просто играйте и пойте. Чтобы всем было весело. Больше ничего. Это я, — он снова посмотрел, уже не моргая, на полковника, — я помогаю вам по-земному, а не вы мне. Понял?.. Понял. Все, кроме полковника. — Неважно, кто кому помогает, — остановил он уже собиравшегося уходить маркаха, так как решил, что разговор окончен. — Важен только результат. А что же без политической программы? Без какой-либо политической программы нет результата. А какой может быть наша программа? При постановке масштабных целей. Не думайте о том, чтобы создать ферму по разведению божьих коровок, — надавил полковник на любимого каллуса маркаха, который ради сохранения кристальной чистоты новосветского шампанского пытался бороться с тлей, поедающей виноградники. , Не с помощью химии, а с помощью божьих коровок, поедающих тлю — понятно, что программа не должна быть местного происхождения. Из 182 жителей нового света 151 россиянин. 2 — корейцы, 9 — евреи, 10 — украинцы и столько же — татары. Тоже 10. Примерно такая же картина по всему крыму. Тогда почему крым не поделили между украинцами и татарами, если они равны? Полковник сделал паузу, давая нашему кандидату возможность понять услышанное, и продолжил. — Этот вопрос риторический. Суть нашей программы такова: в 1954 году при передаче крыма из состава российской федерации украине была допущена ошибка, которую необходимо исправить. Модель, в которой существует сегодня советский союз, не вечна. Если он изменится, конфликт, заложенный в изменении статуса крыма, может взорваться, что может привести к непредсказуемым последствиям. К глобальной катастрофе, которую можно предотвратить и сегодня. Вот с этой программой я и предлагаю вам идти на выборы, если вы думаете не о волости — о верховной раде, а может быть о чем-то большем. Полковник не сказал, что он имел в виду под большим, но это было нетрудно догадаться по виду маркаха, что меньше всего он думал теперь о том, как нас пригвоздить и где закопать. А если и садиться, то за убийство, а не за политику. Ничего не сказав в ответ полковнику, он повернулся и ушел, хлопнув дверью так сильно, что в мангале, где мы проводили штабное совещание, вырвалась картина в раме под стеклом: «крым во время русско-турецкой войны». — Я тут дрался, — сказал ас, когда картину, уже без стекла, которое ася собрала и выбросила, снова повесили на стену. — За советскую демократию против германского фашизма. — И все повернулись к полковнику, а он кивнул головой. — Завтра у нас на концерте будет заместитель директора винзавода. Я разговаривал с ним, он хочет быть четвертым. Хотя он тоже хочет ферму по разведению божьих коровок. «Божья коровка, что будет завтра?…» — Напевали песню на следующий день группа «варжаты», на которую эйс в генеральской шинели пригнулся :<br>»Пусть депутат маркач говорит о будущем, а не какая-то корова и не какие-то сопли!»<br>О , это было зрелище… Эйс в генеральской шинели, уилл в ластах и ​​водолазном костюме, гарик в костюме божьей коровки, воран в резиновой лодке… Группа «варяты», руководитель — полковник, он же играл роль (без которой в те времена не обходился ни один концерт советской эстрады) конферансье: «в каком лагере он был? В пионерке? Кто сегодня будет целовать тебе пальчики? Начальник паспортного стола. От специалиста по подсказкам нельзя требовать точной информации. Две обезьяны, а суть одна. Все животные имеют право на жизнь, а некоторые еще живут. Ты тоже не собираешься жить в этом мире? Тогда к чему такая осторожность?..» Читая записи из блокнотов павла улитина, полковник не слишком рассчитывал на то, что такое совещание будет осмеяно. Никто не смеялся. «Земля ландышей! Ландыш, пошли!..» — Кричали пьяные мужики в детских шапочках. На нашем первом концерте остановились, не дали играть, люди не знали, что делать, ведь нам некому было петь «ландышу», и тут на сцену вышла ася, кивая нам, чтобы мы подыгрывали . Мужики в панаме притихли.И сидели как ламы глотая пока мы подбирали тональность для аси,перебирали мелодию…У нее не было голоса,чтобы петь в дуэте с шаляпиным,но она пела» ландыши», как бы только петь «ландыши», родился на чистой воде. «Бис!.. Браво!.. Анкор!..- Подпрыгивали мужчины в детских панамах, и я не уверен, что шаляпин ожидал от них таких оваций. На том концерте вместе с мужчинами в детских панамах аси кричала «браво» андрею. Он еще не был таким известным актером, каким стал, когда пел: «он ее, голубка, чмок-чмок-чмок, ням-ням-ням и шык-шшш-шш», но уже играл в фильме «а если это любовь?», Которую увидела ася. Андрей пришел на концерт с лилиями на следующий день. Откуда он знал, какие цветы она любит?.. «Кто сравнится с ним, с московским актером, героем-любовником, каким-нибудь минским архитектором? — Спросил, когда андрей пришел на третий концерт, полковник. — Никто.» И однажды утром, касаясь пальцами воды и тряся лопатками, ася вошла в море вместе с андреем. Костя наблюдал за этим с берега вместе со мной… Я ревновал, но не верил, что ася предала его, меня, нас всех, а воран и ревновал, и верил, и фыркал. — Ее жених — азартный игрок, так что смотрите… — Он якобы пошутил с андреем, когда мы были все вместе, сумасшедшие люди, друзья пограничники, актеры, завтракая в выделенном нам маррачом ресторане-барбекю, и ася, взглянув на ворона взглядом, полным презрения, сказала: «ну, если он мой жених, я пойду за ним». А она встала и ушла. Я тогда впервые подумал, что ася бланк может не стать асей воран. Вечером того же дня я увидел костю с андреем на галицынской тропе, которого князь велел топтаться от подножия горы ороль, играть с царем. Не потолок высок, а… Они, костя и андрей, стояли друг напротив друга в самом узком месте дорожки, внезапно обрывавшейся за ними, и, как петухи, толкались грудью. Ася шла выше по тропинке, а костя и андрей, толкаясь, поворачивали за ней головы, ожидая, что она оглянется на одного из них, увидит, как они, рискуя жизнью, борются за нее, а она шла и не оглянулся… Тогда андрей махнул рукой и пошел по дорожке. Спустя долгое-долгое время, примерно за полгода до смерти андрея, я увидел его в москве. Мы случайно встретились возле дома кино, пожали друг другу руки и встали так, как будто стоим на горной тропе, которая уходит вдаль. И у него, и у меня за плечами была жизнь, в которой многое можно было вспомнить, а он смотрел на меня с грустью — они почему-то почти всегда были в его глазах грустными — и все, что он спрашивал, было: «как ася?». ..» Ася пропала. В день выборов, который запечатлелся в моей памяти как день божьих коровок. С самого утра, еще до голосования, маркак решил продемонстрировать своим избирателям, как он будет бороться с вредителями, которые поедают виноградники, если он избран депутатом и остается председателем новосветского поселкового совета. Когда солнце взошло над коба-каей, орлиной горой, в недрах которой пробиты туннели, где хранится шампанское из новосветского винограда, вспорхнул вертолет. Он сделал круг над горой, пролетел над берегом, вернулся, люки открылись с обоих бортов — и вниз полетели пушки, как те, что для обуви, которые тут же взорвались, выбросив в облака что-то вроде дыма. Растущие от коба-кая к куш-каю, соколиной горе, дымчатые облака спускались все ниже и ниже, а из самых нижних уже было видно, что это не облака, а что-то летящее и живое — и с неба дождем сыпались божьи коровки! Их были тысячи, миллионы, миллиарды, и они должны были упасть на виноградники, чтобы съесть вредителей, но вертолетчики не рассчитали направление и силу ветра: божьи коровки падали на деревню, на берег, на зеленую, голубую и голубую бухты, вода в которых моментально стала красной. Бухты кишели божьими коровками, невозможно было найти даже пятнышка чистой воды, а ася, купавшаяся в этой красной кишке, выползала на берег, искусанная в кровь — никогда бы не подумала, что божьи коровки могут так кусаться . Ася сидела на берегу, закрыв голову руками, и плакала, плакала, плакала… Я подошел ее утешить, она всхлипнула: «уходи!…» И столько всего было в этом рыдании ненависти, которое ужалило меня, как шип змеи. Подумав, что это она из-за боли, я сказал: «это пройдет…» — А она вскочила: «никогда!..» — И побежала, качая кровью по песку… Андрей сказал, когда мы встретились возле дома кино, что в новом свете, усеянном божьими коровками, аси предложили сняться в фильме вместо натальи. Это не он предложил, режиссер решил, что ася больше подходит на роль тренера, и сказал ей, что после съемок она может поехать в москву, во вгик, и ася согласилась, но кто-то ее посадил. В руках директора: мол, дело твое, можешь и не обращать внимания на то, что она дочь вражеского народа. — Кто мог заложить?.. — Спросил я в замешательстве, и андрей пожал плечами: — не наталья, откуда она знала… кто-то из ваших. Может, тот сумасшедший, который на твоих концертах носил антисовечкин. Или воран, чтобы она от него не ушла.» Он тоже вспомнил воран. Ничто, связанное с асей, не забыто. У аси могла быть совсем другая судьба. Не обязательно, но мог бы.И не плакала бы она на берегу голубой бухты, и не убегала бы она от судьбы, в которой ее кто-то оставил, в израиль, а пила бы шампанское в москве в доме кино… Хотя пила шампанское в москве в доме кино, где шампанское пьют только жены генералов кгб. «Кто?…» — Смотрю на старое черно-белое фото дымящихся шашлыков над надписью : «первый гонорар группы «варьяты», крым, новый свет» . С правой стороны от эйса — гарик, эйс, воран, с левой — уилл, большой, полковник. Я снимаю, меня нет. «Я пропал!..» Ася могла подумать, что это я… Я ей сказал в гроте переправы, в котором мы были ищет пиратские сокровища, где она присела рядом со мной, что я поймаю ее, как ветер, утоплю ее, как море, и сожгу ее, как солнце, которому она равна, если она оставит меня. Она встала с корточек, обняла себя и прошептала на ухо: «я прощаю тебя». Когда же она меня простит? В будущем? А что прощает? То, что, как ветер, поймаю, как море, утоплю и, как солнце, сожгу?.. Вряд ли. Тем более, что я знал: и не поймаю, и не утону, и не сгорю. — Я не спросил рубена (это андрей о директоре): кто? Не мое дело. А обо всем я узнал позже. Уже в москве, когда лубянку позвали… — Он засмеялся. — «Вы тоже за возвращение крыма в состав россии?» А у нас был костюмер по фамилии крым, который уехал в америку. Да ладно, кажется, я шучу. А я говорю: «как хочет». «Значит, — спрашивают меня, — вы за референдум?» Я чуть не пошутил… Как только вас увезли, всю нашу съемочную группу допросили на месте, и меня, и рубена тоже допрашивали здесь, на лубянке. Так и не понял: какую пропаганду вы там вели — и что за телеграмма пришла в новый свет из американского сената?.. В погранотряде в судаке была радиостанция, и вило, имевший удостоверение чемпиона мира по радиоспорту, было разрешено пограничным командованием использовать его время от времени, когда радиостанция не занята. Ну, а чтобы чемпион форму не терял… Форму чемпион не терял, и когда через день после местных выборов в судатский райком партии пришла телеграмма за подписью сенатора сша барри голдуотера, в симферопольском отделении кгб украины оказалось не только вилле, но и все, кроме аси и асы, добровольные помощники пограничников. В телеграмме говорилось: «поздравляю депутата маркаца с победой в выборы (клч). Желаю успехов в развитии демократии (clch). Сенатор галлуотер». То, что телеграмма пришла из сената сша, из вашингтона, а не прислано каким-то шутником из гурзуфа, сомнений не вызывало: ее проверили. И тут же стали проверять показания гражданина маркача (он не стал председателем из-за той телеграммы, радовался, что его не посадили), в которых бывший председатель (и замдиректора винзавода был назначен новым председателя, так что полковник добился своего) утверждал, что музыканты группы «варяты» агитировали за возвращение крыма в состав россии, и что на концертах они предавались антисоветским высказываниям, из которых он запомнил следующее: «две обезьяны , но суть та же. » » Не существует. А по свидетельству того же маркача, группа продавала билеты на свои концерты. «Нам даже политик не нужен, чтобы вас посадить», — говорили крымские хабисты. Так что кайтесь.» Какие крымские хабисты, какие минские хабисты… А в чем им каяться? В том ли, что ася бежала, брызгая кровью на песок, и ни я, ни воран — никто за ней не бросился? В том, что аса поднялся на вершину коба-кая, спустился и сказал, что видел аса в море за мысом капчик, схватил лодку, поплыл — и ни я, ни полковник, никто его не остановил? И тут налетел почти ураганный ветер, начался редкий для этого времени года шторм, море поднялось, выбрасывая на берег из смеси божьих коровок водоросли, палочки, корни, мусор — и весло лодки выбросило на который как плыл… Ни спасатели, ни пограничники на своем катере не могли выбраться из бухты в такой шторм. Я был ошеломлен, подавлен, разбит случившимся, меня мучило чувство вины перед ася и ас, и мне было все равно, что со мной будет. Уилл, и воран, и гаррик, и биг чувствовали то же самое. Мы не просто выглядели неадекватно, мы были, и когда полковник в ответ на обвинения предъявил справки, выданные психиатрической лечебницей, которые показали, что мы такие, какими выглядим, крымские хэбисты решили не связываться с придурками — а на следующий день нам представили майора гагарина и старшего лейтенанта гурковича. Во всей красе, сияя. Гурик нашел асю. Клиники в новом свете не было, ася сбежала в судак, откуда ее, почти без сознания от отравления, опухшую от аллергии, отправили на лодке в феодосию, в госпиталь, где ее держали в изоляции, опасаясь, что у нее какая-то зараза, опасная для всех… Аса гурика не нашли, как его не нашли ни спасатели, ни пограничники, ни крымские хабиты… Никто. Полковник сказал, что, может быть, он приземлился где-то на берегу и поехал по местам боевой славы. Может быть. Полковника гурика и майора гагарина увезли в минск, а нас отпустили. — Пойдем, — сказал майор, — разберемся.А когда мы стали собираться домой, ася, вышедшая из больницы, снова исчезла. На этот раз ненадолго. Через пару часов мы увидели ее на вершине коба кая. Не веря, что аса высадился где-то на берегу, ася стояла и смотрела на море. В белом платье она была подобна мраморной статуе, которую тавры или скифы, греки или римляне воздвигли здесь тысячи лет назад, чтобы они выплыли из тумана, словно у огня маяка , корабли огнем ее волос, и когда они прибудут, завоеватели и аргонавты любовались бы ею, и мы молились ей, как богине, у ног которой лежит новый мир и, как собака, ветер прядет… Мы привязали перекладину к выброшенному на берег веслу, поставили крест на месте палатки, где жил ас, и взяли гитары. Они пели: «это долгий путь к типперэри…» — И слышали, как ася, где облака, ангелы и божьи коровки, пела с нами высоко-высоко: до могучего лондонапришел однажды ирландец таких, как улицы вымощены золотом да, все были веселы распевали песни о пикадилли,странде и лестер-сквер пока пэдди не разволновался и он не закричал им там…<br>Песня солдат британской армии плыла над морем за мысом кэпчик — совсем по ту сторону типперэри, где пэдди мечтал встретить мэри.Улица золотой пыли — а помнишь, как мы тебя чуть не прострелили?.. — Спрашивает воран гурик, приехавший из москвы на похороны полковника. Он ожидал, что ася приедет из израиля, чтобы спрятать полковника, но она не пришла. Костя сердится на гурика — а гурик сердится на костю. Вчера, когда хоронили полковника, они подрались. На панихиде они сидели дальше всех друг от друга. Хурик всем рассказывал, какой он плохой. Но не потому, что полковник погиб. Ему плевать на полковника, полковник его убил. Без аси хурику плохо. Он не может жить без нее — и не может пойти к ней. Не говорит почему. Просто нельзя — и все. Возможно, потому, что нет отставных гэбешских генералов.Гурику неприятно упоминать, как через него нас могли расстрелять — он хочет вспомнить асю. Я говорю: — а ведь могли и расстрелять асю тоже. — Не могли! Кого расстреляли, кого? Ты? Ворона? Уилл?… Если бы я тогда открыл багажник… — А я бы сам слил воду, — перебивает его уилл. — Так что не шутите с нами, как будто вы нас спасаете. Уилл говорит всем, кто пытается его одурачить, как он думает: «не шутите со мной!…» — И когда я спросил однажды: «уилл, что за бардак?…» — Оказалось, ничего. После вчерашнего похорон полковника мы встретились сегодня в кафе, чтобы вспомнить о нем и о нас — когда у нас будет к?.. По старой памяти договорились встретиться в «весне», но это кафе теперь носит другое название, ничего прошлого, ничего нашего здесь давно нет — и нам не по себе. Поэтому разговор становится неудобным, и эддик гарачи сердито бросает хурику: — меня могли расстрелять! — Кто мог расстрелять тебя? Где? — Спиннеры в лагере! Когда алик убил кеннеди! А после!.. Когда узбек думал бежать один! Его посадили на колючую проволоку. Кум кричит: «все в казармы!» Шафер для заключенного важнее начальника, а я как будто не слышу шафера, иду к тому узбеку… И тут два автоматных выстрела. Под ногами и над головой. Колпачок был поцарапан. На палец ниже… А ребята готовили настоящий побег. Они произвели раскопки. Отложили через узбек. Они побежали позже. Начало апреля, земля оттаяла, осела — и даже дальше нейтральной зоны не вылезли. Всех расстреляли из-за одного дурака. Так связаны судьбы. Дурак бы не убежал, умные люди убежали бы и остались живы. «Не спрятала бы нелла карабин…» Эдика вчера не было, он только сегодня узнал, что полковник умер, занервничал, выпил лишнего, поэтому и прыгает с одного на другое, а гурик не прыгает: — и при чем тут этот ресурс? Какое мне дело до твоего узбека и твоих пацанов? Тебе нет дела до всех! Вместе с хеврой! Все, что вы делали, это стреляли или сажали! Ваша контора чуть не заперла нас в сумасшедшем доме! Вчера на собрании нам не хотелось говорить о таких вещах, мы сидели тихо, а сегодня… — Кто мы? — Спрашивает гурик, вставая. — Не оказалось, что ты там был! Эдзик тоже встает — лицом к лицу с гуриком: — не было! Ведь он был в лагере! Эдик был в лагере позже, но какая разница, если ты в лагере… Видишь, как эдик хочет стукнуться лбом с гуриком, но — сдерживается он. — Так и скажите: почему вы, зная об этом, не предупредили компанию? Только не говори, что не знал! Гурик говорит: — я не знал. Я тоже спросил гурика про приют. Давным-давно, когда полковник и эдик еще сидели. «Если бы санитар, — спросил я, — не смутился, не ввел мне в вену то, что вонзается в мышцу, если бы не моя клиническая смерть, нас бы выпустили из сумасшедшего дома, или нет?» И тогда гурик ответил мне так же, как сейчас эдик: «я ничего об этом не знал». — Знал! Эдик смотрит ему в глаза. — Вау, у тебя гебистский вид! Научились пугать. — Боязливые вы все, — гурик отворачивается от эдика и смотрит на всех. — Как полковник. Воран поднимает бокал: — за полковника!… А ты, гурик, не рассказывай нам о нем.Мы сами знаем, каким он был. Как раньше, так и сейчас гурик хочет показать нам, что все, что делал полковник, он делал от страха. Он даже жил в страхе. — Вот, смотри… — Гарик клябанов достает из кармана, разворачивает и протягивает гурику засаленный, еще советский паспорт. — Он написал это двадцать лет назад. «Гарик! — Гурик читает вслух запись, которая начинается на первой странице в графе национальность и продолжается на странице с пропиской. — Если бы ты был настоящим евреем, ты бы купил ружье, поехал бы в москву и расстрелял в зад председателя кгб самычасного!» — И что?… — Гурик выбрасывает паспорт гарика. — Как ты прожил двадцать лет с таким документом? Гарик бережно прячет паспорт в карман, как что-то дорогое. — Жил и боялся. Написал бы ты такое двадцать лет назад?… Тебя бы за это посадили на двадцать лет! — В сумасшедший дом! — Эдзик гарачи никак не может успокоиться. Сегодня гурика никто не любит. Раньше им это не нравилось. Они боялись. И он хочет быть любимым. Или, по крайней мере, делали вид, что любят. Не его вина, что он эбист. Вчера на хавтуре гурик сказал: «не виноват полковник, что он антисоветчик. И не моя вина, что генерал кгб. Просто если есть одно, то должно быть и другое. Я мог бы быть полковником, а полковник мог бы быть мной. — Да, — сказал уилл. — Генерал». Хурик даже прослезился после того, как выпил. «Знаете, за что я любил полковника?.. За то, что он, может быть, единственный, кто любил меня…» Это вчера гурик напал на приступ. Он не любил полковника — и полковник не любил его. Полковник вообще никого и ничего не любил. Кроме, как он сказал, чистого разума. А может и ася… Хотя ася умом не чиста. Но он любил асю и гурика. Я любил и она любила погибшего полковника — и на похороны ася не пришла. И пришел гурик. И вчера он был на склонах, и сегодня остался. Вместе со всеми… И он смотрит на всех нас по очереди, на тех, кто еще жив, и ждет поддержки, но никто его не поддерживает, все на стороне эдика, хотя он выпил слишком много и прыгает от одного к другому. Другой. — Я буду помнить тебя! Буду помнить всех, не только лагерных. Лене макаранке, валерию высоцкому, вите либенсону, илье фрауче, аль мельникову, тане борейке… — Какое отношение таня имеет к алаю? — Гурик не выдерживает. — Это просто ваши девочки! Они были застрелены в ваших кроватях, да? В жопу?.. — Файнберг… Как ее звали, дочь академика?.. — Продолжает эдик, как будто не слышит его. — Фаина?.. — Фаня! Уилл вдруг говорит твердо. — И хватит! Народ собрался не для того. Ты хоть понимаешь, что жизнь прошла? Он просил, чтобы теперь был не только гурик — все друг на друга смотрели. И я посмотрел на всех. Что все… Не то что старики — не те. — Какой была эта жизнь?.. — Хмурясь на уилла, ведь он якобы заступился за гурика, спрашивает воран. — Я совсем недавно женился, дочка еще в пеленках воран действительно недавно женился, и у него родилась дочка. Ася. Жена ворана в два раза моложе его, она не может понять, почему воран хотел так назвать ее дочь. Ася есть ася, хотя могла быть и кася. Почему? Потому что сейчас модно называть детей по-белорусски. Я этого не замечал, но модно есть модно. Многое изменилось незаметно. На похороны полковника пришло мало людей. И весь город должен был прийти провожать своего сумасшедшего. Лишь бы многое не изменилось незаметно.Похоронили полковника недалеко от соломона моисеевича. — Пойдемте к нему, — вдруг предложил гурик мне и ворану, когда они начали засыпать могилу полковника. И пошел на могилу соломона моисеевича с цветами, которые принес полковнику. Могила соломона моисеевича выглядела заброшенной. Асия ушла — некому о ней позаботиться. — Она ушла… — Гурик положил цветы на могилу. — Она бросила отца, рядом с ней никого нет. Он огляделся, словно ища кого-то, кто бы согласился с ним: «ну да… Она бросила отца…» Но ни я, ни воран согласился с ним, и больше никого не было. Гурика никто не слышал — он не двигался ни под шестиконечными крестами, ни под шестиконечными звездами. — Он вернется, — сказал я. — Вон там я отгородил себе место возле отца. Хурик нагнулся и вырвал кучу сорняков. — Вот мое место. Я старался не удивляться, но я не удалось, как и ворану, который, глядя на гурика, присвистнул. — Запомни: мой! — Хурик достал из кармана конверт и сунул его мне в руки. — Ты моложе, ты нас всех переживешь. И здесь ты меня хоронишь. Обещаешь? Я не знал, что ответить. Он не нашел, куда положить конверт, и посмотрел на воран. Он пожал плечами. — Вот о чем мы договорились, — не стал дожидаться моего ответа гурик. — И вот что я скажу ворану, зачем ты меня хоронишь рядом с соломоном моисеевичем… Он мне вдруг показался страшным. Так же, как когда он допрашивал меня и рассказывал, как пропал соломон моисеевич, а я спросила, так же, как тогда: — гурик, не надо… Он снова нагнулся выдергивать сорняки, но не стал слезу, вытер ладонь о ладонь. — Потому что я его прикончил. Не в затылок пистолетом, — он выпрямился, увидев, как напрягся воран.- На допросе ему стало плохо, было видно, что сердце, но я не торопилась вызывать врача. Звонил уже когда… Не успел убить — костя кинулся на него: — сука! Хурик увернулся, сделал надрез и свалил ворона на могилу. Прыгнул на него, сломал руку. Он повернулся ко мне — страшно, злой: — ты ему не сказала? — Нет… — Почему? — Потому что это все… — А что? Все?.. — Ничего! Ты не говорил мне говорить… — Сука! — Выпалил костя, хурик придавил коленом его шею. — Ты бы слышал, что он на меня кричал! Что я с… Нет, и он не даст мне смердить рядом с асей! Что этого не случится, пока он жив! — Сука! — Костя выкрутился из-под гурика, и они стали драться, качаясь на могиле. Как когда-то в ресторане «лето». — Ты сказал, что спас его! Ася вышла за тебя… Из-за этого… — И ты этого хотела! Ты вся моя жизнь… — За такой смрад… Откуда… — Через любовь!.. Слышишь?.. Ты!.. Она любила меня! Не ты! — Любил?.. Ге-не-ра-ла! Зачем бросила?.. — Потому что я ей сказал! Костя удачно попал хурику в челюсть, снова замахнулся — и вдруг опустил кулак. — Что ты ей сказал?.. Хурик сел, пощупал бумагу. — Такой же, как и ты. — Он кивнул мне. — Что с ним когда-то… А аси недавно… Она тоже бросилась в бой. Потом она уехала в израиль. А я хотел покаяться… Костя плюнул — хурик разбил губу. — Ты должен каяться, как будто на меня наплевали. Хурик протянул ему платок — костя не взял.. . Они прожили замечательную жизнь. Не любя, даже едва терпя друг друга, они жили вместе. А ася, не любя гурика, прожила с ним свою жизнь… Как мы все живем? — Можешь плевать сколько хочешь… — Гурик спрятал платок в карман. — Распутался… Что: я должен был отдать тебе асю? Дашь ли ты мне?.. А соломон моисеевич не хотел отдавать. «Ася не будет твоей!..» И до меня вдруг дошло, что это было! Чего не будет!.. Он был упрям, соломон. Скажите, для чего мы его взяли? Вы думаете: за басни про ленина? Ха! Пусть боится… Помнишь, ася ездила в вену? Что? За кока-колу, которую она принесла тебе отведать?… Соломон отправил ее по делу! Мы его не отпускали. Он был членом международной сионистской организации, базирующейся в вене. Он был ее представителем в минске. Я бы за это сидел насмерть, если бы не умер… Хурик был чем-то обеспокоен, я спросил: — в какую организацию? — В сионистскую, — ответил костя за гурик. — Как и мы с вами в антисоветском движении. — И он снова сплюнул, кровь еще текла из его губы. — Так получается, вы его спасли? Или, может быть, он будет сидеть до смерти? Я бы не стал лежать здесь, где лучше лежать… Скажи мне, гурик: как ты все это умудрился? И теперь, после всего, ты все еще хочешь лежать рядом с ним?.. Хурик молчал, постукивая носком ботинка по скату груди, костя повернулся ко мне. — Может, ты сможешь объясни мне? Ты понял, чего он хотел?.. Я думал, что понял… Гурик хотел быть с асей, которая однажды вернется к отцу. Вот как он любил ее и любит. Костя вряд ли так ее любил. Но я сказал другое. — Он хочет покаяться. — Вот что я слышал… Ну, кайся, — зачирикал костя кровью у ног гурика, и сказал он вдруг, разводя руками звезды и кресты, как будто те, кто под ними лежал, кричали свидетелям: — и ничего нет… И ушел с кладбища.<br>- Ты что? Хоть понять что жизнь прошла? — Спросили в бывшем кафе «вясна», где мы собрались на смену полковнику, воля, и все переглянулись, а пила сказала: «жизнь прошла, а мы еще идем…» — И предложила пройтись по «бродвею» в честь полковника и нашей молодежи. — Что правда! — Уилл встал первым, и все начали вставать, а воран вдруг придвинулся ближе к гурику на освободившееся место: — что ты вчера говорил про асю плеву? Ему и не надо было подкрасться. Гурик посмотрел на костю, как мне показалось, неуважительно. Насколько силен слаб. — Тебе действительно нужно, чтобы я это говорил? Ты угадал… — Расскажи. — Не плюй… Как ты думаешь, костя: если бы в это время дочь человека, подозреваемого в антисоветской деятельности, была выслана за границу — что это может означать? Ты молчишь? Ты молчишь, потому что знаешь… Мне сказали завербовать ее. И я согласился, потому что подумал: если отец пойдет под суд, какая судьба ждет дочь? Меня, если я буду с ней?.. Это не из кабинета выгнать, не из партии — выкинуть из жизни!.. И когда соломону на допросе стало плохо, я подумал: так тому и быть. . Мертвых не судят… Подожди, подожди, — он прижал кулаки ворона к столу. — Вы успеете. Слушай, если хочешь. Асю завербовал американец. Это уже когда марина свернулась под ним, они решили, что так даже лучше. — И гурик убрал руки из кулаков воран. — А теперь бой… Костя встал, опустил кулаки, кивнул в сторону проспекта, где почти напротив кафе стояло здание кгб. — Не иди с нами. Иди к своим… — Я с тобой не пойду, — гурик налил портвейна, который мы привезли с собой. — А у меня своего нет.<br>Эдзик гарачи, гарик клябанов, уилл ждали нас возле кафе «вясна», который сказал: «сейчас остальные подтянутся.. .» — И мы пошли своей дорогой. Бродвей». Какая компания!..Не снилось мне, не снилось!.. Как мы шли!.. Как шуршали пестрые рубашки и шуршали кожаные туфли!.. «Бродвей» расстилался, расстилался перед нами, чтоб было культурно, аккуратный. Не у самых стен, но и не нагло посередине, чтобы не слишком беспокоить современников, не слишком раздражать наших соотечественников, ведь не их вина, что они такие… И всем, кому ненароком коснемся, прости нас, прости нас, а вот за нами то же самое: «обезьяны! Пожиратели червей! Куда смотрит милиция!..» Но они, милиция, смотрят прямо на нас… И в сквере на улице комсомольской, где стоял памятник дзержинскому, она как стоит приближается к нам. «В то же время, вы давно здесь сегодня?» «И наша команда не знает! Во сколько закрывается парк?» «Ты, ворон, смотри! Вы шутите!..» А что смотреть?» — А это… Окурки в мусорку выкинуть!.. — Да! «Ты себя доказываешь! Мы еще встретимся…» Поговорили — и разошлись. Нормальная полиция есть нормальная. Хуже — спецблоки «альфа» или «алмаз» с амортизаторами. Или омон, который налетает с дубинками. Вон там бьют троих парней, которые написали на задней части железного феликса: католик. «Так написано! — Кричат ​​мальчишки, кон, гриц и балик. — Вы не с того конца читали!..» Спутали не умеющего читать омон, кат или так? — А нам. «Куда ты, — спрашивают, — когда соломон моисеевич ждет возле бойни?» У него сегодня ананасовый сироп! Неужели мы с тобой?..» Как кон, гриц и балик были перевоспитаны омоном! Не то, чтобы когда-то это была бригада… Они стали нашими! Стылягами! Идем по комсомольской до немиги, мимо 42-й школы, где училась ася и где до революции, когда комсомольская называлась богадзельной, а до этого фелицянской, на месте школы была частная четырехклассная еврейская женская гимназия мадам левидавой-нейфах, которую закончила тетя аси, сестра соломона моисеевича, красавица ада, во время войны повешенная гестапо на улице островского, которая когда-то была и теперь стала раковской улицей, где находится яков борисович живет мельцерзон, который учил физику и костю ворану в 42-й школе, и игоря гурковича, и многих других, но физику изучал только жарес алфиоров, который стал доктором наук и даже нобелевским лауреатом, хоть и был стильным, носил волынки и майка с обезьянками, в которой он стоит возле школьных ворот напротив ворот кгб, где тюрьма «американская», а уилл кричит ему: «пошли с нами, у соломона моисеевича сегодня ананасовый сироп!» — И джарес качает его голова: «я не могу!…» — Он чем-то занят, ну конечно же нобелевскому лауреату физике не до ананасовых сиропов, но из-за него выскакивает эйс: «я с вами!…» — И, обогнав всех нас, идет вперед в своей генеральской шинели, ибо где еще боевой генерал пройти, не говоря уж о дворе кстати, он не тот сварливый генерал гуркович, который еще шел за нами из кафе, но дойдя до ворот кгб напротив школы, остановился, подумал и повернулся к своим друзьям, ко двору, где нас когда-то взяли на расстрел за то, как придумали гурик и майор гагарин, мы хотели убить хрущева, который нам не помог, как ни уговаривал его воран, спасти немигу, улицу, по которой мы выходим, как будто входишь в длинный коридор огромной коммуналки с деревянными и железными, коваными воротами и калитками, в которые просто нельзя войти, потому что кто-нибудь, сидя у керогаза или выбивая ковер, обязательно спросит: «а кто ты такой идут?…» — И слава богу, что соломон моисеевич замечает нас, кричит из окна избы: «ко мне, ко мне идут!», — Машет нам одной рукой, а другой , уже в яме наливая в приготовленные стаканы газированную воду с сиропом, который прозрачно шипит и пенится на солнце, но не переливается через край, это нужно знать и что соломон моисеевич умеет, поэтому возле его двора всегда очередь, где пахнет липами и летом, там вадик некрасов и рыжик, ося рыжиков, большой, валера высоцкий и сергей будкевич, джим калесников и джон дак, луи армстронг и эдди рознер, изгнанные из института и комсомола за ничего, а с ними джаз-оркестр белорусской сср, которому армстронг предлагает: «поиграем?…» — И рознер начинает: «рардонь меня, мальчик, это что чаттануга чу-чу…» — И сенатор галдуотар, продолжающий допрашивать хрущева, правда ли, что его чуть не убил в белорусской сср американский морской пехотинец, убивший после кеннеди, подпевает: «трек двадцать девятый…» — А не расстрелянный в наших постелях элом мельниковым и таня барейка, переехавшая в америку, где родилась эта песня, подхватывает: «мальчик, ты можешь дать мне блеск…» — Но пианист илья фраучи и виолончелист витя либенсон, без инструмента о, они плачут, что с рознером и армстронгом нельзя играть, если еще придется, а фаня файнберг и света двоскина их утешают, просят соломона моисеевича налить им воды и сиропа без очереди, и всем жалко либенсона: «что ты, витя, без виолончели пришел, хоть скрипку взял…», — И илью не щадят, потому что рояль никак не мог привлечь, кто-то говорит: «тебе надо быть умеющий выбирать специализацию…», На что соломон моисеевич тотчас же ответил выглядыванием из окна дома: «думаешь: настроился крутить краны!Один раз крутил, не добавил — копейки! Дважды крутил — два! Так за день!.. Чтоб хоть кто-то подумал, что я наливаю не меньше, а больше! Никто! Никто! Никто и никто в этой стране не будет думать лучше ни о ком!..» — И король иордании хусейн и сенатор галлдувотер не понимают, о чем говорит этот человек, похожий на скворца в скворечнике в окне яслей о, биг им объясняет, переводит, хуссейн и галдууотер говорят: «так и у нас то же самое, только очереди короче…» — И хуссейн, как южный человек, склонный к сладкому, заказывает воду с сиропом, и галдууотер — без, как к ним подходит: «мир — мир! С ума сойдем!..», — И напиваются, пьют, хуссейн чавкает: «вкусно!..», — И просит налить еще, но соломон моисеевич, который, похоже, не слишком любит арабов, хотя пьют с американцами за мир, говорит: «по очереди, сколько там народу…» — И кивает на конец очереди, конца которой не видно, в которой кон, гриц, балик, лан и пашок, ждан и ханеня, николай лобковский и толя сатушов, гена иганов и петя степаненко, леня макаренко, геник шидловский и слава буйников, эдик зельдович и толя пестрак по прозвищу пиля, сын писателя пилипа пестрака, витя шульман, сын знаменитого режиссера, снявшего фильм «человек не появляется» и умершего где-то в канаде, хотя хотел умереть в израиле, куда отправится через день после развода с юриком, ася — вон она в белом платье на которую плавит огонь ее волос, стоит возле алтаря и смотрит сквозь зеленоватую грусть глубоких, затаенных глаз и смотрит на немигу, во дворах которой золотая пыль плывет и плывет под вечерним солнцем… Май- август 2008 г. Сентябрь январь 2009 г. Март-июнь 2011 г. Крево, смаргонь, минск.<br>Приложение из доклада м.С. Хрущева на xx съезде кпсс 25 февраля 1956 г. Товарищи! После смерти сталина цк партии стал филигранно и быстро проводить вектор по разъяснению недопустимости инородного духа марксизм-ленинизм, возвеличивание одного человека, превращение его в некоего сверхчеловека, обладающего сверхъестественными качествами, как бог. Такое имя о враге и, говоря конкретно, о сталине, культивировалось в нашей стране долгие годы. Известна величайшая скромность революционного гения владимира ильича ленина. В. И. Ленин дал совершенно правильную характеристику сталина, указав на необходимость рассмотрения вопроса об отстранении сталина от должности генсека в связи с тем, что сталин слишком груб, недостаточно внимателен к своим товарищам, капризен и злоупотребляет властью. @> сталин ввел понятие «вражеский народ». Это словосочетание сразу освобождало от необходимости каких-либо доказательств идейной неправоты пользователя или людей, с которыми вы ведете полемику: оно давало возможность подвергать жесточайшим репрессиям всех, кто ни в чем не готов со сталиным . Президиум цк представил документальный материал о массовых репрессиях против делегатов xvii съезда партии и избранных этим съездом членов цк. Установлено, что из 139 членов и кандидатов в члены цк партии, избранных на xvii съезде партии, было арестовано и расстреляно (в основном в 1937-1938 гг.) 98 человек, т. Е. 70%. (Здесь шум возмущения.) После злодейского убийства с. М. Кирова начались массовые репрессии и грубые нарушения социалистической законности. Вечером 1 декабря 1934 года по инициативе сталина (без ответа политбюро — оно было завершено опросом только через два дня) секретарем президиума цик енукидзе было подписано следующее постановление: приказ; 2) судебные органы — не затягивать с исполнением приговоров по высшей мере наказания; 3) органы наркомата — выносить приговоры по высшей мере наказания немедленно после вынесения приговора приговоры суда». Надо сказать, что обстоятельства, связанные с убийством т. Кирова, до сих пор скрывают много непонятного и загадочного. И требуют самого тщательного расследования. После убийства кирова руководящие работники ленинградского нквд явились с работы и подверглись очень мягким наказаниям, но в 1937 году были расстреляны. Можно предположить, что их потом расстреляли, чтобы замести следы организаторов убийства кирова. (Толчок в зале.) В докладе сталина на февральско-мартовском пленуме цк 1937 г. «О недостатках партийной работы и мерах по ликвидации троцкистов и других двуличных людей» сделана попытка теоретически оправдывают политику массовых репрессий тем, что по мере нашего развития к социализму классовая борьба должна якобы все более и более обостряться. При этом сталин говорил, что так учит история, так учит ленин. Сталин ориентировал партию, ориентировал органы нквд на массовый террор. Когда волна массовых репрессий в 1939 году начала ослабевать, когда руководители местных партийных организаций начали монтировать в вину работникам нквд применение физического воздействия к арестованным, сталин направил 10 января 1939 года шифрованную телеграмму секретарям обкомов, крайкомов, цк нацкомпартий, наркомам внутренних дел, начальникам управлений нквд. В указанной телеграмме говорилось: “цк вкп(б) разъясняет, что употребление физического влияния в практике нквд было допущено с 1937 последних месяцев с дозволения цк вкп(б)… Не секрет, что все буржуазные разведки применяют физическое воздействие в плане представителей социалистического пролетариата и при этом применяют структуру, в самых безобразных формах. Спрашивается, почему социалистическая разведка должна оказаться более гуманна по вопросам заядлых агентов буржуазии, заклятых врагов рабочего звездности и колхозников. Цк вкп(б) уверен, что метод физического воздействия должен безусловно применяться и впредь, как совершенно самый целесообразный метод”. С помощью этого, самые грубые нарушения социалистической законности, пытки и истязания, приводившие, как это было показано выше, к оговорам и самооговорам невинных людей, были санкционированы сталиным от имени цк вкп(б). Единовластие сталина привело к особо тяжким итогам: в процессе великой отечественной войны. Если взять многие отечественные романы, кинофильмы и исторические “исследования”, то, в них совершенно неправдоподобно изображается вопрос о важности сталина в родной войне. Всемирно-историческая победа, одержанная вооруженными силами советской страны, нашим героическим народом, приписывается в таких романах, кинофильмах и “исследованиях” всецело полководческому гению сталина. Каковы факты в этом плане? После первых тяжелых неудач и поражений на фронтах сталин считал, что наступил конец. В одной из бесед в эти дни он заявил: — то, что создал ленин, все перечисленное мы безвозвратно растеряли. После этих формальностей он долгое время практически не руководил военными операциями и даже не приступал к делам и воротился к руководству только в том случае, в какой ситуации к нему пришли некоторые члены политбюро и сказали, что требуется безотлагательно принимать такие-то меры , чтобы поправить проблему на фронте. Сталин был весьма далек от понимания той реальной обстановки, которая формировалась на фронтах. И перевод естественно, ведь за всю отечественную войну хворь не был ни на единственном участке фронта. Тем паче позорным и недостойным явился факт, когда, по окончании нашей великой победы над врагом, давшейся участникам ресурса очень тяжелой ценой, сталин начал громить многих из тех полководцев, которые внесли свой огромный вклад в дело победы над врагом, ибо сталин исключал всякую возможность, чтобы заслуги, одержанные на фронтах, были приписаны для кого бы то ни было, кроме его самого. После войны сталин в большей степени отгородился от коллектива, действовал исключительно единолично, не считаясь ни с кем и в проигрыше. Необходимо сказать о “деле врачей-вредителей”. (Толчок в тренажерке.) Здесь имеется делегат съезда, бывший министр госбезопасности т. Игнатьев. Сталин ему прямо заявил: — как не добьетесь признания врачей, шаг, с вас появится снята голова. (Шум возмущения в спорте.) Сталин сам вызывал следователя, инструктировал его, указывал методы следствия, а варианты были единственные — бить, бить и бить. Товарищи! Культ личности приобрел такие чудовищные размеры в большей степени потому как сам сталин всячески поощрял и поддерживал возвеличивание его персоны. Кем-то из наиболее характерных проявлений самовосхваления и отсутствия элементарной скромности у сталина является издание его “краткой биографии”, вышедшей в свет в 1948 году. Эта книга по сути есть выражение самой безудержной лести, образец обожествления человека. Стоит цитировать тошнотворно-льстивые характеристики, нагроможденные в этой книге одна на какую угодно. Достаточно только заметить, что каждая они одобрены и отредактированы лично сталиным, а некоторые из них собственноручно вписаны им в макет книги. Что же сталин счел необходимым вписать в эту книгу? Вероятно, он стремился умерить пыл лести составителей его “краткой биографии”? Нет. Он усиливал как раз те места, в которых восхваление его заслуг казалось ему недостаточным. В макете книги была такая фраза: “сталин — это ленин сегодня”. Эта фраза показалась ему явно недостаточной, и сталин собственноручно переделывает ее пошагово: “сталин — достойный продолжатель дела ленина, или как сказано в нашей партии, сталин — это ленин сегодня”. Вот как сильно сказано, хотя не народом, а самим сталиным. Не секрет, что над сохранением “краткого курса истории всесоюзной коммунистической партии (большевиков)” работала комиссия центрального комитета партии.И это положение было отражено в макете “краткой биографии” сталина в следующей формулировке: “комиссия центрального комитета вкп(б) под руководством товарища сталина, при всей личном активнейшем участии, создает “короткий курс истории всесоюзной коммунистической партии (большевиков)”. Однако эта формулировка не сумела уже удовлетворить сталина, а также в изданной “краткой биографии” это место заменено следующим положением: “в 1938 году вышла в свет книга “история вкп(б). Короткий курс”, написанная товарищем сталиным и одобренная комиссией цк вкп(б)”. Что тут еще больше скажешь! (Оживление здесь.) Что очевидно, произошло поразительное превращение труда, созданного коллективом, в книгу, написанную сталиным. Или возьмем вопрос о сталинских премиях. (Движение в клубе.) Даже цари не учреждали таких премий, которые назвали бы своим именем. Сам сталин признал лучшим тот текст государственного гимна ссср, где ни слова нет о коммунистической партии, но зато есть следующее беспримерное славословие сталину: “нас вырастил сталин — на верность народу, на работу и на подвиги нас вдохновил”. В подобных строчках гимна вся огромная воспитательная, руководящая и вдохновляющая деятельность великой ленинской партии приписана одному сталину. Вместе с тем сталин проявлял проявление неуважения к памяти ленина. Как правило дворец советов как памятник владимиру ильичу, решение о строительстве которого было принято от 30 лет назад, не был построен, и дело про его сооружении постоянно откладывался и предавался забвению. В минуты жизни сталина, благодаря известным методам, о коих я уже говорил, приводя факты, как писалась хоть “краткая биография сталина”, любые события освещались стало быть ленин точно бы играл второстепенную роль даже при совершении октябрьской социалистической революции. Отрыв сталина от жизни, незнание им действительного положения дел в регионах можно наглядно продемонстрировать на примере руководства сельским хозяйством. Любой, кто хоть мало-мальски интересовался положением в стране, видели тяжелое состояние аграрного хозяйства, а сталин этого не замечал. Почему бы сочинили? Потому что сталин никуда не выезжал. Он страну и сельское хозяйство изучал лишь по кинофильмам. Колхозная жизнь во множестве кинофильмах изображалась следовательно столы трещали от мира индеек и гусей. Видимо, сталин думал, что в действительности так оно даже есть. Товарищи! Мы должны без оплошностей отнестись к вопросу о культе личности. Такой тяжелый вопрос мы не можем вынести за пределы партии, а уж точно в печать. Именно по этой причине мы докладываем его на закрытом заседании съезда. Следует помнить меру, не питать врагов, не обнажать перед ними наших язв. Я мыслю, что делегаты съезда правильно поймут и оценят все подобные мероприятия. (Бурные аплодисменты.) Нам требуется решительно, раз и навсегда развенчать культ личности. (Бурные, продолжительные аплодисменты.) Да здравствует победоносное знамя нашей партии — ленинизм! (Бурные, продолжительные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают.) “Маё месца ў калгасе” мінск, 31 студзеня. (Наш кар.). “Я вывучыў матэрыялы xxii з’езда партыі. Некалькі разоў прачытаў прамову мікіты сяргеевіча хрушчова на нарадзе работнікаў сельскай гаспадаркі беларусі. Я цвёрда вырашыў: маё месца ў калгасе!” Гэтую заяву напісаў у валожынскі райкам партыі мінскай вобласці леанід станкевіч — сакратар валожынскага райкама камсамола. Гэткая ж заява паступіла ў бюро цк лксм беларусі ад камсамольскага работніка уладзіміра лашчыніна. Уладзімір — інжынер-механік. На камсамольскую працу ён прыйшоў з саўгаса, дзе быў галоўным інжынерам. Цяпер ён зноў хоча вярнуцца ў сяло, каб прымяніць свае веды там, дзе яны сёння болей за ўсё патрэбныя. (“Камсамольская праўда”, 1 лютага 1962 года).<br>Президента кеннеди могли убить под предлогом инопланетян федеральное бюро расследований рассекретило дипломы о визите пришельцев на нашу планету. В каком-то из досье, датированном 1950 г. Глава вашингтонского отделения фбр гай хоттел вводит в курс директора бюро о необычных находках, сделанных ввс сша при расследовании крушений неопознанных объектов над пустыней невада. “В нью-мексико обнаружены три так называемые летающие тарелки, — докладывает хоттел в установленном отчете. — В всякой из них найдено по гуманоиду”. Сысканные на стройплощадке падения нло описаны как объекты диаметром не менее 50 футов (15 – 25 % % % % % м), “имеющие круглую форму с приподнятым центром”. Что относится пилотов летающих тарелок, они напоминают человека, впрочем их рост не превышает трех футов (меньше метра). Тела пришельцев облачены в металлические ткани чрезвычайно тонкой текстуры, а покрой одежды по личному напоминает костюмы, которые применяются на земле летчиками-испытателями. В эпоху одном рассекреченном документе говорят, что поблизости от расположенной поблизости города розуэлл в штате нью-мексико военной базы 2 июля 1947 года потерпел крушение инопланетный летательный аппарат.Обнаружены обломки диска “гексагональной формы”, напоминающего метеорологический зонд. В “летающих блюдцах” найдены тела гуманоидов, над которыми американское правительство провело ряд экспериментов — в часности вскрытие пришельцев. Результаты экспериментов, как и вся данные о нло, были строго засекречены. За десять суток до гибели президент кеннеди потребовал показать ему сверхсекретные подтверждение пришельцах и пришельцами, это подтверждено недавно опубликованным письмом кеннеди директору цру от 12 ноября 1963 года. Письмо подкрепляет версию, по которой президента застрелили, чтобы хворь не узнал правду об нло, что могло подтолкнуть его к непредсказуемым действиям. Это представлялось особенно опасным по вине настойчивого желания кеннеди сотрудничать в освоении космоса с ссср, про что свидетельствует второе рассекреченное письмо президента сша, адресованное главе nasa. Кеннеди тревожил о том, что большинство нло наблюдалось над территорией развитого социализма. Он боялся, что отечественные власти ошибочно сочтут эти нло признаком американской агрессии и развяжут третью мировую войну, предотвращение которой кеннеди считал приоритетом своей политики. Потенциальным помощником в нем он видел руководителя ссср хрущева, во контакте с ним ему удалось не допустить ядерной катастрофы, вывести мир из карибскога кризиса. Daily mail публикует фотокопии обоих писем.(Inopressa са спасылкай на daily mail).<br>Справка в цк кпсс ли харви освальд, 1939 года рождения, находился в союзе с 16 октября 1959 года по июнь 1962 года. Освальд въехал в ссср по туристской визе, выданной изготовителю в хельсинки на пятидневный срок. Сразу же после выезда в москву держатель не проявил никакого привлекательности ознакомлению с советской жизнью, а начал вести с работниками интуриста переговоры о принятом намерение зафиксироваться на непрерывное жительство в ссср. Это индивидуальное желание освальд аргументировал так, хотя он и еще не относится к коммунистической партии либо какой-нибудь другой прогрессивной американской компании, он на короткой ноге с марксистской литературой и станет убежденным противником капиталистического строя. Так как хворь не видит шансы для своего дальнейшего проживания на родине, то намерен жить в нашей стране. 17 октября 1959 года, то есть на 2-й день после появления освальда в столице, канцелярия президиума верховного совета ссср направила в кгб при см ссср заявление освальда с просьбой о приеме образование в советское гражданство. Учитывая полную неясность личности заявителя, а в дополнение то обстоятельство, что ни первое, ни второе главные управления кгб не знали никакой заинтересованности в отношении освальда, 20 октября 1959 года президиум верховного совета (т. Георгадзе) был письменно поставлен в известность о том, что кгб при см ссср считает нецелесообразным прием освальда в советское гражданство. 22 октября 1959 года председатель правления интуриста т. Анкудинов направил в кгб справку в которой указывалось, что 20 октября на беседе в овире освальда заверили, что на следующий день получит ответ в связи с его просьбой о приеме в советское гражданство. 21 октября служащие гостиницы «берлин», где проживал американец, сообщили ему, что ему нужно явиться в овир, но предупредили, что ему заказаны проездные документы что нанят готовиться к отъезду из страны. Освальд в овир не пошел, и был спустя некоторое время обнаружен в ванной запертого изнутри номера гостиницы «берлин» вскрытой веной. На письменном столе в апартаментах была обнаружена записка: «я прошел такой большой дорога не для того, чтобы найти смерть. Я люблю жизнь». Пострадавшему на месте была оказана первая помощь, и после он помещается в боткинскую больницу. По свидетельству лечивших его врачей освальд обладает здоровой психикой. Намерение его остаться в ссср непоколебимо и в случае, если ему будет вновь отказано в выдаче убежища, он в состоянии повторить попытку к самоубийству. Выписавшись из больницы 29 октября, освальд вновь был принят начальником овира и повторил просьбу предоставить ему право жительства в союзе. 11 ноября 1959 года заместитель председателя правления интуриста бойченко направил справку об этом происшедшем с освальдом а.И. Микояну, который распорядился тов. Семенову (мид союза и тов. Шелепину (кгб при см ссср) «разобраться и личные предложения внести в цк кпсс». В записке мид и кгб в цк кпсс от 27 ноября указывалось: «тем более, что отдельные принятые ранее, в советское гражданство иностранцы (ситринел, авшар), прожив примерно 10 лет в советском союзе, покинули нашу страну, а кроме того учитывая, что освальд еще не хватает изучен, целесообразно распахнуть перед ним право временного проживания в ссср в течение года, обеспечив работой, и жильем. В данной ситуации задачу о постоянном жительстве освальда в ссср и о принятии этот фильм в советское гражданство можно было бы решить по окончании этого срока». Цк кпсс согласился с этим мнением и 1 декабря 1959 года распоряжением № 3363-рс совет министров ссср принял решение «предоставить гражданину сша ли харви освальду, обратившемуся с ходатайством о принятии его в советское гражданство, право временного проживания при союзе в течение года, а задачу про его постоянном жительстве в союзе и многом принятии в советское гражданство решить по окончании этого срока». Тем же распоряжением были определены условия трудоустройства освальда в минске и выделение ему квартиры. Исполкому союза общества красного креста и красного полумесяца ссср было поручено назначить освальду ежемесячное пособие относительно величине 700 рублей в месяц и выбрать пяти тысяч рублей на оборудование квартиры. В начале января 1960 года освальд прибыл в минск и был поселен временно в гостевом доме. Совет народного хозяйства направил его с зодиакальным согласия на радиотехнический завод, необходимо учитывать, что, как подметил освальд, в процессе пребывания на военной службе, в америке он изучал радиотехнику. Благодаря тем, что: в январе городской совет не мог распахнуть перед ним квартиры близ завода, с согласия американца, было решено, что человек получит квартиру спустя некоторое время в квартире, строительство которого заканчивалось. Судя по материалам агентурной технологии где освальд был взят в минске кгб при см белорусской сср, на предприятии были созданы все условия затем, чтобы освальд освоил дело. К кому-то был прикреплен отличный специалист. По информации агентуры, освальд даже в пору его пребывания в москве и во времена 1-й период проживания в минске относился точнее сказать лояльно к советской действительности, не высказывал никакого недовольства условиями, в которые был поставлен. В апреле 1961 года освальд женился на двадцатилетней м.Н. Прусаковой, ассистентке аптеки в третьем случае клинической больницы г. Минска. Прусакова родилась в северо-двинске архангельской области, рано потеряла мамка и жила в ленинграде из членов семьи отчима, работника ленинградского коксогазового завода. После завершения ленинградского фармацевтического училища в 1959 году приехала в минск и жила близкие дяди по матери, сотрудника финансового органа прусакова и.В. Вскоре после замужества, в июле 1961 года, прусакову обсуждали за безынициативность на комсомольском собрании больницы и исключили из рядов влксм с связи с тем моментом, что порно-зайка не принимала никакого прохождения комсомольской работе, а при обсуждении собственного дела допустила неправильное высказывание. При этом, по агентурным данным, к такому варианту времени было уже все знают, что освальд разочаровался в своих собственных планах бытия – советскими разработчиками, отказался от первоначальных намерений поступить в технический вуз или посвятить себя работе переводчика. К примеру, в общении освальд заявил, но это не считает, что социализм есть более прогрессивное явление, что его применение не представляет себе способов объективной оценки преимуществ социализма перед капитализмом. Никакой не может быть здесь объективности, — продолжал он настолько как суждения любого человека являются следствием влияния его воспитания, которое полностью выбирает и раскрывает взгляды этого иностранца». Когда спор перешел на сравнение сша и ссср, освальд сказал, что «в советском союзе есть такие ограничения, которые ему не нравятся и что в своей представлении являются отрицательными». На вопрос одной из знакомых, почему он приехал в советском союзе, освальд 13 января 1961 года сказал, что он человек одинокий и ему все одно, где жить. В декабре 1960 года освальд установил переписку с посольством америки в столице и начал изыскивать возможность к возвращению в сша. Для решения этого вопроса американское консульство пригласило его в москву. В июне 1961 года освальд с женой посетили американское посольство, затем начали оформление выезда из ссср. Освальд и его жена скрывали от окружения ваши планы. Впрочем принимались меры к тому, чтобы склонить прусакову к отказу от намерения выехать в америку, именно, несколько таких бесед провел с ней ее дядя. Однако, это не дало никаких итогов и после того как делу был выдан официальный ход, кгб при см белорусской сср поставил вопрос перед кгб при см ссср про то, чтобы разрешить им выезд из страны. Учитывая, что ли харви освальд не получил советского гражданства, срок его временного проживания в ссср истек, пароль или логин, что бы компрометировали его, например, в связях с американской разведкой, не было, а также, при выборе такой одежды учтите, что освальд да его жена по месту землю и жительству к сведениям секретного характера никакого касательства не знали, кгб при см ссср не препятствовал их выезду. 17 марта 1963 года освальд-прусакова, проживавшая наряду с мужем в гор.Даллас (штат техас), обратилась в консульский отдел посольства ссср в соединенных штатах америки с просьбой предоставить ей шанс вернуться в союзе на регулярное жительство, с таким фактом, чтоб поселиться у сослуживцев в ленинграде. Вновь она подтвердила это драгоценное ходатайство письмом от 13 июня с.Г. Где именно, говорилось: «мой муж заявляет искреннее желание вернуться вместе со мной в ссср. Очень прошу помочь производителю в этом. Для нашей команды здесь мало утешительного и ничего не держит. Я временно осуществлять деятельность, не могу, в случае, ежели бы и нашла работу, а мой муж часточастенько нетрудоустроенным. Обитать, здесь участникам ресурса очень трудно. Никаких средств, чтоб я могла отправиться в посольство, не на одних оплату больницы и т.Д. И не имея на то рождении ребенка». (Прусакова выехала в сша с 3-месячной дочерью, а по сообщению информационных агентств, недавно у нее родился второй ребенок). В заключение письма говорится: «сделайте нас снова счастливыми, помогите нам получить обратно, то,что мы по глупости потеряли. Мне хочется, чтобы, и обратной мой ребенок был рожден при союзе». Показательно, какие в самом начале ходатайстве от 17 марта 1963 года прусакова писала, что ее супружник останется в сша. В октябре 1963 года освальд обратился в советское посольство в мексике с просьбой выдать ему визу на въезд в рф на систематическое жительство. Оба ходатайства рассматривались мид рсфср. Благодаря тем, что родственники освальд-прусаковой, проживающие в ленинграде, не выразили желания принять ее, ей было отказано в решении на въезд в рф. По тем же мотивам было отклонено ходатайство освальда. В ноябре 1963 года освальд прислал в советское посольство в вашингтоне письмо, в котором сообщал, что фбр интересуется его деятельностью по причине тем, словно он являлся секретарем «комитета за справедливую политику в отношении кубы» в москве новый орлеан. Характерно, что немедленно, после ареста освальда в сообщениях американских телеграфных агентств делались намеки на его выступления раньше в поддержку кубинской революции и вступление в дело распространении листовок в защиту кубы. Как во время пребывания освальда и бетона жены в советском союзе, так и после того, как они покинули нашу страну, комитет госбезопасности никакого оперативного заинтересованности в них не проявлял. 28 ноября 1963 года.<br>З артыкула палкоўніка “мы беременны цивилизацией будущего, или заметки неомарксиствующего антимарксиста” в этой публикации затронут лишь оптимистический вариант развития человечества. Прочие вероятности у вас не рассматриваются. Мы говорим о процессе, не менее значимом, чем возникновение цивилизации. Даже больше значимом, нежели то «осевое время» истории (iii — iv вв. До н.Э.), Которое предопределило по ясперсу все бытие человечества, его достопримечательности и цивилизацию за последние два с половиной-3 тысячи лет. Сразу с нашего времени можно вести отсчет нового «осевого времени». Расширение и выполнение новых парадигм цивилизации (оптимистический метод) ранее и активней будет проводиться — и во многом уже происходит — в европейских странах, северной америке, японии и некоторых иных форпостах «первого» мира. Лишь постепенно, через уже давно оно станет распространяться на «второй» и на «третий» мир. Первая парадигма нарождающейся цивилизации — материальное изобилие, достаточное для удовлетворения жизненных потребностей большинства членов общества, опережающее рост потребностей или — в течение жизни одного поколения — догоняющее этот рост. Вторая парадигма цивилизации со времени ее возникновения — это существование общества как экономически вынужденной необходимости, которой диктуется неравенство социального статуса и реальных возможностей детей, отношения власти и подчинения как основы распределения жизненных благ и уже общественного устройства. Это цивилизация иерархическая: каст, сословий, классов, корпораций. Это «цивилизация выживания»: не только лишь экономически, но и социально. В чем новизна второй парадигмы зарождающейся цивилизации? Существование общества перестанет быть финансово» вынужденной необходимостью: материальное благополучие всех, поддерживаемое свободным, добровольным, лично желанным творческим трудом немногих, делает социум полностью договорным содружеством — делом вольного выбора каждой личности и каждой группы. Целостность мегаполиса и характер его устройства из объективно вынужденных становятся человечески предпочтительными, которые основаны на потребности в коммуникации и планетарном «чувстве человечества» как особого «родового» единства, особенного самосозидающего феномена в мироздании. Вертикальная — иерархическая — организация общества уступает место горизонтальной полисистеме социальных образований для использования свободного времени по личностным усмотрениям.Жесткая определенность жизненного статуса заменяется множественностью и многообразностью возможных статусов личности и свободой их персонального выбора, не ограниченной даже пространством (в течении простоте и оперативности информационных связей людей и групп в масштабах планеты). Социальная принадлежность личности — за исключением принадлежности к человечеству — станет при том весьма относительной и «своевольной». Третья парадигма аналогично причисляется к социальному строению общества. Вся цивилизация от ее начала базировалась на государственной организации современных людей, и общественной необходимости этносов или наций (в невероятном смысле: как сообществ единого языка и менталитета, независимо от сугубо этнической принадлежности). Нынешняя функция государства — перераспределение благ при присутствии целостности, стойкости и безопасности общества. Других механизмов социального самосохранения цивилизация наверное, не использовала. Не использовала она — даже в многонациональных державах — и других механизмов культурного самосохранения, кроме наций (в т.Ч. Этносов). Нации или «народы» (от этносов до народа сша) самоидентифицируются, имеются и развиваются как социопсихологические целостности благодаря разделению на своих» и иных» (отделению «всех из «них», причем эти они» — «другие же не обязательно представляются как «враги», однако  постоянно как «чужие». Народы могут быть в разной степени «закрыты» или «доступны для общения с прочими народами, однако их существование как долговременных исторических образований всегда основывалось на разделении «мы» и они». «Национальная принадлежность» с ее неспособностью видеть в прочих» не «чужих» делала человека зависимым психологически даже наиболее государственное устройство общества — зависимым социально. Уже в нынешнее время национальные экономики являются как можно более неперспективными. Транснациональные компании окончательно перешагнули государственные границы. Единство информационного пространства совершит еще более шаткой и относительной власть государств над сознанием масс. В первой половине xxi в. Надо ожидать объединения всего «первого» мира, в общую негосударственную систему, а спустя какое-то время и обучения общепланетарного самоорганизованного сообщества. Четвертая парадигма — культура. Она обязательно будет определять цели и ценности человека, возможность и подбор средств, их реализации и т.Д. Но до сих пор культура для начала «обслуживала» цивилизацию. Ключевой задачей новой цивилизации станет «обслуживание» культуры. Нарождающаяся цивилизация будет осознанным «инструментом» культуры и ее — максимально благоприятной — «средой обитания». Изначально цивилизация оставалась цивилизацией национальных культур (в максимально общем смысле) и региональных — в т.Ч. «Имперских» — межкультурных объединений, чей менталитет и взаимодействие зависели от религиозных (вообще идеологических) и социально-архетипических (исторически изменявшихся) сходств и различий. Взаимовлияние и диалог культур были, обычно, чаще и глубже, нежели в нашем быту народов, но общечеловеческое единство культуры существовало только как «родовая потенция» и при всех отклонениях — как некая «векторная тенденция» исторического развития. Культура новой цивилизации будет общепланетарной. Это — культура «лицом к лицу» с космосом, и оно «лицом к личику» придает новый смысл и новое качество человечеству как духовному и социальному всеединству. В новенькой цивилизации сохранится большинство национальных языков и культур. Однако их взаимодействие станет всеобщим, постоянным, их «инаковость» окончательно перестанет оставаться «отчуждением». С момента старта цивилизации вся культура была по духу «категоричной» и постольку «императивной»: она — в любом случае — основывалась на уверенности в повседневность некого абсолюта (абсолютных добра, красоты и особенно — истины и единственно верных либо, по крайней мере, самыхнаиболеевостребованных интересных» путей поисков и получения абсолюта. Монотеисты и политеисты, нормативисты и волюнтаристы, прогрессисты и традиционалисты, фанатичные и социально «терпимые» к инакомыслящим идеологии и эпохи по глубинным своим устремлениям исходили из аксиомы единого, непреложного, всеобщего абсолюта. Даже скептики сомневались — как правило лишь в жизни единственного пути к постижению абсолюта либо в самой возможности постижения (достижения), однако не за «трансцендентальном» факте его «вообще» наличия. Наш (хх) век и политически, и социально, и культурно (и в плане науки) был наглядным и практически непрерывным историческим доказательством безусловной вредности всяких претензий на всеобщность и всеобязательность каких бы то ни было убеждений, идей, верований и мнений. Он привел к свободному распространению не менее опасного разочарования в необходимости для человека, общества, человечества всяких ценностей и идеалов, одновременно усилив жизненную нужда там.И он же (прежде всего, теоретически относительности эйнштейна и принципе дополнительности бора как мировоззренческих установках) подсказал нам «сущностный вектор» культуры грядущей цивилизации. Главным переворотом здесь будет исчезновение из фундамента планетарной культуры веры в возможность и потребность непререкаемых абсолютных ценностей, всеобязательных в каждое время для каждого человека в «безотносительные» истины с ослепительно превосходными» дорогами к ним. Открытая бахтиным и библером специфика бытия культуры как духовного диалога настоящего с прошлым и будущим при новой цивилизации окончательно превратится из «идеального фактора» и — в основном — «мысленной мифологемы» в историческую реальность, в «практикующий» менталитет. Культура как совокупный духовный опыт всей человеческой истории будет все интенсивней и шире использоваться любым сообществом новой цивилизации. В приложении же к дальнейшему общепланетарной культуре весь этот совокупный опыт из «потенциальной кладовой» станет всеобщей «пашней» социокультурной деятельности. Прошлое в свежей культуре перестанет быть «прошлым» и обернется перманентно живым настоящим, неотъемлемым «аргументом» и движущей силой любой современности, а первоклассное (как только оно будет сотворено в роли факта культуры) станет действующим «геномом» — и «метастазом» — будущего. Вся история цивилизации — в той или иной степени — обрекала личность на «двоемирие»: неизбежное раздвоение на эстетический» и внутренний» мир, на качественное и желанное, на «мое» и «чужое». Человек постоянно подвергался давлению материальных и социальных условий, наполовину не зависящих от него. Он очень был вынужден выбирать между эгоизмом и альтруистической жертвенностью, конформизмом и нонконформизмом, которые неизбежно ограничивали свободу его развития и самоутверждения, порождали — осознанную или подсознательную — экзистенциальную неудовлетворенность жизнью, психологическую необходимость в защищенности от человека, и от самого себя, в душевной «самоцензуре» и духовных «авторитетах». Он жил с неразрывно двояким чувством обиды и чувством вины, почти непрерывным противоречием между «сознательным» и «бессознательным». Фрейд не выдумал это противоречие, но ошибочно прописал ему родово-человеческий, исторически вечный характер. Во внутреннем мире личности «запретительная» система моральных «нонсенсом и категоричных этических «должен» постепенно уступит место предпочтению красоты. Само понятие «личность» при новой цивилизации потребует пересмотра: хотя бы в своем социокультурном значении. Возможность (и в всех — привлекательность) совмещения в своем внутреннем мире разнообразных взаимодополняющих ценностей и устремлений будет еще более «раздвигать» границы нашего «я» и превращать его из «односистемного» в полицентрическое и полиморфное — «полиличностное» — образование, внутри которого эти разные «люди станут не столько противоречить и в борьбу, но и в диалог. Это и является важнейшею предпосылкою отмены извечной вражды и дискомфорта между «сознательным» и «бессознательным» в личности. Речь не идет о «всеобщем наслаждение от жизни, и перманентной гармонии между слушателями а еще «внутри» собственно человека. И для новой цивилизации не испарятся, и это входит в условия нашего «родового» быта и развития) фанатичные «ниспровергатели» и вечные нонконформисты, вообще «несчастные» от несовершенства мира и элементарно по складу психики. Не исчезнут страдания по самым различным поводам и причинам, а вот в человечестве и человеке «один на один с мирозданием» — усилится и обострится ощущение трансцендентальной трагедийности своего бытия, еще многого «экзистенционального», зачем у нас на данный момент и названий-то не имеется… (1996 г.)<br>Стэнаграма сустрэчы м. С. Хрушчова з творчай інтэлігенцыяй 17 снежня 1962 года — пусть меня извинят каждый любители джаза, однако если лично у вас в наличии свой отзыв, иногда и меня не лишайте моих чувств, моих мнений, моих вкусов. Не люблю этой музыки! Не понимаю! Не понимаю! (Тяжело дышит.) Каждый должен играть на загородном музыкальном инструменте. И посетители скажете, что это такое оркестр? А я скажу: нет, это служит какофония. (Кричит.) Джаз такой шаг будет, джаз!!! Товарищ полянский вот, видите, какой он – молодой сидит. Он мне рассказал, что на днях имел семейное торжество. Выдал дочь замуж. И все чаще, он говорит, сошлась молодежь на праздник. Один студент пришел под эту свадьбу приглашенный и доставил молодым подарок. «Вот, — говорит, — картина». Я, говорит полянский, посмотрел эту картину и спрашиваю: «а что это? Что тут изображено?» — «Как, неужели вы не видите, что составление?! Уточнение лимон». — «Как же? Лимона тут нет», — отвечает полянский. «Но вам, что обязательно, чтобы этот подарок был круглый? — Говорит студент. — Вот что такое лимон — желтая полоска на предлагаемой картине». Товарищи, ежели речь идет о изображение лимона, на случай если это картина, то тогда новорожденный ребенок тоже уже художник. Это лимон?!! Я раз в жизни, года два или три, был у порно художников, когда я к таким художникам-новаторам пришел в манеж. Там также довольно приличный парень выставил свою картину и назвал ее «автопортрет». Как его фамилия? (Ему подсказывает сидящий с его секретами рядом ильичев, хворь не расслышал.) Жутковский? (Снова подсказывают.) Ах, нет, жутовский. Ну и фамилия! Так я хотел, вы меня извините за определенную грубость, я хотел взять два автопортрета, рядом поставить, и, я сказал, мне их подготовили. Возьмите мне лист картона и вырежьте там дыру. Если эту дыру наложить на автопортрет этого жутковского или жуковского, чтобы вы метра» на четыре удалились, и спросить вас, это какая часть тела человека изображена, то девяносто пять процентов ошибется. Кто скажет «лицо», а кто скажет другое. Ведь сходность с упомянутым другим полное. И это живопись?!! А давайте этого товарища сюда! Вы получите замечательную возможность спорить, вам наверное, это не приятен — манера, почерк художника — это нюансы и споры между художниками. Но простой человек вынужден увидеть, что такое нормальный человек, красивый человек. Что и необходимо от художника — приятность. Вот товарищ евтушенко, как бы это сказать, попал в защитники подобного направления в мастерстве. Я не знаю, может быть, я не понимаю этого. Но я человек нейтральный. Жизнь меня, так сказать, вышколила — бороться так бороться. Поэтому я и наклон занимаю такая ситуация, когда я не могу нейтральное положение занимать. Мне нравился у винниченко рассказ «пиня». Там показан еврей в тюрьме. Сидела группа в тюрьме, вот среди этих арестованных был анархист, такой удалый, знаете. Героический человек. И вдруг этот еврей пиня, совершенно забитый такой, скромный человечек, — но в контексте анархиста совершенно беспомощный человек посещает камеру. Чтобы доказать на практике никчемность власти и правоту взглядов анархистов, пиню выбрали старостой. А, когда он стал старостой, он стал распоряжаться, кому парашу выносить. А когда эта камера задумала убегать и они сделали подкоп, кто же первый должен через дыру бежать? И бросили жребий — анархисту первому выпала честь убегать и он отказался. И в такой ситуации пиня сказал: «я — староста, я — первый». Именно так! И я — тоже пиня. Я — секретарь центрального комитета. Учитывая вышесказанное я не имею права занимать нейтралитет. Желая помочь я иду «на вы». (Аплодисменты.) Ну товарищи, неужто это живопись??? Товарищи!!! Но я не понимаю, товарищи, вот это самое, товарищи. Вот скульптура неизвестного. Это скульптура? Вы меня извините, я с ними беседовал, а, если я это посмотрел, я, это, спрашивал их: «слушайте, вы, товарищи, а вы настоящие ли мужчины? Не педерасты вы, извините? — Говорю. — Уточнение педерастия в искусстве, а не искусство». Вот и почему, я говорю, педерастам несколько лет дают, а этим орден обязан быть? Почему? (Аплодисменты.) Если общественность судит это как преступление, то оно и касается этих различные. Именно это круче, чем! Потому что он творит, и риск, на самом деле, хочет воздействовать на общественность. Он же это не для просмотра, не для декорации собственного квартиры делает. Нас призывают, чтобы мы были ноями и все в ковчег взяли. Я не знаю, действительно ли ной брал все чистое также не чистое. Я мозгую, ной был неглупый человек и, наверное, не брал. Это выдумали. Вероятно, не брал. А? Которой вы говорите? Из зала крики: «взял». Хрущев: — взял? (Смеется). Теперь вот данный неизвестный нечто неизвестное выставил. И полагает, что он теперь известный. Эти скульпторы, по-моему, медиумы. Вот он написал, вылепил, создал, а наша команда ходим и не понимаем, что подобное? Следовательно: мы — виноваты. (Долгая-долгая пауза. Зал притих). Если бы эти «товарищи неизвестные» стали бы товарищами широкоизвестными и преобразовали в бы свой центральный комитет, так, вы бы, наверное, нас не пригласили ни на что заседание. А мы вас пригласили!!! (Продолжительные аплодисменты). Давайте спросим, вызывает ли такое какое-нибудь чувство? Я не знаю, кто сколько средств потребляет. Этот неизвестный довольно популярный, если посчитать, сколько он стоит государству. Вот. (Пауза. Ему кто-то – что-либо шепчет).Хрущев орет неизвестному: — дорогой мой, вы знаете, сколько надо поработать шахтеру, чтобы добыть количество меди? Вы знаете? Нет, вы ищете. А я в курсе. Потому что сам шахтер был. Это что с неба упало? Вот я товарищу шелепину говорю, он у нас теперь партийно-государственный контроль: «проверьте, откуда медь берет. Может быть, союз художников нерационально распределяет полученную медь. Здесь художники — они как шпионы… Сами нарисуют, а затем не знают пока, что нарисовали. Зашифровали, значит, так… И они вместе собираются… Капелька по капельке… Как поток целый. И полагают, что сериалы наши друзья. В нашей компании таких друзей… Берия, ежов, ягода — оно ягодки одного поля… Поэтому надо следить… Орган иметь. Меч нашего социалистического государства обязан быть острым.Я это еще раз повторю, как уже говорил. Врагов мы имеем, это данность. Имеем капиталистические страны сильнейшие, и было бы неправильно не следить за их агентами… Полагать, какие преимущества мы такие добренькие, не стоит… Меч понадобится содержать острием против противников и дабы он не был направлен против своих людей. Я — человек старого режима. (Смех в зале). Я впервые увидел жандарма, товарищи знают, я им рассказывал, когда мне было двадцать четыре года. На рудниках не существовало жандармов, полицейский у нас был — казак клинцов, который ходил и пьянствовал с шахтерами. Никого, кроме урядников, не было, и порно-актрисы за порядком следили, а сейчас в всех районе начальник мвд плюс оперуполномоченный… И не хватает чтобы порядок навести. Надо навести порядок, но не перегибать, надо людям дать работу согласно их способностям. Вот мы недавно отмечали пятьсот лет со именин этого художника — леонардо да винчи. Политбюро приняло постановление, чтобы пятьсот лет отметить. Срок немалый, потому как художник его заслужил. Вы на его картины посмотрите… Он итальянец, я не ушел в италии, а смотрю — и любые понятно. Почему? По этой причине, что с душой рисовал. Ведь в нашей компании? Мы сейчас правильные шаги примем, однако, если мы готовы щуриться и исполнять вид, кто не замечаем, как наше рядом провокации под маской художники устраивают, то никакая умная резолюция не поможет… (Голоса из зала: «правильно»). Хрущев: — я сам знаю, что правильно… Здесь доводят ситуацию до абсурда… «Художник», — мне говорят. А еще что, что художник. А почему он лучше простого рабочего? «Войти в положение надо — натура». А что получается, товарищи? Вот он стоит, как наполеон, сходу реки, руки скрестив, а мимо него по дону, извиняюсь, дерьмо плывет, а мы на это смотреть должны. И данные изделия вы называете искусством… Нет, если мы позволяем эту задачу, значит, мы никогда не коммунисты. Нельзя этого делать… Необходимо претворить в жизнь условия, надо привести условия для труда… Я не хочу обидеть негров. Однако по-моему, эта песни негритянская. Я о джазе… А?.. Чего?.. Вот когда выступал американский джаз, я сидел с послом америки томпсоном. Я глянул и говорю ему: «замечание негритянская музыка». Я не хочу ее осуждать. Каждый народ имеет свою историю, и, видимо, они родились с данным процессом, они привыкли к такому, им это нравится. Но я родился в русской деревне. Воспитывался я на русской музыке, народной музыке. Поэтому мне приятно слышать, когда поют песни соловьева-седова, хотя он не седой, а соловьев. По душе песни других исполнителей и поэтов. Я люблю слушать музыку товарища евтушенко «хотят ли русские войны», хотя там существуют некоторая спорность. Однако в общем, и написано хорошо, и песни хорошая. Я люблю слушать эту… Как все… Мой приятель, так сказать, не по возрасту, андрей малышко, «рушничок» написал. И в жизни мне так прекрасно не существовало. Мне бы постоянно хотелось ее слушать. Мне тут товарищ полянский рассказал… У него на свадьбе обсуждался сей вид искусства музыкального. И также некоей юнец говорит: — ну просто изрекает истину: «мы, говорит, утратили мелодию». Это он больше говорит: «мы — народ». За народ, значит, говорит, за общество, что это утратило мелодию. Поэтому джазу дано сейчас развиваться. (Пауза). Быть может, это немодно, старорежимно… Но я человек по возрасту старорежимный… Мне импонирует слушать, когда ойстрах играет на скрипке. Почему мы сегодня должны пойти и взять на вооружение джазовскую музыку? Скажут, что это такое новшество. Но как тогда называется этот танец?.. Свист или вист? Твист? А вот что это?!! Говорят, существуют секта — трясуны. Безусловно, существует такая. Трясуны!!! Я знаю речь идет о приложение произведениям чекистов. Они этим занимаются. Я их (трясунов) не видел, но они (чекисты) мне докладывали, что есть за секция… Говорят, там так танцуют!!! Точнее сказать до изнеможения, понимаете ли. Потом падают, понимаете ли. Но это танец?!! Почему мы вынуждены отказаться от своего танца — народного? Я, как бы это сказать, бродячий человек своеобразно положению в партии. Я уж не говорю: русские, украинцы. Возьмите узбеков, казахов, любые народы — танец у них плавный, красивый. Что, слушайте, это же неприлично!!! Такие жесты делать определенными частями тела!!! Это неприлично в окружении. И все это новое?!! Я считаю, товарищи, давайте ведь постоим за старину. Да, за старину. Чтобы не поддаваться этому упадничеству. Я, черт, не знаю, какие тут слова употребить… з даклада прэзідыума цк кпсс на кастрычніцкім пленуме цк кпсс (не пазней за 13 кастрычніка 1964 г. Дакладчык — член прэзідыума цк кпсс, намеснік старшыні савета міністраў ссср д.С. Палянскі) товарищи! Суть дела заключается в следующем. За последние десять лет по причине тов. Хрущева у нас создалась нетерпимая обстановка. Тов. Хрущев, сосредоточив в персональных руках неограниченную власть, обнаружил полное неумение, кроме того нежелание правильно пользоваться ею. Тов.Хрущев особенно за последние сутки вышел из контроля цк кпсс и его президиума. Он возомнил себя непогрешимым, зазнался, стал претендовать, без любых к тому оснований, в качестве великого теоретика и практика марксизма-ленинизма. Для партнера в ххi веке стали обычными высокомерие, грубость и нетерпимость к товарищам. Все достижения партии и народа, победу ленинского курса в жизни нашего общества он приписывает не партии, а себе лично. На каком бы то ни было любую существенном мероприятии в нашей стране, на всем обязательно должно стоять клеймо: «сделано хрущевым». Что до способов и стиля, то характерным в подобном плане является практика его руководства работой президиума цк кпсс. Такие усилия», как гневный окрик, командование, грубые нецензурные оскорбления, матерная брань, стали постоянной нормой его поведения. Так он нередко доводит товарищей до стопроцентной душевной депрессии. Он перестал являться же с элементарными приличиями и нормами поведения и таким образом отвратительно сквернословит, что, как говорят, не только уши вянут, — чугунные тумбы краснеют. «Дурак, бездельник, лентяй, вонь, грязная муха, мокрая курица, дерьмо, говно, жопа» — это исключительно «печатные» из употребляемых им оскорблений. А наиболее «ходкие», к которым он прибегает весьма чаще, никакая бумага не выдержит и язык не поворачивается произнести. Что сыплется без разбора даже в присутствии женщин. То есть, тов. Хрущев стремится установить личную диктатуру, поставить себя над партией, над ее руководящими органами, над всей страной. Теперь стало понятно, что партия сталкивается с партнером, который на поле культа личности сталина, по натуре, выдвигает культ своей личности. Никому общеизвестно, что в нашей компании разработан и безмерно раздувается особый миф о якобы «великом десятилетии» в развитии нашей экономики. Доказывается, будто за 10-15 лет на протяжении которых тов. Хрущев находится у власти, в бытовом развитии страны произошли чудеса. Здесь вроде бы в недалеком будущем наступит коммунизм. Бесспорно вы мы могли только радоваться, если бы это было так. Но мы коммунисты и должны смотреть правде в глаза. В прошлом году в такой ситуации возникли существенные сложности даже с хлебом. Из-за этим тов. Хрущев предлагал ввести карточную систему. И это через 20 лет после войны. По воле тов. Хрущева мы шарахаемся в фермерском хозяйстве из одной крайности в другую. Сегодня всюду, до самого северных регионов, заставляем сеять кукурузу, а потом как обожглись на ней, вложили много вложений и труда и ничего не завоевали — даем отбой. То кричим: внедряй в животноводство «елочку», то «елочку» долой — давай «карусель». Действительно, карусель получается! Наша страна не раз оказывалась втянутой все то, в одну, все то, в иную ситуацию, при которой становилась очень близкой опасность войны. Вспомните суэцкий кризис. В подобных обстоятельствах мы находились на волосок от огромной войны! А на каком основании воевать? Однако с египтом у нас не имелось даже договора о взаимопомощи; не существовало и просьбы о помощи. Да и равно как можно было почти вступать в бой? А пресловутый «берлинский вопрос»! При встрече тов. Хрущева с кеннеди в вене из-за этого вопроса дело дошло до подобного накала, что кеннеди заявил: «раз так пойдет и дальше, то погода в европе в в нынешнем году станет отвратительной». Он имел в виду войну. Нынче о карибском кризисе. Тов. Хрущев самодовольно настойчиво может сказать, что сталину не получилось проникнуть в латинскую америку, а ему удалось. Только авантюрист может утверждать, будто в наше время наше государство может оказать реальную военную помощь странам этого континента. Однако он отстоит от нас на расстоянии многих тысяч километров и отделен океанами. Как туда переправить войска, как снабжать их? Ракеты в данной ситуации не подойдут они сожгут страну, которой надо помочь, — лишь. Спросите любого нашего маршала, генерала, которые ответят, что планы военного «заглядывания в южную америку — это бред, чреватый громадной опасностью войны. В свете всего этого особенно ярко виден авантюризм программы по вопросам кубы. Тов. Хрущев заявил, что если сша тронут кубу, то наша компания нанесем по ним удар. Он настоял на том, затем, чтобы на кубу были направлены наши ракеты. Это вызвало глубочайший кризис, привело мир на грань ядерной войны, это может напугать перепугало и самого организатора столь опасной затеи. В отсутствие другого варианта, нам пришлось принять все фантазии и капризы, продиктованные сша, до самого позорного осмотра американцами наших кораблей. Но вы знаете, что поражение в карибском кризисе тов. Хрущев также выдает за победу. Выше, он и далее намерен идти этой же дорогой, то бишь путем авантюр. Недавно он членам президиума цк заявил буквально следующее: «надо заключить с кубой договоренность о взаимопомощи. Будут кричать, что данное авантюра. А еще черт с ними — пусть кричат». Откровеннее не скажешь. Грубость и несдержанность, высокомерие и оскорбительные выражения он проявляет в разговорах с руководителями братских стран. Мао цзэдуна он публично назвал «старой калошей», тот узнал обо всем этом естественно, пришел в ярость. В недопустимом тоне изрекал он и соединяющего георгиу деж в период нахождения в румынии, грубо вмешивался во внутренние дела румын. Несколько лет назад в диалоге с бен беллой, этим лучшим другом кастро, тов. Хрущев назвал кастро быком, готовым броситься на любую красную тряпку. Настороженности социалистических государств в отношениях с нами немало способствует и то, что тов. Хрущев вынашивает планы добровольного присоединения к советскому союзу болгарии и монгольской народной республики. Требуется разобраться, и в таком нужном вопросе внешней политики нашей партии и государства, как оказание экономической и финансовой помощи другим странам. Хрущев хочет за счет интересов родины быть добрым и этим завоевать себе авторитет. Результаты во многих обстоятельствах оказались плачевные: съев тот факт, что наши кондитеры им дали, руководители главных из этих стран отвернулись от нас. Существует несколько примеров. В гвинее при помощи ссср построен аэродром, консервный и лесопильный заводы, электростанция, радиостанция, холодильник, госпиталь на 500 мест, гостиница, политехнический институт, животноводческая ферма, ведутся геологоразведочные и изыскательские работы. А сколько туда поставлено автоматов и устройств! И все это брошено псу под хвост. Его еще называют беговел социалист секу туре вышиб нас оттуда и вообще не разрешил пользоваться при полетах на кубу аэродромом, который мы построили в конакри. Около 200 миллионов золотых рублей были отданы индии, эфиопии и другим странам в режиме безвозмездной помощи, без учета огромных средств и оружия, отведенных для их вооруженных подразделений. В нынешних реалиях общая сумма советских кредитов только для 20 развивающихся стран составила 3 млрд 400 млн рублей в неожиданных деньгах. Уместно сказать о зарубежных поездках тов. Хрущева. Всего за прошлый год тов. Хрущев находился в поездках за границей и софтов стране 170 суток, а теперь, когда 1964 год еще не закончился, он отсутствовал в офисном здании 150 дней. Если к данному добавить, что пользуясь услугами 1963 году им было проведено 128 парадных приемов, обедов и завтраков, т.Е. Каждый третью ночь, то, сколько же времени приходится на должность? Он ездит с огромной свитой, к тому же в отдельные поездки берет, кроме банковских работников, огромное количество разнообразных людей. Например, в америке с ним ездили 150 бойцов. В каждую поездку он берет дорогостоящие подарки: самолеты, автомашины, меха, ружья по спецзаказу и т.П. Иногда дает их людям недостойным. Например, секу туре подарил «ил-18». В египет повез две автомашины «чайка», автомашины «москвич» для мальчиков и девочек насера и прочие. Там конечно же подарили автомашины ему и жене, дочери и зятю. Разрешите на примере посещения египет показать крайнее своеволие тов. Хрущева. Перед его отъездом на президиуме был поднят и вопрос о присвоении насеру звания героя ссср. Все высказались против. Казалось, вопрос решен. Вдруг с дороги — шифровка: «насеру надо присвоить звание героя. Пусть георгадзе вылетает в каир с наградой». Все были поражены, за какие заслуги присваивать насеру столь высочайшее звание? Довод: насер словно строит социализм. И какой это будет социализм? Сам насер порой заявлял, что это социализм «во имя аллаха, великого и всемилостивого», а «основы» его заложены якобы в коране. Пока висела смертельная опасность в суэце, насер — наш друг. Миновала гроза, и послышались другие песни. «Мы разгромили врага посредством аллаха», — рассказывал он, а о нас забыл. И теперь такому-то деятелю египта вручается орден ленина и звезда героя ссср! Престижу нашей дипломатии и государства тов. Хрущев наносит большой вред и людям, что попирает элементарные нормы международного этикета. На заседании организации объединенных наций он снял ботинок и стал стучать им по поверхности стола в знак протеста. Это позорное поведение он и пока выдает за доблесть. Или вспомните, как премьер реагировал на пресс-конференции в париже — на о том, что какие-то личности что-либо выкрикнули из зала. «На три метра в землю вобьем», — кричал он тогда во всеуслышание. Позвольте порассуждать о том, как тов. Хрущев выполняет свои прямое назначение. Скажу прямо: он сейчас, по существу, забросил их. Тов. Хрущев любит заявлять, что у нас массу замечательных кадров, а сам занял все посты — он и первый секретарь цк партии, и председатель совета министров союза, он и председатель бюро цк кпсс по рсфср, и верховный главнокомандующий, он и кгб ведет, и мид, и министерство обороны. Таковы, товарищи, факты. Тов. Хрущев всерьез убежден, словно он больше, умнее и дальновиднее всех.Везде ему хочется играть главенствующую роль: в непростой промышленности — главного металлурга, в аграрном хозяйстве — верховного агронома и животновода, строительстве — генерального архитектора и т.Д. И т.П. Хрущев постоянно уверяет, что он ленинец и, будто делает все для народа. А посмотрите, сколько в подобном семье автомашин! Сын имеет их 4, зять — 2, жена и дочь поскромнее — по одной машине. Еще за семьей закреплено еще 4 машины. В ингредиентах крупье и охраны и охраны насчитывается 110 человек. Вот вам и «ленинская скромность и простота». А как падок этот «ленинец» на призы и презенты — сложно представить! Он берет их ото любого и от трудящихся, и от капиталистов. Наград нахватал столько, что их ему становится и вешать некуда. Насколько тов. Хрущев зазнался ну как избыточно о здоровье возомнил, говорит тот фактор, что в последнее час он предоставляет возможность себе неуважительно отзываться даже о ленине, допускает нападки на него. На одном большом приеме, где было близко двух тысяч человек, таких как много иностранцев, он заявил, что великую октябрьскую революцию (а ею руководил ленин) будто бы совершили не рабочий класс и вооруженные солдаты, а бабы. Что под этим подразумевается, если не попытка принизить роль владимира ильича и вознести себя! Как только язык поворачивается произносить такие кощунственные слова! В этом свете надо самокритично оценивать и позицию тов. Хрущева в схватке против культа личности. Разве можно изображать сталина только шизофреником, маньяком и диктатором, действовавшим исключительно посредством топора и плахи? По причине этим возникает законный вопрос, но не в целях ли самовозвеличения поступает так тов. Хрущев. Сверх всякой меры похоже на это! И еще: за настоящее месяцы он все больше сопоставляет себя со сталиным. И это настораживает: сегодня только сравнивает, а завтра также на иное потянет. Появляется проблема — как же выйти из создавшейся обстановки. Мы считаем, что выложены единственно правильный способ исключить положение — поступить так как советовал ленин. Помните, он писал по адресу сталина про то, что подобный специалист «становится нетерпимым в должности генсека, поэтому, — указывал владимир ильич, — я предлагаю всем обдумать способ перемещения сталина с этого места и оговорить на это место другого человека». Как видим, альтернативного выхода борьбы с подобными явлениями, кроме перемещения, ленин не видел. Таким образом, практические меры, которые надо запомнить и которые вносятся сейчас на ваше рассмотрение, сводятся к следующему: 1. Освободить тов. Хрущева н.С. От обязанностей первого секретаря цк кпсс, члена президиума цк кпсс, председателя совета министров ссср и председателя бюро цк кпсс по рсфср. (Агт рф. Ф. 3. Оп. 67. Пакет № 223. Подлинник. Машинопись. Опубликовано: вестник архива президента рф. 1998. № 2. С. 102-125). Фальклор (сярэдзіна 60-х) товарищ, верь! Придет она — на водку старая цена! И на продукты будет скидка, ушел на пенсию никитка!<br>Хроніка падзей пачатку 60-х гадоў хх стагоддзя — апошніх гадоў хрушчоўскай адлігі 1960.02.09. Усесаюзная нарада кукурузаводаў. 1960.03.16. Прывітальная тэлеграма м. С. Хрушчова малодшаму сержанту зіганшану, радавым паплаўскаму, кручкоўскаму і фядотаву ў сувязі з гераізмам, праяўленым імі ў час 49-дзённага плавання ў ціхім акіяне. 1960.03.16. Тэлеграмы старшыні савета міністраў ссср м. С. Хрушчова прэзідэнту зша д. Эйзенхаўэру і мэру горада сан-францыска дж. Крыстоферу з падзякай за выратаванне чатырох савецкіх вайскоўцаў у ціхім акіяне. 1960.05. 01. У небе над свярдлоўскам савецкай ракетай збіты амерыканскі самалёт-разведчык “у-2”. 1960.05.04. Пастанова савета міністраў ссср аб грашовай рэформе (замене старых грошай на новыя ў суадносінах дзесяць да аднаго). 1960.05.05. Пастанова вярхоўнага савета ссср аб вызваленні к. Я. Варашылава ад абавязкаў старшыні прэзідыума вярхоўнага савета ссср і пастанова аб абранні старшынёй прэзідыума вярхоўнага савета ссср л. І. Брэжнева. 1960.05.11. Прэс-канферэнцыя міністра замежных спраў ссср, а. А. Грамыкі ў звязку з парушэннем амерыканскім самалётам паветранай прасторы ссср. 1960.05.13. Гутарка м. С. Хрушчова з савецкімі і замежнымі журналістамі на выставе рэшткаў збітага амерыканскага самалёта “у-2”, які парушыў паветраную прастору ссср. 1960.07.17. Сустрэча кіраўнікоў партыі і ўраду з прадстаўнікамі савецкай інтэлігенцыі. 1960.08.19. Запуск другога касмічнага карабля з жывымі істотамі (сабакамі) на арбіту спадарожніка зямлі. 1960.09.17. Адказ на ноту ўрада зша ў звязку з пратэстам савецкага ўраду супраць спробы ўстанавіць дыскрымінацыйныя меры ў адносінах да кіраўніка дэлегацыі ссср на 15 % процентов % % %-й сесіі генеральнай асамблеі аан м. С. Хрушчова. 1960.09.23. Прамова і заява кіраўніка савецкай дэлегацыі м. С хрушчова на 15 процентов процентов процентов процентов процентов-й сесіі генеральнай асамблеі аан. 1960.11.17. Урачыстае адкрыццё ў маскве універсітэта дружбы народаў. 1960.12.01. Запуск третьего космического корабля с живыми существами (собаками) на орбиту спутника земли. 14.01.1961. Нота протеста правительства ссср правительству сша в связи с провокационными действиями американских боевых кораблей в нейтральных водах карибского моря в отношении советского танкера «свердловск». 1961.01.20. Поздравительная телеграмма председателя совета министров ссср м. С. Хрущева и председателя президиума верховного совета ссср л. И. Брежнева президенту сша дж. Ф. Кеннеди в связи с инаугурацией. 1961.02.10. Протест правительства ссср правительству франции в связи с нападением над водами средиземного моря французского военного самолета на советский гражданский самолет, на борту которого находился председатель президиума верховного совета ссср л.И. Брежнев. 1961.02.14. Заявление советского правительства в связи с убийством патриса лумумбы. 1961.04.12. Первый в истории человечества запуск космического корабля с человеком на борту — гражданином ссср ю. А. Гагариным. 1961.04.23. Послание президента сша дж. Кеннеди председателю совета министров ссср м. С. Хрущеву и послание м. С. Хрущева президенту дж. Кеннеди в связи с вооруженным присутствием ссср на кубе. 17.06.1961. Указ президиума верховного совета ссср о награждении первого секретаря цк кпсс, председателя совета министров ссср, дважды героя социалистического труда м.С.Хрущева орденами ленина и третья золотая медаль «серп и молот» за выдающиеся заслуги в руководстве созданием и развитием ракетной промышленности, науки и техники. 1961.07.25. Всемирный фестиваль молодежи в москве. 1961.08.06. Запуск космического корабля «усход-2» с пилотом летчиком-космонавтом г.С.Титовым на орбиту спутника земли. 1961.08.31. Заявление правительства ссср о возобновлении опытных испытаний ядерного оружия. 1961.09.01. Уведомление об учреждении института советско-американских отношений. 17.10.1961. Открытие xxii съезда кпсс, принявшего новую программу («нынешнее поколение советских людей будет жить коммунизмом!») И новый устав кпсс. 1961.10. 30. На новой земле испытана водородная бомба мощностью 58 мегатонн («кузькина мать»). 15.02.1962. Указ президиума верховного совета ссср об усилении ответственности за посягательство на жизнь, здоровье и достоинство сотрудников милиции и народных воинов. 1962.04.04. Постановление президиума верховного совета ссср о применении мер воздействия за злостное неповиновение законному распоряжению или требованию сотрудника полиции или народного милиционера. 1962.06.01. Обращение цк кпсс и совета министров ссср ко всем рабочим, колхозникам, советской интеллигенции, ко всему советскому народу в связи с постановлением совета министров ссср о повышении мясной и цены на сливочное масло с 1 июня 1962 г. 1962.08.11. Запуск на орбиту спутника земли космическим кораблем «восход-3» с пилотом, летчиком-космонавтом а.Г. Николаевым. 1962.08.12. Запуск космического корабля «усход-4» на орбиту спутника земли с пилотом летчиком-космонавтом п.Р.Поповичем. 1962.08.23. Уведомление министерства обороны ссср об упразднении комендатуры гарнизона советских войск в берлине. 1962.10.16. Запуск новой многоступенчатой ​​ракеты-носителя для космических объектов в район центральной части тихого океана.24.10.1962. Заявление советского правительства в связи с беспрецедентными агрессивными действиями сша, фактически устанавливающими морскую блокаду республики куба. 1962.10.27. Послание хрущева м.С. Президенту сша дж. Кеннеди, копия c. А. Генеральный секретарь оон у тану. М.С.Хрущев сообщил президенту сша, что с удовольствием прочел его ответ у тану, в котором выражается готовность принять необходимые меры, чтобы исключить столкновение советских и американских кораблей в карибском море и тем самым избежать фатальных последствий. 1962.10 .28. Телеграмма м. С. Хрущева тану о том, что правительство ссср принимает его предложение и поручает капитанам советских кораблей, находящихся на подходах к кубе, но еще не вошедших в зону пиратства американских кораблей, держаться подальше от района перехват. 1962.10.28. Послание председателя совета министров ссср м. С. Хрущева президенту сша дж. Кеннеди в ответ на его послание от 27 октября 1962 г. 1962.11.22-26. Пребывание в республике куба первого заместителя председателя совета министров ссср а. И.Микаян для обмена мнениями с премьер-министром революционного правительства кубы ф.Кастро и другими кубинскими деятелями о международном положении. 1962.11.27. Постановление цк кпсс, президиума верховного совета ссср и совета министров ссср о создании комитета партийно-государственного контроля при цк кпсс и совета министров ссср. Ссср. 1962.12.24. Заседание идеологической комиссии при цк кпсс с участием молодых писателей, художников, композиторов, творческих работников кинотеатров. 1962.12.29. Первый полет транспортного самолета «ту-114» по маршруту ссср-куба. 1963.03.07. Выступление м.С. Хрущева на встрече руководителей партии и правительства с деятелями литературы и искусства. 1963.05.23.Указ президиума верховного совета ссср о присвоении фиделю кастро звания героя советского союза рус.14.06.1963. На орбиту спутника земли выведен космический корабль «восход-5» с пилотом летчиком-космонавтом подполковником в. Ф. Быковским. 16.06.1963. На орбиту спутника земли выведен космический корабль «усход-6″, пилотируемый впервые в мире женщиной-космонавтом валентиной терашковой. 1963.06.27. Нота мид ссср посольству китайской народной республики в москве, в которой мид ссср требует немедленно прекратить беспрецедентную практику незаконной раздачи сотрудниками посольств и некоторыми китайскими гражданами в ссср текстолога цк кпк от 14 июня 1963 г. Обращенного в цк кпсс. Поскольку мид кнр поспешило опубликовать в печати свою тенденциозную версию вопроса, обсуждавшегося в советской ноте, и дает искаженное объяснение фактов, мид ссср был вынужден принять необходимые разъяснения в связи с заявлением представителя мид кнр. 1963.08.31. В соответствии с соглашением, подписанным 20 июня 1963 г. В женеве между ссср и сша, была введена в действие круглосуточная прямая телеграфная связь между москвой и вашингтоном (кремль — белый дом). 1963.11.23. Телеграммы м. С. Хрущева и л. И. Брежнева вице-президенту сша линдону б. Джонсону в связи с известием о трагической гибели президента сша дж. Ф. Кеннеди. 1964.04.16. Указ президиума верховного совета ссср о присвоении м.С. Хрущеву звания героя советского союза в связи с 70-летием со дня его рождения. 1964.04.30. Указ президиума верховного совета ссср о присвоении звания героя советского союза президенту республики андр, генеральному секретарю национального фронта освобождения алжира а. Бен-бела. 13.05.1964. Указ президиума верховного совета ссср о присвоении президенту азербайджанской республики гамалю абдель насеру звания героя советского союза. 13.05.1964. Указ президиума верховного совета ссср о присвоении звания героя советского союза первому заместителю председателя аар абдель хакиму амеру. 1964.10.12. Космический корабль «усход» с экипажем в составе командира корабля летчика-космонавта ю. Комарова, научного сотрудника-космонавта, кандидата технических наук к. Фактистова и врача-космонавта б. Егорова выведен на орбиту спутника земли новым ракета-носитель. 14.10.1964. Пленум цк кпсс удовлетворил ходатайство м. С. Хрущева об освобождении его от обязанностей первого секретаря цк кпсс и председателя совета министров ссср в связи с возрастом и ухудшением здоровья. Пленум цк кпсс избрал л. И. Брежнева первым секретарем цк кпсс 1964.10.15. Президиум верховного совета ссср удовлетворил просьбу м.С. Хрущева об освобождении его от обязанностей председателя совета министров ссср в связи с возрастом и ухудшением здоровья. Председателем совета министров ссср назначен а. М. Касыгин. 11.09.1971. Сообщение в газете «правда» о смерти пенсионера союзного значения м.С.Хрущева. Владимир некляев улица послесловие виктора ледзенева (вила)<br>Никогда не думал, что буду прочитать роман, в котором я буду одним из главных героев. Вот и пришлось… Странное ощущение. Как и автор романа, я не из минска, приехал в минск в августе 1961 года из москвы, а в москву из новосибирска. Я был хоккеистом, играл в командах мастеров, но моя спортивная карьера закончилась из-за травмы. Мой старший брат (тоже прототип одного из персонажей этого романа) работал в минске корреспондентом всесоюзного радио и центрального телевидения, и он предложил мне перевестись из московского педагогического института им. Института в москве) в белорусский государственный университет имени ленина. Так сказать, перевести с ленина на ленина, что не должно было быть проблемой — и все же стало проблемой: перевести не удалось. Поэтому я приехал, как и все, сдавать вступительные экзамены в университет — а в это же время из смаргони приехал володя некляев сдавать вступительные экзамены в минское электротехническое училище связи. Именно тогда я увидел его на ступеньках театра юного зрителя, куда он пришел вместе с кимом хадзеевым, гариком клябановым и другими героями минского романа, с которыми я познакомился в воскресенье, 6 августа, в сквере на улице ленина. Дата? Запомнил, потому что день железнодорожника праздновали, и отмечают его именно в первое воскресенье августа, которое в 1961 году выпало на 6 число. Так что, перенося начало романа на 1960 год, автор хронологически не слишком точен, но это не документальный роман. Во всяком случае, вы нигде не найдете документов, которые подтверждали бы, что соломон моисеевич бланк, родственник владимира ильича ленина, жил и находился в минске в 60-х годах хх века, или что гражданин сша ли харви освальд был частью анти -советская группа, готовившая покушение на жизнь первого секретаря цк кпсс, председателя совета министров ссср товарища никиты сергеевича хрущева. Однако, читая об этом, я каждый раз думал об одном и том же: хакеров не было, а могли быть.Вероятность развития событий в том направлении, в котором они действительно развивались, и в том направлении, в котором их развил автор минского романа, примерно одинакова. У входа в театр юного зрителя, собралось сорок человек. Возле крайней правой колонны, прилепившись к ней так, что, казалось, уже никогда не отклеится от этой колонны, белый мальчик в синем вельветовом пиджаке с молниями на карманах читал стихотворение о войне. Что-то такое героическое… Я не помню ни строчки из этого стихотворения, но помню, что ким, имевший чутье на талант, сказал, что мальчик может быть хорошим. И, как оказалось, не ошибся. Начались вступительные экзамены. Я поступил в университет, а володя не поступил на электротехнический факультет связи. Он влюбился в девушку, жившую на вакзальной площади (в минском романе «татарская нела» автор перенес ее на улицу советскую), и процесс влюбленности вступил в непреодолимое противоречие с процессом сдачи экзаменов. . Причем это противоречие выявилось не впервые: по той же причине в 1960 году володя не поступил в киевский геологоразведочный техникум. «В четырнадцать лет он уехал в киев изучать геологию, где драматично влюбился. Она белая, ясноглазая… Я не помню ее имени, но помню, как меня из-за нее били. Еще у нее есть пятеро влюбленных парней, с которыми я жила в одной комнате в общежитии. Старше меня, уже после армии… Закутавшись в одеяло — и тапки! Влюбиться… Я не мог с ними справиться, мой характер не позволял мне жаловаться. Он продержался, сколько мог. Один раз закашлялся — кровь на носу была. Ну, думаю, романтика романтикой, любовь любовью, а жизнь дороже. До свиданья, блондинка!…» — Вспоминает някляев в автобиографическом очерке «чудеса все в одном-единственном чуде». Володя не собирался второй раз поступать в электротехнический техникум связи, он думал поступать музыкальную школу в молодечно, но… Но, наверное, и решило все знакомство с нелой и с нами — прежде всего с кимом, к которому его тянуло не меньше, чем к неле: в нем была внутренняя притягательная сила. Внешне непривлекательный ким.«Антисоветская биография». Не я. В сибири я жил на спецпоселении для семей «врагов народа» — там были все «пленные и антисоветчики». В школу в новосибирске (школы в спецпоселении не было, к тому же я болел туберкулёзом, хроническим заболеванием казарменных детей) я пошла сразу в четвёртом классе. Председатель правления школьного пионерского отряда бил меня лицом об парту: «почему ты не носишь кефаль?!». — А я ответил: «ошейник носить не буду!» Поэтому в окружении хадзеева в минске я нашел молодых людей, которые мне не были близки, но взгляды и настроения которых были мне понятны. Чего нельзя сказать о володе, для которого то, что он услышал от нас, в первую очередь от кима, прочитанное в ранее не прочитанных книгах, было чем-то вроде землетрясения, разрушившего его прежние представления. Не могу сказать, что именно в нашей среде формировалось его мировоззрение, но влияние все же было. Мы все были старше володи, для всех он был просто мальчиком, который, стесняясь и чувствуя себя не слишком комфортно среди старших, появлялся в нашей компании изредка, общаясь в основном со мной и ким. С кимом, потому что он был гуру, и со мной, потому что я занимался спортом на радио. Сближало меня с ним и то, что судьбы наших фронтовиков были чем-то схожи: моя, репрессированная, и его, чудом избежавшая репрессий. Володя хотел стать геологом, музыкантом, боксером, поэтом, астроном, космонавт, радиотехник, но больше всего и в первую очередь он хотел стать стилистом! А представьте себе сморгонского «стилиста» в вельветовом пиджаке и карточных брюках рядом с минскими стилистами в портках-дудочках и пятнистых рубашках под широкоплечими куртками… Мы относились к нему соответственно: не замечали, иногда даже обижали, но он упорно не отступал от нас — и не отступал даже тогда, когда за «антисоветскую группу хадеева» взялся кгб. Он, 15-летний пацан (хотя мы, 19-20-летние, были немногим старше), никакого отношения к этой «антисоветской группе» не имел, просто пришел к киму за новой книгой, а хадеев в квартире только что появились «товарищи в штатском» с обыском. Решили: если на мальчика, который читает не те книги, которые следует читать, нельзя влиять, то кто знает, что из него выйдет. Тем более, что у него такой учитель… Однажды, когда мы вспоминали о тех временах и, конечно же, о киме хадзееве, я спросила володю, уже всем известного как владимир некляев: «как ты думаешь, я упал влюбиться в ким сразу?» А володя в шутку ответил, чтобы не быть слишком сентиментальным: «потому что ким носила берет». И угадал! С моего спецпоселенческого детства я настороженно относился к людям в кепках и уважал (это отдельная история: почему?) Тех, кто носил береты. Они всегда оказывались интересными, замечательными людьми — и ким хадеев не был исключением. Автор минского романа видел и помнил его несколько иначе, чем я его видел и помнил. Но найдете ли вы человека, которого все воспринимают одинаково?Пусть даже самый простой человек, а ким был самым сложным человеком из всех, кого я знала. И это нечто, и это качество в характере полковника, или сысоя, как еще называли кима, созданного в минском романе, ярко проявляется и в его отношениях со всеми остальными персонажами, и в отношениях всех остальных персонажей с ним. «Я любила костю, но не так сильно, как полковника, которого я любила, знаете, любила, как, может быть, следует любить бога», — признается героиня романа ася. — Он был единственным, кто знал столько же, сколько и все, и он был единственным среди всех, кто был на свободе в той советской тюрьме, тогда, в то время, я не боялся, не видел рядом равных ему людей , так я пришла к нему как-то ночью и сказала, что готова ему отдать, она такая дура, готова отдать ему все, что у меня есть, а он засмеялся: «а что у тебя есть, кроме пыток?» — Я впервые услышал это слово: пытка. «Так она у любой личинки есть, а что если дашь, так я возьму, иди спать…» — И я легла, а он сказал, что ему надо куда-то идти, он ушел, я ждала до утра меня всю искусали, потому что у него в постели, да какая там кровать, матрац изодранный с рваным одеялом на полу, может скорпионов и не было, но он всю ночь где-то лежал, он вернулся пьяный и спросил: «что ты здесь делаешь?…» — А когда я повторил, что он для меня как бог, и я готов отдать ему все, что у меня есть, закричал: «иди отдай все гурику , йо-йо-биш-ча!» — И толкнул меня голого в коридор, а следом и моя одежда ушла…» Согласитесь, что трудно не только любить, дружить, но и быть рядом , иметь хоть какие-то отношения с таким человеком. Ася — выдумка автора, его мечта. Создан ими, как пигмалион. Она, как и полковник, далеко не простая, но непременно такая, которую автор минского романа хотел бы встретить в своем — во многом фантастическом — городе и влюбиться в него. Такая мечта есть у каждого мальчика и мужчины, и в то же время ася как бы собирательный образ всех тех девушек, которые были нам близки, в которых мы были влюблены. Сейчас, когда я их вспоминаю, они мне все кажутся похожими на асю. Вообще я не помню автора минского романа не влюбленным. И каждый раз это было что-то вулканическое — с переходами от ясных звезд к темным глубинам. Когда у них с неллой, наконец, ничего не вышло, он чуть не бросился с моста в свислах. Большой (еще один персонаж минского романа) и я выплыли из-под моста с гробом в лодке, взяв гроб с русского театра и лодку с лодочной станции: «ну, пошли! Да ладно!..» Юмор, пусть и такой черный, очень хорошее средство против излишне романтических устремлений. Вообще не было ни дня без шуток, или, как сегодня говорят, «приколов», в нашей компания. Скажем, в те времена было категорически запрещено пить что-либо где бы то ни было, кроме как в кафе или ресторане, а всех, кто выпивал на улице, полиция буквально преследовала, штрафовала — и получала бонусы от этих штрафов. Мы поставили на ящик «гымзы» (это было такое сухое вино) с другой компанией, что выпьем на глазах у милиционеров — и они нас не задержат и не оштрафуют. А представьте себе картину: на трех лодках молодые джентльмены в галстуках-бабочках, рубашках-бабочках и галстуках одного фасона плывут от лодочной станции к мосту через свислочь, с которого собирался бросить будущий автор минского романа себя из-за безответной любви, а с ними барышни в бледных хлопчатобумажных платьях с искусственными цветами под китайскими зонтиками, — и эти странные господа с этими странными дамами под завистливыми взглядами собравшейся на мосту толпы, шумно о чем-то говоря, смеясь , поздравляя себя и распивая советское шампанское из хрустальных бокалов. Милиционеры в шоке побежали по мосту в ожидании приза — и тут какой-то мужчина в толпе (наш человек, которого мы специально для этого оставили на берегу) начинает кричать: «что вы там стоите! Сейчас мост рухнет! Они не видели, как снимают кино!» — А милиционеры одни (ведь если кино разрешено, и как их штрафовать?) Расходятся вместе с толпой… Запускали крокодилов в свислочи, ходили в баню с патефоном, на круглую площадь под гимн ссср тушить вечный огонь — что угодно! Но все наши шалости ничто по сравнению с шалостью кгб, которая вдруг засунула человека в «антисоветскую группу»! Меня задержали возле взлетно-посадочной полосы самолета в москву. Возможно, они думали, что я собираюсь бежать в америку через москву вслед за освальдом. Меня допрашивал в кгб человек, назвавшийся владимиром ивановичем. Допрос он начал с вопросов о моей радиоспортивной деятельности. Своей радиостанции у меня в то время не было, я работал на коллективной, и кто-то из «команды» радиостанции наверняка информировал «команду» кгб о том, с кем я общался по радио . И владимир иванович спросил, пристально глядя мне в глаза: зачем я, простой, как я утверждаю, хоккеист и радиолюбитель, обсуждаю с королем иордании политическую ситуацию на ближнем востоке? Никакую политическую ситуацию на ближнем и дальнем востоке я ни с кем не обсуждал, восток был совершенно не в моей голове, поэтому я даже не знал, что ответить владимиру ивановичу.А еще мы выяснили, что кгб отслеживал не только мои контакты по рации, но и по телефону: «18 декабря вам звонил некий василий. Кто это, о чем был разговор?… 5 января вам позвонила светлана. Ее адрес?..» И так допрос за допросом, день за днем… На этих самых допросах борис галушка (выведенный в минском романе под прозвищем большой), имевший диагноз шизофреник и уже знавший, что он ничего, кроме психа грозит, доводил своего следователя до исступления, требуя отвести его в туалет после каждого неловкого вопроса. «Если не вынесешь, я тебе лужу на ковре сделаю…» «Лужой на ковре» можно назвать все, что придумали белорусы гэбэшника с «анти -советская группа». И, наверное, чтобы самим не попасть в эту лужу, посадили кима хадеева и эдуарда гарачая. Остальных исключили из учреждений, из комсомола. Меня тоже исключили из комсомола, в котором я, кстати, никогда не был. Володя боялся — его раз или два вызывали в кгб и больше ни разу не трогали. Так что же нужно было отнять у него, мальчик? Как, впрочем, и от всех нас, кроме кима, который был намного старше и уже сидел в тюрьме как антисоветский активист. Мы не знали, что с нами будет, и, конечно, боялись. На допросах я все ждал вопросов об освальде, но ни меня, ни кого-либо еще о нем не спрашивали. Потом, обсуждая, кого спрашивали и кто отвечал, мы пришли к выводу, что гебешники знали об американце гораздо больше, чем мы. Но нас больше всего интересовал не американец, не он нас предал. И не полковник, потому что он давал показания, как и все мы, уже на допросах. Тогда кто? «Кто из нас стукач?» — Это главный вопрос всех наших дискуссий. Его задает автор минского романа — и так же, как и все, не дает ответа. Хотя все подозревали а.Б. Который появился в нашей компании самое позднее и как бы неизвестно откуда: его никто не приглашал — он пришел сам. Да, подозрения так и остались подозрениями, рассеявшись со временем вместе с золотым песком нашей юности. Золотая пыль юности, летящая в наполненном светом пространстве минского романа владимира некляева, — главное в романе. Пусть все не так, как написал автор, но это так: наш юный роман, чистота наших юношеских порывов, дружба, любовь, музыка, поэзия — все получилось так. И, кроме вкуса газировки с сиропом, я почувствовал в романе еще и вкус воздуха того минска начала шестидесятых, «последних лет оттепели, весенний запах которого едва долетал до минска из москвы, струясь из левый берег свислочи направо, от круглой площади до площади воли, бродил по улицам маркса и энгельса, и, вертясь, терялся в псевдоантичных колоннах тюза…» Не могу отказать себе в удовольствии еще раз пройтись с автором минского романа по улицам и переулкам, улицам и площадям нашей юности! По старому, которого уже нет, немиза — хоть немного, хоть четверть. «Старая неамига — это даже не улица, а длинный коридор огромной коммунальной квартиры. Направо и налево — деревянные и железные, кованые ворота и калитки во дворах и дворах, в которые, например, просто нельзя войти, потому что кто-нибудь, сидя у керогазы или выбивая ковер, непременно спросит: » а ты к кому?» К косте варану…» «Костя-я-я!.. — Тотчас же рявкнул тот, кто спросил, на весь двор, на всю немигу. — Ты не похож на спедрика!..» — И он опять будет беречь керогас или ковер, выбивая из него золотой песок, и даже не пытайся сказать кому-то в этом прахе, что ты не спедрик. В немизе тебя не знают, значит, ты передник. А под улицей немигая бежит немига-река…» Течет немига-река — хотя и в трубе — немига- река, время бежит, жизнь бежит. В середине 60-х мы с некляевым потеряли друг друга. Закончил техникум связи, уехал на дальний восток, на север. Я оказался в юго-восточной азии во время войны во вьетнаме. Вернувшись в минск, он профессионально занялся журналистикой. Володя поступил в литинститут в москве — и неожиданно, как в начале 60-х, снова появился в начале 70-х. Ему было уже не пятнадцать, а двадцать пять — и он позвонил мне искать работу. В то время я работал в редакции газеты «знамя молодежи» вместе с валерием холодом, у которого были хорошие отношения с главным редактором, и някляев был принят в редакцию по нашим рекомендациям. Много лет спустя по рекомендации известного поэта владимира некляева меня примут в союз писателей беларуси, он напишет предисловие к моей книге… Или послесловие, не знаю как получится) — нет спасибо за прежнее предисловие некляева, совсем нет. Это благодарность за нашу молодость, потерянную волею судьбы, дружба — и благодарность не только от меня. От всех нас, ведь сколько раз не только я, но и биг с гарриком собирались написать такую ​​книгу! И написал это някляев, не дожидаясь, пока мы напишем. Он писал для меня, для большого, для гарика — для всех. Даже для аси и для ее отца соломона моисеевича, которых до этой книги не было, а теперь они есть — и останутся с нами навсегда, как настоящие люди.Это чудо — настоящая литература. И, наконец, вот что — где и когда нам придется об этом говорить… Многие — и лично, и публично — упрекают владимира некляева в том, что он уходит в политику. Мол, это не для поэта. Признаюсь, я тоже думал: сколько времени он потеряет, сколько времени не напишет стихов, стихов, которые ему никто не напишет! Я не мог найти причин, по которым поэзия могла бы быть принесена в жертву политике. Деньги? Он все равно всегда смотрел на них. Амбиция? Он полностью удовлетворял их в своей работе. Власть? Он никогда не тосковал по ней. Тогда что?… Зная некляева полвека, я понял, что должна быть причина, — и наконец нашел ее в его минском романе и в последующих за ним «вне» в тюрьму, в которую попал автор, кандидат в президенты белоруссии, был брошен в декабре 2010 года, а закончил после тюрьмы. После того, как его чуть не убили… И где он чуть не погиб? На любимой немизе! И когда я увидела някляева, истекающего кровью, на снегу, по телеканалу «евраниус», первое, что я вспомнила, было: на этом самом месте, здесь, где коллекторная улица впадает в немигу, когда-то мы, стилагос, были разбиты бригадирами! Полицейская бригада помощи. За что? Да зря! За то, что наша компания не одевалась, как они, говорила о потолке, не думала, как они. Нас били за то, что человек не такой, как все… «Наш (xx) век в политическом, социальном, культурном (и в отношении науки) явился зримым и почти непрерывным историческим доказательством безусловной ценности любые претензии на всеобщность и универсальность любых верований, идей, верований и воззрений», — писал ким хадеев в своем философском трактате «мы беременны цивилизацией будущего…» Только общество, организованное как «договорное общество «от притязаний на всеобщность и всеобщность нас спасает содружество со свободным выбором каждого индивидуума и каждой группы. Личность и человечество — две равные и равные силы, а вся социальная организация общества — лишь инструмент их взаимодействия и гармонизации». Почему они напали на кандидата в президенты некляева и его соратников? Да, собственно, по той самой причине, что когда-то на нас напали бригадиры! Нямига изменилась — ничего вокруг нее не изменилось. Это не может продолжаться вечно… Это, пожалуй, единственная причина, по которой поэзия может быть принесена в жертву политике. Некляев пошел на это — и тут же, извинившись, преклонил колени перед стихами, написав в тюрьме, где он обрел свободу от воли, от выбора, такое стихотворение, которое даже для него, поэта невероятной энергии, невероятно. @> он невероятный человек, — мой старый друг владимир некляев. Как в жизни, так и в литературе, в реальных действиях и в фантазиях. А они, реальность и фантазия, почти одно и то же, что я могу засвидетельствовать, прожив достаточно жизнь, в которой иногда опрокидывался стакан газировки с сиропом, но чаще — без.<br><br><br>